До меня, наконец, дошло, что комиссия только что хотела просто расстрелять мною лично спасенного человека. Я тоже поднялся со своего места и сказал:
- То, что он выжил это огромная случайность. С такими ожогами не выживают. Я видел там и другие тела. Они были мертвы. Я не знаю, что они там делали и почему начали всплывать из-под воды. Но, заметив чуть живого человека, я поплыл и вытащил его. Я не прошу себе медаль за спасение утопающих, но хоть не расстреливайте здорового, нормального, пусть и изуродованного человека. Иначе нахрена я месяц с пневмонией мучился.
Раздались невольные смешки, и я был рад, что разрядил немного эту темную обстановку. Ко мне обратился, глава комиссии и спросил:
- Много там было тел?
- Я не считал особо. Но да… много. Всех потянуло течением, а Владимира задержало что-то. Я смог подплыть и вытащить его.
Глава замолчал, поглядев на сидящего с краю офицера и тот, понимая, что ждут его решения, сказал:
- Если врачи поставили диагноз амнезия, то да… он не подпадает под закон о селективном отборе… Но господи, он такой уродливый. Я не понимаю, как вы за такое чудовище вступаетесь…
- А им машины будет некому ремонтировать, если мы его расстреляем. - С усмешкой предположил один из молчащих до этого офицеров.
- Ну разве что. - Кивнул крайний и обращаясь к главе комиссии сказал: - Раз господин майор и господин капитан просят… пусть оформят стандартную заявку, мы завизируем ее. И своими каналами отправим.
- Надо бы ему документ выдать. - Сказал ведший дознание офицер. - Пусть временный. Пусть на Владимира Морозова.
- А что ему в место рождения и дату вписать? Не помню, не знаю? - спросил с усмешкой блюститель чистоты нации.
- Повторяю временный документ. Впишем в него только приблизительный год рождения. В нашей практике такое бывало, когда люди не знали своего точного дня рождения и месяца. А место рождения впишем созвучное этой, как ее, Москве… Что у нас похожее. Москва… Ока?
- Моква… - подсказал название известной мне деревни глава комиссии.
- Точно. - Кивнул дознаватель. - А придут документы на него… если там криминал, то явно из района за ним нагрянут. А если ничего страшного все заслуги из временного паспорта перенесут в постоянный. Логично? Все согласились, и глава комиссии сказал:
- Ну, значит тогда все. Капитан, распустите расстрельную команду. Оставшихся осужденных мы сегодня отправим с конвоем в район. Оттуда их транспортом перевезут по месту отбытия наказания. Мы вышли из палатки, и я подошел к стоящему под охраной Владимиру.
- Меня расстреляют? - спросил он, не столько со страхом, сколько с какой-то жестокостью.
- С ума сошел? - изумился я. - Пошли паспорт получать.
Его радость, как и свой испуг за него там, в палатке я буду помнить очень долго.
Временный паспорт на имя Владимира Морозова нам выдал лейтенант - секретарь комиссии. Рассматривая толстенькую книжицу, Владимир изумлялся, зачем столько страниц.
- В паспорте отмечаются все твои заслуги. Весь твой трудовой стаж. Замечания тоже отмечаются, но редко. Никто не хочет портить другим жизнь. Эта документина у тебя на всю жизнь, если твои данные не восстановят. Пошли запрос на тебя писать очередной.
- Опять отпечатки снимать будете? - спросил он с досадой.
- У меня их уже во… - я указал на свое горло. И, правда, в личном деле Владимира, что унес обратно в канцелярию Сергей, было два или три бланка запасных с отпечатками.
Вечером, когда комиссия на своем транспорте двинулась дальше на юг, а временный лагерь опустел полностью, мы собрались у нас дома что бы обмыть получение паспорта нашим погорельцем.
- Они его уже расстрелять хотели! - Возмущался Сергей чуть пьяным голосом. - Мол, не место среди нас больным на голову. Я ему хотел сказать, что он сам больной…
- Кому? - спрашивала Настя, радуясь, что Владимир отделался от всех этих дознавателей.
- Да там был один мудак. Знаток законов и инструкций. Это по его милости две трети была расстреляна. Мол, инструкция есть такая. И комиссия выбирала не виновных и невинных, а кого стоит расстрелять, а кого нет. Бред согласитесь? И кого они больными называют? Их самих в психушку надо.
Андрей, помощник Василия дернул за край формы Серегу и попросил его не орать так и о таком. Василий кивнул, сказав, чтобы не палил расслабуху.
- Какой-нибудь солдатик услышит под окнами и привет севера! - сказал Василий.
Серега поднял тост, и мы выпили за нас. Тех при ком не надо думать сдадут тебя или нет на утро следователям глядящих.
Слушавший нас Владимир все никак не наиграющийся со своей паспартиной вдруг сказал:
- Как так жить-то можно, всего боясь…
- А об этом главное не думать. - Пожав плечами, сказал я. - Просто надо делать свое дело и все.
- Мдааа… - протянул загадочно Владимир и сказал: - Я думал это у нас дурдом… А вам тут тоже не скучно.
Мы посмеялись и попросили рассказать, еще что-нибудь из ложных воспоминаний погорельца.
- Да ну вас. - Пожаловался он. - Опять издеваться будете над больным человеком.
- Забудь что ты больной! - сказал с насмешкой Василий. - Видал? Больных расстреливают.
- А у нас тоже не особо лечат. Изолируют. Чуть что не так все… давай-ка прокатись в «санаторий» лет на пять… За обычную демонстрацию протеста, можно влететь года на три. Это если повезет и не припишут тебе по доброте своей сопротивления аресту или антигосударственную агитацию.
- Ха. - Не подобающе усмехнулся Руслан. - Зато ведь не расстреливают?
- Нет. Не расстреливают. - согласился Владимир. - Отправляют туда, где ты сам сдохнешь.
- Это где? - спросил Руслан, подливая себе и Владимиру самогона.
- Полигоны всякие… Эксперименты научные. Или медикам на растерзание…
Я вдруг осознал, что начинаю верить этому спокойному уверенному голосу страшно изуродованного человека.
- Брррр. - встряхнул я головой. - Насть, ты не слушай его… У него там пятиэтажки на воздушной подушке катаются. Он и не такое придумает.
- Ну-ка, ну-ка… - потребовал подробностей Василий, и через упрямство свое Владимиру пришлось повторить нам сказку про то, как он работал в какой-то пустыне, развозил воду для местных жителей.
- А отчего же они в пустыне живут? Им что места мало? Владимир пожал плечами и не пояснил.
- Все. Завязываем со сказками про лучший мир. - Потребовал Серега.
- Да он не лучше наверное… - признался Владимир. - Просто там другие проблемы. Другие сложности. Я там не смог… И вроде как получается, что мне второй шанс дали. Только изуродовали. Поучительно подняв палец, Василий сказал:
- Во! За все надо платить. Слышишь, Серега, я тебе говорю. А вообще ты прав. Все завязываем с болтологией. Все по домам.
Разогнав толпу, отправив Владимира спать в общагу, где обитали бывшие заключенные решившие остаться при лагере, мы с Василием не завалились спать, а засели на кухне, и я спросил его после очередной кружки трезвящего крепкого чая:
- Ну, чего? Завтра Серега документы на твою Алинку выпишет. Тебе подписать их надо будет.
- Подпишу. - спокойно сказал Василий.
- И она уедет?
- И она уедет. - Кивнул он и, подумав, добавил: - Причем поедет вместе с грузовиком с картофелем. От моей помощи она отказалась. Не мил я ей стал.
- А что Настя сказала?
- А она тебе ничего?.. - спросил он удивленно, потом ехидно так усмехнулся и сказал: - Значит и не надо тебе знать.
- Да вы сговорились. - Сказал я и отхлебнул горячего чая.
- Да нет… - как-то грустно сказал Василий. - Просто все это настолько глупо и непонятно, что начну я рассказывать, ты будешь меня пытать «Что?» да «Как?». И такой сукой ее считать начнешь. А это не так… она в чем-то права. Так что даже не спрашивай.
Я и не стал спрашивать. Просто посидели, поговорили о делах, о разболтанности личного состава. Василий сделал мне втык за участившееся пьянство на постах. Понимая что, в общем-то за дело я пообещал разобраться, как закончим с уборочной.
