- Мы зря взяли номер… - вдруг сказала она. - Я только сейчас поняла, что мне нечего тебе рассказать. Не буду же я тебе подробно рассказывать, что и он, и я хотели ребенка… а у меня случился выкидышь. Ни с чего… просто. Я не ударялась, не болела. Просто вот так случилось. Многие мои подруги специально выкидыши устраивают, чтобы не рожать, когда уже все запущено… А я хотела родить. И он хотел. У нас тогда все так было… сказочно. Он служил. Не просто, так скажем, мальчик полицейский, а он, правда, воевал. Я тебе говорила, что он даже ранен был. Потом нам дали квартиру. Хорошую. Василий твой видел ее. Сейчас, когда заходил. Осталось и, правда, родить. Но не судьба. А потом я не могла забеременеть. И, понимаешь, тут нет таких врачей… такой специальности, что рассказали бы мне, что со мной. А военврач, что обслуживает глядящих, мне сказал, что это последствия вибрационного удара. И что есть вероятность, что у меня детей не будет. Это было горем для меня. Помнишь, я говорила, что скандалила с Пашкой, что я не хочу за него замуж и не хочу становиться матерью героиней. Это все от того. Я боюсь, что так и не смогу забеременеть. И он тогда мне сказал, что в сущности это и не важно, для него главное я. Он вспыльчивый, но быстро отходит… и он любит меня. По-настоящему любит. Боится потерять. А ты… мы с тобой только вот четвертый раз видимся и ты предлагаешь мне уйти к тебе. Понимаешь меня? Может быть, он уже не любит меня так, как раньше. Может, он и, правда, относится ко мне, как к своему продолжению, как к части себя. Может, он так привык ко мне. Но я не хочу бросать его ради тебя. Прости. Но если я и не люблю его сильно… то к тебе у меня просто симпатии. Я допил вино и закурил. И куря, сказал ей то, что думал:

- Я не верю, что у вас все будет хорошо… если он бьет, значит не остановится. Так не бывает. У меня отец бил мать. Я знаю. Потому-то я и не могу терпеть, когда кто-то бьет женщин. Я так ревел, когда он ее избивал. Но она терпела его ради меня. Думала, что без него я выросту неправильным… не таким… безотцовщиной. Зря. Я совершенно не похож на отца. Я просто отринул все его черты в себе. Он не читал вообще, я из принципа читал, пока не полюбил книги. Он был торговцем, я же все время искал себе самую сложную и тяжелую работу руками и головой, а не тупое купи-продай. Если у вас будут дети и если ребенок хоть раз в жизни увидит, как он тебя ударил… то он будет ненавидеть отца и может с годами станет презирать тебя за то, что ты такая слабая и не ушла от него.

- Ты презираешь свою мать? - спросила она удивленно.

- Нет. Я ее люблю. Но простить не могу ни ее, ни себя. Ее, потому что думала за меня, как будет мне лучше. Себя, потому что именно из-за меня она так решила… что лучше терпеть. У меня столько комплексов внутри, но я никогда их не обращу против женщин. Тем более против тебя. - Я закурил следующую папиросу и, затянувшись, почувствовал, как засаднило горло. Превозмогая себя, я продолжил: - Если ты останешься с ним, будет хуже.

Она мочала, ожидая продолжения, но я тоже молчал и тогда она, грустно улыбаясь, спросила:

- И поэтому ты мне предлагаешь быть с тобой. И тебя не волнует то, что я тебя не люблю? Я сжал зубы и сказал ей честно:

- Я не знаю, что со мной, Насть… честно. Я влюбился в тебя как мальчик. Просто вот за несколько наших встреч влюбился. И понимаю, что это не простая симпатия, как у тебя ко мне, не влюбленность весенняя. А что-то значительно серьезнее. Ради твоего смеха я готов на все. А твои глаза… - я поднял взор и, не обращая внимания на кровоподтек, смотрел ей только в ее карие глаза. - Я теряюсь, когда вижу их. Мне так нравится из блеск. Мне нравятся твои ресницы. Твои губы. Я помню, как мы тогда запутались в стропах и знаешь, как жалею, что когда ты была так рядом… я не поцеловал тебя. Я снова опустил глаза, прячась от ее взгляда.

- Я не могу тебя отпустить к нему. Я свихнусь, если буду думать, что он и дальше бьет тебя. Насть… у меня никого нет в этом мире. Василий вон тоже скоро уедет. Ты стала мне всем… и мечтой, и другом, и не знаю кем… и я просто не могу тебя … я не знаю.

