- Что смотришь. Шкаф отодвигай. Доставай грызуна.
- Да ладно, сам выйдет, как жрать захочет. - Отмахнулся Владимир и посмотрел на меня своими внимательными глазами. - А ты тоже меня выгнать пришел?
- В смысле?
- Да приходил Василий. Зашел такой, как по привычке. Осмотрелся. Сказал, что с завтрашнего дня без пропуска меня внутрь не пустят. А пропуск, мол, он не подпишет еще неделю. Что на него нашло, без понятия…
- Да бардак надоел. - Пожал я плечами. С интересом, глядя на меня, Василий поинтересовался:
- А он обратно старые порядки не собирается возвращать? Типа, всех в бараки, разделить зоны, поставить вышки на место в центре? Всех под автоматы.
- Нет вроде. - Сказал я, хотя чего ожидать от взявшегося остервенело за службу Василия, не знал.
- Ну-ну. - С сомнением проговорил Владимир. Спохватившись, он спросил: - К тебе Алина подходила?
- Да. - Сказал я осторожно.
- Просила за Наталью? - спросил он и я, поглядев на спускающуюся со стола подругу, кивнул. - А ты поговорил?
Я пригляделся к его неотрывно следящим за мной глазам на изуродованном безбровом лице и ответил:
- Да, поговорил.
- И чего он? Артем, не тяни кота за хвост. Почему приходится каждое слово вытягивать?
Я поднялся, постоял, поглядывая на поправляющую длинную юбку Наталью, и вдруг разозлился.
- Хотя бы, потому что в мои планы не входило отчитываться перед тобой.
- Ну, прости, прости. - Поспешил сказать Владимир. - Просто, так хотелось Алинке приятное сделать. Покачав головой, я сказал честно:
- Не получится. Он не подпишет пропуск.
Владимир провел рукой по шрамам на щеке, которые по его признанию у него всегда чесались, словно продолжался заживляющий процесс. Наталья только криво усмехнулась и сказала:
- А чего еще можно было от этой твари ждать. Как потрахаться это он завсегда прибегал к ней. А как она маленькую просьбу… так нет. Ну, и путь подавится. Я с любопытством посмотрел на Наталью и спросил:
- А чего она не осталась с ним?
- С кем? С вертухаем? С рабовладельцем? Ты плохо Алинку знаешь. Она бы и не спала с ним, если бы он полгода, как привязанный не ходил за ней. Пожалела дурачка. Думала лучше дать и пусть отвалит, чем терпеть все его сопли. А он возьми да и влюбись. Ну, кто бы мог подумать. - Наталья притворно сплюнула на пол.
Мне вдруг стало так противно от ее слов. Да и сама Наталья… и Алина эта. И даже ранее не замечаемое особо мной уродство Владимира, вдруг стало настолько ярким. Настолько пронзительным. И с этими людьми так дружит моя Настя? Или она так же считает как они? Может ей тоже противно быть со мной? Я помнил ее слова о Павле, ее бывшем друге: «Он хороший был. Он ведь воевал. Не просто охранник…». Базара нет. Я не воевал. Я обычный майор, получивший звезды по должности и вне временных рамок. Я обычный вертухай, рабовладелец, и соплежуй по мнению этих сильных красавиц… Но только одна мысль билась в моей груди словно кто-то пытался пробить из нее себе дорогу наружу. Что ж вы суки, такие гордые, не отказывались от подарков таких чмырей как мы…
Позор. Именно позором называется то чувство которое я испытал там. Мне было до слез обидно, что они так думают о нас. И в тоже время я понимал, что ведь частично они правы. Только разве кому-то что-то скажет слово «частично».
Я выбрался из лагеря, не обращая внимания на приветственные жесты знакомых из заключенных и бойцов глядящих. Я на негнущихся ногах дошел до своего дома и замер у крыльца. Дома Настя. Она редко говорит, что любит меня. Только, когда я уже чуть ли не прямо спрошу ее, как она ко мне относится. Что кроется за этим? Отсутствие чувств, или простое нежелание заезживать это слово?
Я стоял перед крыльцом, и не было у меня сил войти в дом. Я повернулся и направился к тихо спящей, как мне казалось, рядом с еще пышными кустами, машине. Сел за руль. С силой захлопнул за собой дверцу даже не подумав, что из дома этот звук было прекрасно слышно. Заводя машину, я увидел, как по дороге от лагеря к нашему дому ковыляет, да еще и торопится, Владимир. Я тронулся с места, когда он поднял руку, пытаясь показать мне, чтобы я его подождал. Да имел я их всех ввиду. Как они к нам, так и я к ним.
