"Почему эта женщина со мной на "ты"? — подумал директор. — И вообще — где я?" И хотел уже об этом спросить, но вовремя опомнился: директор школы не может не знать, где он находится. На то он и директор, чтобы всегда знать, где он, с кем разговаривает и почему. Второе, что заставило промолчать Николая Александровича — только что произнесенная фамилия Бубликов. Так звали его давешнего одноклассника; вместе с Валерой они действительно сотворили подляну Наталье Дмитриевне… В каком это было классе? В шестом. Ножку отломил во время перемены неизвестно кто, а вот подсунуть с виду целый стул грузной Наталье придумал он, Коля Бояринов. Может быть, в отместку за ее злопамятность, а может, за всегда презрительно выдвинутую нижнюю губу. Интересно будет посмотреть на нее, когда она шлепнется…
— Ну, что ты молчишь? — спросил полный мужчина.
Николай Александрович решился:
— Бубликова, — спросил он, — зовут Валерием? — И снова удивился своему тоненькому голосу.
— Не придуривайся, Бояринов! — лицо женщины покраснело. — Или ты хочешь из нас дурачков сделать?
Полный молча разглядывал стоявшего перед ним… кого? Кого?!
Николай Александрович кашлянул, поднял руку к галстуку, решив навести порядок в отношениях с этими странными людьми, которые неизвестно за кого его принимают. И выяснить наконец, что за фокусы здесь происходят. Этот ералаш начал ему надоедать! Он поднял руку к галстуку, но не нашел его на привычном месте. Начал искать, шаря по груди… Заметил слева от себя какое-то движение, повернулся, увидел зеркало. Из зеркала на него смотрел… мальчишка… очень знакомый… Николай Александрович зажмурился, не поверив зеркалу, и потряс головой.
— Нет, вы только гляньте на него! — Сухопарая женщина хлопнула себя по бедрам. — Он еще собой любуется! Первый раз вижу такое — чтобы хулиган после содеянного смотрелся в зеркало! Ну и каким, скажи на милость, ты себе представляешься?
— В самом деле, Бояринов, — поддержал ее полный. — Уж в такой-то момент заглядывать в зеркало — это, по-моему, просто наглость. Ты бы лучше сказал, что ты думаешь о своем проступке.
— Полагаю, — сказал Николай Александрович тем же тоненьким голоском, — что это была дурость, вернее, импульсивность, свойственная переходному возрасту. Вы же как педагоги знаете, что наперед редко кто из них думает. Разумеется, проступок нельзя оставлять безнаказанным. Но вот о чем я хотел вас спросить…
Женщина перебила его:
— Что ты несешь? — выкрикнула она. — Нет, — обернулась она к полному, — он в самом деле считает нас дурачками!.. И про кого ты говоришь? Про себя или про каких-то "них"? У них, видите ли, импульсивность — а у тебя что?! Стул-то поломанный кто Наталье Дмитриевне подставил?
У Николая Александровича снова закружилась голова.
В этой невесомости нужно было обрести хоть одну точку опоры.
— Я, — твердо признался директор 33-й школы. — Отрицать не буду: было.
— Было! — снова вскричала женщина. — Говорит, будто это случилось бог знает когда! Час назад это произошло!
"Час назад?! — Николай Александрович снова почувствовал себя в невесомости. — Что-то со мной произошло, и я все еще не знаю что"…
А полный уже взял решение задачи на себя:
— В общем, так, — объявил он. — Завтра ты, Бояринов, приходишь в школу с родителями. Вместе и потолкуем о вашей, как ты говоришь, импульсивности. Может быть, ты в следующий раз будешь думать наперед. Иди!
Николаю Александровичу захотелось еще раз заглянуть в зеркало, но он не рискнул. Подумал, что зеркало есть, наверно, в приемной, и подчинился приказу.
Он подумал, что зеркало всё ему объяснит.
Выйдя, директор пошарил глазами по стенам приемной и увидел таблички на противостоящих дверях. На одной было написано: "Директор Журавлев Вячеслав Федорович", другая гласила: "Завуч Синицына Лариса Анатольевна".
— Ты что, Бояринов, остолбенел? — услышал он голос молодой пышноволосой секретарши, поднявшей к нему голову. — Влетело тебе? А сейчас еще и Бубликова приведут…
Зеркало директор, чувствуя, что всё в голове у него перемешалось, отыскал, оглянулся на секретаршу, склонившуюся к пишущей машинке (пишущая машинка? А где компьютер?), подошел к нему… На него смотрел тот же знакомый мальчишка…
Да ведь это он сам — только двадцать лет назад!
Значит… Выходит, что… совершив чудесный полет через потолок и еще, наверно, через что-то, он обратился в того самого шестиклассника, который час назад подставил сломанный стул грузной англичанке!
К чести нашего директора надо сказать, что он отличался быстрой сообразительностью.
Еще раз глянув в зеркало, Коля Бояринов — а в этом уже не надо было сомневаться — кинулся назад, в директорский кабинет. Он хотел кое-что выяснить.
— Что тебе, Бояринов? — неприязненно спросила у него завуч.
— Вячеслав Федорович, Лариса Анатольевна, — начал он, не удивляясь уже своему мальчишечьему голосу, — скажите, пожалуйста, вы учились в 17-й школе?
— Да-а… — протянули они одновременно.
— А вы помните… — У Коли Бояринова сузились глаза, как если бы он был Николаем Александровичем, руководителем средней школы. — А вы помните, кто, будучи еще в шестом классе, посадил в ящик стола лягушку, и потом она прыгнула в лицо Ирине Сергеевне?
Директор и завуч медленно повернули головы друг к другу. Затем перевели округлившиеся до шариков от пинг-понга глаза на Колю Бояринова.
— Да как ты сме… — неуверенно, но разгоняясь голосом для гневной отповеди наглецу, начала Лариса Анатольевна; начала было, но неожиданно поперхнулась и закашлялась. Этим воспользовался злоумышленник.
— Вот только я не помню, чем окончилась эта история…
— Эта? — ошарашенно спросил полный.
Завуч же всплеснула руками.
— Кто тебе рассказал о ля… об этом слу… эту чепуху?
Вячеслав Федорович, отставив стул, поднялся из-за стола. Подошел к Бояринову и как-то нерешительно, словно желая проверить, на самом ли деле перед ним стоит реальный шестиклассник, ерзая головой, притронулся к его плечу. Этот жест машинально повторила и Лариса Анатольевна. И стоило им обоим прикоснуться к нему, как всех троих рвануло вверх, потолок перед ними расступился, Коля Бояринов услыхал уже знакомый вой, только погуще, уши заложило, как при подъеме самолета, в глазах потемнело… и вот ноги снова стукнулись обо что-то. Коля открыл глаза: он стоял в вестибюле своей школы, в средине чернильного пятна. На него испуганно смотрел хоровод из семи учителей, он держал за руки шестиклассников Славу Журавлева и Ларису Синиицыну…
Зеркала в вестибюле не было, а нужно было узнать, кто он сейчас — Коля Бояринов или Николай Александрович. Наш путешественник по временам и вообще по черт знает, между нами говоря, чему, прибегнул к единственному проверенному средству — кашлянул и поднял руку к тому месту на груди, где у директоров обычно находится галстук. Галстук был на месте!
Что-то звякнуло у ног — Николай Александрович увидел вертящийся по полу двугривенный; семеро учителей на этот раз уставились на монету. Монета поплясала и улеглась.
— Вот, значит, как, — неизвестно чему подводя итог, сказал директор. Он заметил, что высоченного роста физик смотрит на него — со своей высоты — не испуганно, как все, а внимательно, холодновато и изучающе — как на объект эксперимента. Это ему не понравилось, он хотел что-то сказать Генусу, но Генус его опередил:
— С благополучным возвращением, — с легким поклоном сказал он. — Надеюсь, вы не ушиблись, прошибая потолки? Я думал, — добавил он, — что знаком с физикой, но это оказалось не так. Фантастика знает о ней больше… — И склонил голову, будто подчиняясь неизбежному.
В этот момент над головами оглушительно зазвенел звонок. Николай Александрович поморщился, дожидаясь конца звонка.
— Все по классам! — подал он кавалерийскую команду хороводу. Тот рассыпался, учителя поспешили в разные стороны, оставив директора с двумя шестиклассниками. Николай Александрович наконец-то обратил внимание на них. Он выждал минуту, что-то обдумывая. И разрешил ситуацию следующими словами:
