В громкоговорителе раздался треск, а потом спокойный женский голос:

– …лаер два-два-девять… рдинаты? …вы… семь-пять-три… югу от запретной зоны… вторяю, вы находитесь… немедленно перейдите… твердите получен…

Таинс Йарабокин прильнула к пульту:

– Говорит флаер два-два-девять, нам негде укрыться, как вы рекомендуете, а потому мы на максимальной скорости и минимальной высоте направляемся в…

Салуус Кегар потянулся своей медно-золотистой рукой и выключил переговорное устройство.

– Пошел ты в зад! – сказала Таинс, хлопнув его по руке, хотя он уже успел вернуть ту на штурвал.

– Слушай, Таинс, – сказал Сал, покачав головой и не сводя глаз с быстро приближающегося корпуса разбитого корабля. – Мы вовсе не обязаны все говорить им.

– Кретин, – выдохнула Таинс, снова включая пульт связи.

– Да. И смотри предыдущее замечание, – сказал Фассин, покачав головой.

– Да не трогай ты эту штуковину, – сказал Сал, тщетно пытаясь снова выключить пульт; Таинс искала рабочий канал и одновременно отталкивала его руку. (Фассин хотел было сказать что-нибудь – он, мол, и не представлял, насколько для нее привычна такая форма поведения, – но передумал.) – Слушай, Таинс, я тебе приказываю: оставь в покое эту чертову штуковину. И вообще, кому принадлежит этот флаер?

– Твоему папочке? – спросил Фассин. Сал укоризненно посмотрел на него. Фассин кивнул на быстро приближающиеся обломки корабля. – Смотри вперед.

Сал повернулся. «Я тебе приказываю», – насмешливо повторил про себя Фассин. Вот он, истинный Салуус. Неужели он так выразился, потому что Таинс была военной и Сал решил, что она подчинится любому приказу, пусть и исходящему от лица гражданского; или он уже начал примерять на себя одежды наследника? Фассин удивился, что Таинс не рассмеялась Салу в лицо.

Ну да, они уже не невинные дети, напомнил себе Фассин, и чем больше узнаешь о мире, галактике и эпохе, в которой они взрослели, тем больше начинаешь понимать, что все тут построено на иерархии, чинах, старшинстве, приоритетах – с самого-самого низа, где все они находились, до недоступных глазу сверкающих горных вершин. Да, они были как лабораторные мыши, которые вместе выросли в клетке, где царило равенство, но постепенно учились узнавать свое место в помете, выявляли способности и слабости у себя и у других, разрабатывали стратегию и тактику для будущей жизни, открывали для себя, какую фору могут получить, став взрослыми, размечали пространство для своих мечтаний.

Таинс фыркнула:

– Может, даже и не папочке. Может, даже и не компании. Скорее всего, он получен в обратный лизинг с последующей перепродажей, а принадлежит какой-нибудь оффпланетной, налогонепроницаемой подставной компании. – Она зарычала и стукнула ладонью по молчащему пульту.

Сал покачал головой.

– Такая юная, а уже прожженный циник, – сказал он и перевел взгляд на штурвал, напоминающий бабочку. – Эй, что это он завибрировал? Что?..

Таинс кивнула на останки корабля, возвышающиеся перед ними:

– Предупреждение об опасности, господин ас. Сбрось скорость, или вспашешь песочек.

– Как ты можешь в такой момент говорить о сельском хозяйстве? – с ухмылкой сказал Сал; Таинс ткнула кулаком ему в ногу. – Ой, да это же оскорбление действием, – сказал он с напускной яростью. – Я ведь и в суд могу подать.

Она снова ткнула его. Он рассмеялся, сбросил газ и притормозил, отчего все мотнулись вперед на ремнях безопасности, пока маленький флаер не сбросил скорость до десяти метров в секунду.

Они вошли в тень гигантского корабля.

– Фассин Таак, – сказал мажордом Верпич, – в какие еще неприятности вы нас впутали?

Они быстрым шагом шли по широкому, без окон коридору под центром дома. Прежде чем Фассин успел ответить, Верпич кивнул в сторону одного из боковых проходов и направился к нему:

– Нам сюда.

Фассин ускорил шаг, чтобы не отстать.

– Мне об этом известно не больше вашего, мажордом.

– Вы не утратили способности к преуменьшению.