Она грустно улыбалась, словно вспоминала что-то и через какое-то время призналась мне:

- Я хотела, чтобы ты меня полюбил. С самого начала. Еще тогда, когда мы гуляли возле клуба. Мне хотелось ощутить снова как это… когда тебя любят. И когда я поехала с тобой я оделась так… чтобы тебе нравиться. Одела бы я что-то и правда этакое, тренировочное, я бы выглядела хуже. Я хотела, чтобы ты меня полюбил.

- Ну, так в чем дело? - спросил тихо я.

- Во мне. Я хотела просто вспомнить как это, когда тебя любит хороший, сильный человек. А теперь я жалею об этом. Мне кажется, что я сделала большую глупость. Ты, наверное, и правда влюбился. Иногда такое бывает и теперь, когда я уйду, и мы больше не встретимся, будешь мучиться. Переживать за меня. Думать обо мне. Я тоже, наверное, буду реветь как дура ночами, что меня любил ты, а я осталась с ним. Не знаю… Никто не знает.

Она закурила свои сигареты с фильтром и я смотрел, как она нервно затягивается. Чуть засмеявшись, она сказала:

- Я, кажется, уже сейчас разревусь.

- Не надо. - Попросил я ее. - А то будет хоровое хныканье и мы собьем с ритма весь этот публичный дом.

Она засмеялась, мизинцем касаясь по очереди уголков глаз. Я отпил из бокала и сказал ей:

- Насть. Ну, почему нельзя хотя бы попробовать…

- Что попробовать? - спросила она, прекрасно понимая, что я имел ввиду.

- Если ты уйдешь от него, не будет хуже все равно. Не сможешь ты со мной ты всегда себе найдешь пару, а я… ну а я как-нибудь переборю себя.

- Ты себе это как представляешь? - усмехнулась она. - Давай поживем вместе, а найду лучше тебя, так и уйду к нему? Так что ли? Я насупился и помотал головой.

- Ты глупости говоришь. - Сказала она мне серьезно. - Я не могу так. Извини.

Она поднялась и, потушив сигарету в пепельнице, взяла сумочку и пошла к двери.

- Настя, останься. Пожалуйста. Остановившись у двери, она снова одела очки и сказала мне.

- Прости. Мне надо идти. Мне теперь нельзя нигде задерживаться. Василий сказал ему, что я нужна только на пару часов. Если я задержусь, он опять будет злиться.

Я поднялся и подошел к ней. Замер над ней. Она подняла голову, сквозь темное стекло рассматривая меня. Я осторожно наклонился и прикоснулся своими губами к ее. Я почему-то знал, что она не оттолкнет меня. Больше того, я знал, что она ответит на мой поцелуй. Я только не знал, что у нас все так далеко зайдет. В нашей-то идиотской ситуации. Когда я не могу без нее, а она не может оставить его.

Через час мы еще лежали в постели и она, отвернувшись от меня, прятала свое лицо. В комнате было темно, но она все равно отворачивалась от меня, даже когда я, в шутку борясь с ней, пытался перевернуть ее к себе. Она не хотела, чтобы я видел шрам на ее правой груди. Я только почувствовал его, когда касался пальцами. В такой темноте увидеть я бы все равно ничего не смог.

Она была настолько нежной со мной… ее пальчики невесомо касались моей кожи, от чего я просто впадал в странное созерцательное состояние. Я прислушивался к тем местам, которых она касалась и понимал, что ничего приятнее у меня в этой жизни не было и, наверное, не будет.

Я обнял ее снова. И целуя открытое мне плечо добрался до шеи, подбородка, щек. И только тогда почувствовал, что она плачет. Она плакала настолько безмолвно, что я, лежа рядом с ней после того, что у нас было, даже не услышал этого. Расстроившись, я целовал и целовал ее глаза, щеки носик. И шептал, чтобы она не плакала. И чем больше я шептал, тем сильнее она начинала плакать. Вскоре я расслышал тихий всхлип. А потом она повернулась ко мне, впилась зубками мне в плечо и буквально заревела… но без звука. Я только чувствовал, как содрогается ее тело. Отпустив мое плечо, она сказала:

- Я дура. Я полная дура. Я только сейчас поняла это. - Она продолжала обзывать себя и плакать. Я, не понимая из-за чего, пытался ее утешить и говорил какие-то глупости. Она понемногу успокоилась и, выпив чуть вина, прижалась ко мне и сказала: