Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ни мне, ни отцу имя это тогда не было знакомо, но уже очень скоро о нем узнала вся Шотландия, и потом мы много раз вспоминали, как в ту ночь страха он спрашивал у нас дорогу.

Под утро мы начали понемногу успокаиваться. Было холодно и пасмурно, и, когда мать пошла в дом заварить нам чаю, на дороге показалась двуколка, в которой ехали доктор Хорскрофт из Айтона с сыном Джимом. Большой воротник его коричневого пальто был поднят и закрывал уши. Настроение у доктора было прескверное, потому что Джим, которому было всего пятнадцать, как только была поднята тревога, сбежал из дому и, прихватив новенькое охотничье ружье отца, направился в Бервик вступать в армию. Всю ночь доктор гонялся за ним и теперь вез домой вместе с украденным ружьем, ствол которого торчал из-за сиденья. У Джима настроение было не лучше, чем у отца, он сидел, засунув руки в карманы, дулся и выпячивал нижнюю губу.

– Все неправда! – крикнул доктор, проезжая мимо нас. – Никакой высадки не было. Все эти болваны всю ночь болтались по дорогам совершенно напрасно.

Джим буркнул на это что-то неразборчивое, за что тут же получил по голове кулаком от отца, отчего челюсть у него отвисла, как будто удар оглушил его. Мой отец покачал головой – Джим ему нравился, и сразу после этого мы все втроем вернулись в дом. Теперь, когда после бессонной ночи мы узнали, что бояться нечего, глаза у нас начали слипаться, головы – клониться на грудь, но на душе было такое счастье, которое за всю мою последующую жизнь мне доводилось испытывать лишь раз или два.

Впрочем, все это почти не имеет отношения к тем событиям, ради описания которых я взялся за перо, но, если у человека хорошая память и довольно посредственный талант, он просто не может выразить одну мысль, попутно не сопроводив ее дюжиной других. И все же, начиная задумываться, я прихожу к выводу, что связь все-таки существует, поскольку та ссора Джима Хорскрофта с отцом оказалась настолько серьезной, что доктор не выдержал и спровадил сына в Бервикскую академию, а поскольку мой отец давно хотел, чтобы я там учился, он не преминул случая отправить туда и меня.

Но прежде, чем я напишу хоть слово об этой школе, я вернусь к тому, с чего должен был начать, – расскажу немного о себе, поскольку может статься, что строки эти будут читать люди, живущие за границей и никогда не слыхавшие о Калдерах из Вест-инча.

Название Вест-инч, может быть, звучит и внушительно, но это не благородное поместье с возвышающимся на холме прекрасным особняком, нет, это всего лишь большая старая, побитая ветром овечья ферма, растянувшаяся вдоль морского берега. Человек бережливый и работящий может здесь свести концы с концами и заработать на масло вместо патоки по воскресеньям. Прямо посреди фермы стоит дом из серого камня с шиферной крышей, с коровником на заднем дворе и надписью «1703», выбитой на каменной перемычке над дверью. Здесь наши предки жили более ста лет, и несмотря на то, что никогда не были богачами, стали считаться уважаемыми людьми в округе, потому что у нас в деревнях старых фермеров порой уважают больше, чем новых лэрдов.

У нашего дома была одна интересная особенность. Инженеры и другие ученые люди высчитали, что граница между двумя странами проходит прямехонько через его середину, разделяя нашу спальню на английскую и шотландскую половины. Детская кровать, в которой я спал, была расположена так, что голова моя находилась к северу от границы, а ноги – к югу. Мои друзья шутят, что, если бы я ложился по-другому, голова у меня не была бы такой рыжей, а характер был бы попроще. И я с ними согласен, потому что не раз со мной случалось такое, что, когда мои шотландские мозги не видели выхода из какой-либо опасной ситуации, на выручку мне приходили крепкие мускулистые английские ноги, которые уносили меня туда, где мне ничто не угрожало. Но, когда я учился в школе, все это доставляло мне сплошные неприятности, мне даже прозвища давали соответствующие: Джок-половинка, Великобритания или Юнион Джек{12}. Когда шотландские мальчишки дрались с английскими, одна из сторон пинала меня по лодыжкам, а вторая колотила по ушам, пока обе враждующие стороны вдруг не останавливались и не начинали дружно хохотать, как будто в этом было что-то смешное.