Мы просто разные, - думал я гоня машину по убогой дороге к ГЭС. - Мы не вертухаи и зеки. Наше различие глубже слов. Никаких слов не хватит описать нашу разность. Мы даже не из разного теста. Мы из разных миров. В моем мире есть перспектива тихого спокойного счастья. А мне больше-то ничего и не нужно. А в их этого нет. И не, потому что просто вот нет, а они просто слепцы и не видят, как можно легко обрести покой и мир для себя. Для своих близких. Они буду вечно биться головами о стены, и пытаться их проломить. А мы будем защищать эти стены, потому что любой Порядок лучше разрухи Хаоса. Пусть ублюдский, пусть странный, но хоть какой-то порядок, когда ты знаешь правила игры, а не каждый появившийся с ружьем диктует тебе новые. Все со временем изменится. Любая система стремится к самоорганизации. Любое людское сообщество. Но со временем, а не сразу…
Я начинал злиться. Я помнил вопрос Олега о том, какое право глядящие имеют указывать ему, как и где жить. Я пытался ответить ему. Ему, уже столько времени мертвому. И я не мог. А он насмешливо глядел на меня и все требовал и требовал ответа.
- Ну, давай скажи мне. Кто дал и кому в этом мире право неволить других!? Расскажи мне, а я послушаю и посмеюсь.
Я зло молчал и только крепче сжимал руль, борясь с отвратительной дорогой. Олег посмотрел на меня снисходительно и просто покивал. Он понимал - мне не найти ответа, хотя ответ должен быть. Я знал, что ответ есть. Но все что приходило на ум это глупое право сильного. Неужели только оно? Неужели нет ничего за нами кроме штыков и резонаторов!? Да и о какой силе может идти речь? Вот Олег был сильным! Он шел там, где я остановился и повернул назад. Наташка хоть и сука редкая, но сильный человек. Волевой. Владимир этот вечно дурачком прикидывающийся… Слабый бы не вытянул из той боли, из того отчаянья. Да и жить бы таким уродом не смог. А он живет, радуется и еще за Наташкой ухлестывает. Ржот, как лошадь, на мышей охотится…
А я? А Василий? А Серега? А Руслан? Мы-то что такое? Или все-таки кто? Я трус. Я знаю. И пусть многим кажется, что я умею работать, умею находить приключения. Пусть люди завидуют, когда я в восходящем потоке рвусь к небу… Но я трус. И другого слова нет.
Василий? Но разве не испугался он выпустить Наталью? Сделать последний подарок женщине, которую любит и дать ей попрощаться с ней. А Серега, что чуть не разревелся при моей жене? А Руслан, самый тихий, незаметный и спокойный из нас. Они тоже? Господи, научи, помоги понять! КТО ЖЕ МЫ!?
И тогда пришло откровение. Тот, кто живет над нами, под нами и в нас, смилостивился и показал. От ошеломляющей картины я ударил по тормозам и остановил машину буквально уже в видимости блокпостов перед ГЭС.
Тысячи людей, миллионы, миллиарды тянули к небу руки и вопрошали множеством голосов. Гром этих полустонов полукриков ворвался в мой мозг звуком резонансной бомбы: «дзонг!».
Пока стихал оглушающий колокольный звон резонатора, я услышал, как стонали они от неведомых мне мук разными голосами, разными языками, с разной степенью горечи. «Дзонг!» снова ударил по разуму наводящий невероятный ужас звук. И снова мои уши медленно заполнил вой этого невероятного людского моря.
«ДЗОООООННННГ!» - тяжело раскатился звук колокола, а не резонансного заряда. И только после него я увидел среди всего этого людского хаоса почти спокойно стоящие фигуры.
Я не узнавал их лица. Я не понимал выражения их лиц. Но они стояли незыблемо и твердо. Их не могла сдвинуть колышущаяся людская трава. Они словно возвышались над ней. Я стал приглядываться внимательнее к ним. К их позам, к их выражениям лиц. Один за одним они проходили перед моими глазами. В какой-то момент, я с ликованием узрел среди них грозного и хмурого Василия, тяжелым взглядом окидывающего людей, что пытались столкнуть, сдвинуть его со своего места. А вон и Серега что отчаянно трусит, но стоит на месте, твердо упирается ногами и уворачивается от пытающегося по нему влезть человечка, очень похожего на ненавистника больных и юродивых из офицеров следственной комиссии. Сергей тоже насупился от такого хамства и, дернув плечами, скинул с себя человечка. Потом словно специально мне показали Руслана. Он смиренно и терпеливо улыбался и только с усмешкой вскидывал глаза к небу, когда его пытались затолкать, подмять, подломить…