Фассин проглотил эти слова, решив, что лучше промолчать. Он изобразил на лице снисходительную (как ему хотелось надеяться) улыбку, хотя, бросив взгляд на мажордома, увидел, что впустую: тот не смотрит на него. Верпич был невысоким, худым, но на вид довольно сильным человеком с мягкой кожей, сплошь поросшей щетиной, отчего голова казалась высеченной из камня. У него были квадратная, вечно поджатая челюсть и всегда нахмуренный лоб. Голову он брил наголо, но сзади оставлял косичку до пояса. В руке Верпич держал (словно змею, которую собирался удушить одной рукой) длинный обсидиановый посох – главный знак его должности. Одеяния Верпича цветом приближались к черной саже, словно он закутался в ночь.

Считалось, что Верпич находится в полном подчинении Фассина как будущего главного наблюдателя по праву очередности. Однако главному слуге клана каким-то образом все еще удавалось нагонять на Фассина страх: тот нередко чувствовал себя в его присутствии мальчишкой, которого застигли за чем-то в высшей степени неподобающим. Фассин предчувствовал, что, когда он займет пост главного наблюдателя, их отношения станут стеснительными для обоих.

Верпич повернулся на каблуках и направился прямо к абстрактной картине, висевшей на стене. Он взмахнул посохом, словно указывая на какую-то особенность манеры живописца, и картина исчезла, съехав вниз. Верпич вошел в открывшийся перед ним плохо освещенный проход. Он даже не обернулся посмотреть, идет ли следом Фассин, только бросил:

– Так короче.

Фассин оглянулся – картина поднялась из щели в полу на свое место, отчего в проходе, который после коридора казался голым и недоделанным, стало почти совсем темно. Он не мог вспомнить, когда в последний раз пользовался служебными ходами – может, в детстве, когда с друзьями лазал по всему дому.

Они остановились перед лифтом, двери которого тут же с перезвоном отворились. В кабине стоял мальчик-слуга: в одной руке поднос, полный грязных стаканов, другая нажимала кнопку на пульте. На лице его застыло недоуменно-разочарованное выражение.

– Пошел вон отсюда, идиот, – сказал Верпич мальчишке, входя в кабину. – Лифт держат для меня.

Глаза слуги расширились. Он что-то проверещал, чуть не выронил поднос и поспешил покинуть кабину. Верпич нажал кнопку на пульте концом посоха, дверь закрылась, и кабина (простая металлическая коробка с обшарпанным полом) пошла вниз.

– Вы уже пришли в себя после незапланированного пробуждения, мажордом? – спросил Фассин.

– Целиком и полностью, – бодро ответил Верпич. – А теперь, наблюдатель Таак, если допустить, что мои циркачи-техники не поджарились высоким напряжением и не ослепли, заглянув в световоды, чтобы убедиться в их рабочем состоянии, мы, видимо, готовы обеспечить ваш разговор с той сущностью, что нам посылают, примерно за час до полуночи. Девятнадцать ноль-ноль для вас удобно?

Фассин задумался.

– Вообще-то, мы с госпожой Джааль Тондерон собирались…

– Ответ, который вы хотели дать, наблюдатель Таак, – это «да», – сказал Верпич.

Фассин смерил его хмурым взглядом:

– Но в таком случае зачем вы?..

– Я стараюсь быть вежливым.

– Ах да, конечно же. Это дается нелегко.

– Напротив. Если с чем иногда и приходится бороться, так это как раз с почтительностью.

– Не сомневаюсь, что ваши усилия оценены по достоинству.

– Конечно же, ведь именно в этом и состоит цель моей жизни, молодой хозяин, – поджав губы, улыбнулся Верпич.

Фассин выдержал взгляд мажордома:

– Верпич, уж не вляпался ли я в какую-нибудь неприятность?

Слуга отвернулся:

– Понятия не имею. – Скорость лифта стала падать. – Представительская проекция – неслыханное дело в истории клана Бантрабал. Я говорил с некоторыми другими мажордомами – никто из них ничего подобного не может вспомнить. Мы все полагали, что такие вещи посылаются исключительно иерхонту и его дружкам в столице системы. Я отправил послание одному знакомому во дворце с просьбой прислать какую-нибудь инструкцию или дать совет. Ответа пока нет.