Поначалу мне показалось, что худшего места, чем Бервикская академия, в мире просто не существует. У меня было два учителя, Бертвистл и Адамс, и оба они мне ужасно не нравились. Вообще я был скромным, даже пугливым ребенком и плохо сходился как с остальными ребятами, так и с учителями. От Бервика до моего родного Вест-инча, если напрямик, девять миль, если по дороге – одиннадцать с половиной, и, когда я думал, как далеко сейчас от меня моя мама, мне все время хотелось плакать. Однако учтите, любой мальчишка в таком возрасте делает вид, что он уже достаточно взрослый и может обходиться без материнской заботы, но как же горько ему приходится, когда бывает нужно доказать это на деле! Как-то раз я подумал, что больше этого не вынесу и твердо решил сбежать из школы и как можно скорее вернуться домой. Но случилось так, что в самую последнюю минуту мне удалось заслужить похвалу и вызвать восторг и восхищение всей школы, от самого директора до одноклассников, что значительно упростило мою жизнь в Бервике и сделало ее намного более приятной. И все благодаря тому, что я случайно выпал из окна третьего этажа.

Произошло это так. Однажды вечером меня отлупил Нед Бартон, главный задира в школе, и эта неприятность, соединившись с остальными обидами, переполнила мою маленькую чашу терпения. Ночью, утирая слезы под одеялом, я дал себе слово, что утро встречу либо дома в Вест-инче, либо на подходе к нему. Наша общая спальня находилась на третьем этаже, но у меня были цепкие руки и я совершенно не боялся высоты. Как-то раз в Вест-инче я даже забрался с веревкой на крышу, привязал один ее конец к какому-то выступу, а другой обмотал вокруг бедра, спрыгнул и стал раскачивать над землей. И это при том, что от земли до крыши там никак не меньше пятидесяти трех футов! Но я тогда был настолько мал, что не задумывался над тем, как это опасно. В общем, побег из школьной спальни казался мне плевым делом. Я еле дождался, пока вокруг меня утихнут покашливание и возня и длинный ряд деревянных кроватей погрузится в полную тишину. Потом тихонько встал, оделся, взял в руку ботинки и на цыпочках подошел к окну. Раскрыв рамы, я высунулся. Окно выходило в сад, и прямо перед ним росла старая груша, ветви которой почти упирались в стену. Для ловкого парня лучшей лестницы не придумать. Спустившись вниз по дереву, я должен был лишь перелезть через пятифутовую стену, а дальше путь домой был открыт. Одной рукой я крепко взялся за толстую прочную ветку, коленом уперся в другую и уже собирался перенести вес с подоконника на дерево, как вдруг словно окаменел.

Над стеной, окружающей сад, я увидел лицо, обращенное на меня. Оно было таким белым и неподвижным, что сердце мое сжалось от ужаса. Призрачный свет луны блеснул на этом жутком лике, глаза его медленно повернулись сначала в одну сторону, потом в другую, а после этого лицо какими-то рывками поползло вверх, и над стеной показались сперва шея, потом плечи, талия и колени. Человек уселся на стене, повернулся и одним рывком поднял и усадил рядом с собой мальчика примерно моего возраста, который время от времени набирал полную грудь воздуха, как будто сдерживая плач. Мужчина тряхнул его, шепнул что-то резкое, после чего они вместе спрыгнули со стены в сад. Я все еще стоял одной ногой на ветке, а второй на карнизе, не осмеливаясь шелохнуться, чтобы не привлечь к себе их внимание, потому что слышал, как они пробираются по саду, держась тени здания. И вдруг прямо у меня под ногой раздался тихий скрежещущий звук, потом тонко звякнуло стекло.

– Готово, – прошептал торопливый мужской голос. – Давай, лезь.

– Но тут же края острые! – жалобно попытался возразить дрожащий детский голос.

Мужчина выругался так, что у меня мурашки забегали по спине.

вернуться

12

Юнион Джек… – См. т. 5 наст. изд. («Приключения Шерлока Холмса. Убийца, мой друг»), примечание на с. 285.

2
{"b":"182047","o":1}