Только я запер за нами дверь в, освещенный автоматическими фарами работающего трактора ангар, как нас с ног до головы окатили дезактиватором. Окатили и продолжали поливать минуты три. Я уже начал терять терпение, когда поток прекратился и жидкость ушла в слив под ногами. Внутренняя дверь тамбура открылась автоматически приглашая нас войти во второй тамбур, где я заметил множество свинцового стекла шкафов наполовину заполненных скафандрами.

Стимулятор наконец-то убрал боль и я уже вполне трезво оценивая совершенное мной так же трезво понял, сколько еще сделать придется. Выбравшись из скафандра сам, я с огромным трудом и стонами вытащил из скафандра Вовку. Я посмотрел на его лицо и понял, что меньше всего бы я сейчас хотел увидеть себя в зеркало. Но и взгляда на мою потрескавшуюся на руках кожу было достаточно, чтобы понять, что я выгляжу не лучше друга. Скафандры я бросил во втором тамбуре и затащил себя и Вовку в третий отсек очистки. Здесь картинки четко давали понять, что нам предстоит сейчас еще и ванну принять. Я разделся сам и раздел до нага Вовку. Вид нашей изуродованной радиацией кожи вызвал во мне знатную тоску. Если бы не стимулятор, я бы давно уже должен был отключиться от боли. Язвы открывались прямо на глазах. Это было какое-то страшное кино, в котором почему-то мы были главными героями. Я скинул нашу одежду в боковое отверстие, как и указано, было на настенных инструкциях, и приложил ладонь к значку «готовность». Сверху, сбоку, с пола, спереди и сзади в нас ударили теплые струи дезактивирующего и, как я понимал полезного для пострадавшей кожи душа. Оно может, было и полезно, но я взвыл так, что думал поддерживаемый мной Вовка проснется. Боль в открытых ранах была ужасной. Стимулятор просто не был рассчитан на подавление ТАКОЙ боли. От таких ощущений по идее шок должен наступать. Даже когда душ окончился и нас милостиво впустила в следующее светлое помещение я еще стонал и охал при каждом движении.

В той комнате, куда я втащил так и не приходящего в себя Вовку, оказалась обычная переодевалка, как во всех лабораториях нашего лагеря. Стандартные полки с одеждой на них, стандартные комплексы для постирки и поглажки с последующей автоматической упаковкой и подачей на полки чистой одежды. Я одел только штаны и майку. Стоя босиком я не мог сообразить, где у них тут тапочки. Так и не найдя их я подошел к плану на стене и выяснил что нужный мне мед бокс, не просто присутствует в башне, но и находится почти недалеко, всего на третьем ярусе. Чувствуя, что время подвигов еще не миновала, я потащил Вовку через дверь в коридор ведущий к лифту.

В лифте я бодро нажал цифру три. Через пару мгновений мы были на этаже «медбокса».

Я не могу сказать, откуда у меня в тот день взялось столько выдержки, сил и дисциплинированности. А главное чувство необходимой полной самоотдачи. Я тащил Вовку в камеру поддержки жизни, а сам только пел про себя бравый марш антиглобалистов. Странно, почему именно он крутился у меня в голове, но его, «Силы скопив, мы потратим на дело», помогали мне реально. Словно, вот он пришел день «Проверить, кто чего стоит» и я доказываю, что я стою большего, чем обо мне думают окружающие. Камер было пять. Все активны и готовы к работе. Я был счастлив.

Откинув крышку одной из камер, я со стоном поднял и уложил в нее голого Вовку. Закрыл и не думая, сделал то, что видел не раз в нашем медбоксе - нажал на «Диагностика и оперативное лечение». Я даже не стал смотреть на завораживающую новичков работу сканеров изучающих пациента. Я подошел к другой камере, и раскрыв ее нажал ту же кнопку. «Закройте крышку!» командовала загоревшаяся надпись и я, забравшись внутрь, с улыбкой выполнил команду.

Я не знал, к каким выводам относительно меня пришел диагност, но то, что он мне буквально сразу вколол обезболивающее вкупе со снотворным, мне сказало о многом. Проваливаясь в беспамятство, я почему-то думал даже не о себе и о Вовке, а о том, что все это похоже на сон. Но скоро я уже видел сны и даже понимал в чем различие снов и реальности.

- А цветы-то ты любишь? - спрашивал меня неизвестный господин со светло зеленоватыми глазами.

Я, прогоняя туман из головы, попытался понять, какого черта я опять делаю рядом с этим … кхм… ненормальным. Вместо ответа я спросил его:

- Я правильно понимаю, что я сплю?

- Вопросы здесь задаю я! - жестко напомнил мне голосом древнего актера мужчина. Он поправил ворот белоснежной рубашки в редкую, синюю, почти незаметную полоску и повторил: - Так что с цветами?

Я, подумав, что даже если это сон, то мне из него как-то плохо удается вырваться ответил:

- Никак. Я не девчонка, чтобы к цветам быть неравнодушным.

Казалось, мужчина опешил, он посмотрел на меня исподлобья и спросил:

- А как связан пол и любовь к цветам? Среди цветоводов немало мужчин.

- Я к ним не отношусь. - заявил я и подумав добавил: - Единственный цветок который я лично растил - герань. Засох через несколько недель без поливки. Я просто о нем забыл.

- Вот! - странно оживившись заявил зеленоглазый господин. - Теперь ты понимаешь что еще и за тот цветок тебе надо раскаяться!?

Я не выдержал и взорвался:

- Да что вы несете! Отвалите от меня! Какое раскаяние!? Какое перевоспитание!? Бред-то не говорите! Что же теперь за каждый раздавленный полевой цветок себя трахать?!

Счастливая улыбка озарила лицо зеленоглазого. Он поднялся и надавив мне на плечи, заставил снова сесть в неудобное деревянное кресло. Сел сам и только после этого сказал довольно:

- Значит, полевой цветок уже вспомнил? Молодец.

Я хотел чуть ли не завопить, что ни о каких полевых цветах я не вспоминал и что меня задолбал этот шизофреник сидящий передо мной. Но спустя мгновение я вдруг осознал настолько явственно и четко, что я лишь стебель, пережеванный неведомым животным, что слова застряли в моем горле. Я словно из пасти жующего животного глядел на помещение в которое меня занес нелегкий сон. А незнакомец, довольно улыбаясь, смотрел, как откровения меняют мое лицо.

Первый раз меня разбудил Вовка. Я смотрел на его зарубцевавшиеся язвы, на лице и не мог придти в себя. Я не понимал, сплю я еще или уже проснулся. А он неулыбчивый смотрел мне в лицо, словно что-то спросил и ждал ответа. Я даже хотел ему что-то ответить, но Вовка бесцеремонно закрыл крышку и инъектор вколол мне очередную порцию снотворного.

Второе мое пробуждение было даже веселей. На меня смотрела девушка, довольно милая и что-то говорила, но я ее абсолютно не слышал. Устав мне что-то объяснять она улыбнулась и закрыла крышку. Я как положено после очередного укола отправился досматривать сон.

Третий раз оказался удачнее. Я проснулся оттого, что меня вынимали из камеры поддержки жизни. Меня осторожно уложили на носилки и отвезли в какое-то помещение на другом ярусе. В комнате были две кровати на одной из которых, раскидав руки и ноги, спал Вовка. Кто меня вез, и кто укладывал в постель, я не разглядел. Чуть коснувшись подушки головой, я снова выпал из реальности. Я потом самого себя только и спрашивал, как это организму не надоело столько спать.

Четвертый раз я проснулся сам и, в поисках туалета, наверное, все углы собрал. Я набил себе столько синяков и шишек в темноте и создал столько шума, что проснулся Вовка и, включив свет, спросил:

- Ты чего?

- Где туалет!? - Спросил я раздраженно, понимая, что скоро просто не удержусь.

Вовка вскочил и, открыв дверь, быстро повел меня каким-то непонятно длинным коридором в самый дальний его конец. Там-то и нашлись три туалетных комнаты, в которых я спас свой мочевой пузырь. Выйдя из туалета в коридор, я первым делом спросил у Вовки:

- Дай сигарету! Курить хочу - умираю!