– Это все Виолетта! – восклицала Лидия Сергеевна. – Она мне обещала, что позаботится о тебе, – и вот результат. Теперь ты понимаешь, что это за человек?

– Отличный человек, – соглашался Максим. – Я бы даже сказал – настоящий человек. О ней надо повесть написать.

– Прекрати свои шуточки, – строго сказала Лидия Сергеевна. – Ты благодарить ее должен.

– Благодарю, – уверил ее Максим. – Она каждый день приходит проверять, убрал ли я квартиру, вынес ли мусор, вот я ее и благодарю за внимание и заботу.

– В твоем голосе слышатся язвительные нотки, – подозрительно сощурилась Лидия Сергеевна.

– Это тебе кажется, – Максим чмокнул бабушку в щеку. – У тебя действительно классная подруга, я очень ей благодарен. И тебе тоже. Знаешь, она каждую субботу таскает меня на рынок – покупать полезные продукты.

– Правильно делает! Ведь должен кто-то заботиться о твоем здоровье, пока ты не найдешь, наконец, женщину, которая…

В общем, все у Максима Печерникова теперь складывалось очень даже неплохо. Вплоть до той минуты, когда раздался долгий и тревожный звонок в дверь.

«Раз, два! Раз, два!» – отжимаясь от пола, считал про себя Максим Печерников, отстраненно следя за тем, как капельки пота падают на скользкий ламинат. «Раз, два! Раз, два! Теперь – еще раз, еще, еще и еще». Все!

Он пружинисто вскочил на ноги и, приняв бойцовскую стойку, на секунду замер возле новенького, еще пахнущего магазином, тренажера для отработки ударов. Каучуковые голова с торсом, закрепленные на специальном, наполненном водой основании, – человекоподобный манекен, стоящий на полу и готовый к бою. Правда, отсутствием рук каучуковый человек трогательно напоминал Венеру Милосскую. Но, в общем, роскошная вещь, не то что обычные боксерские груши или подвешенные к потолку кожаные мешки, к которым Печерников привык еще в армейском спортзале.

«Посмотрим, красавчик, каков ты в работе, – подумал Максим. – Морда противная, по такой бить приятно».

Он сосредоточился, сделал пару сильных вдохов и выдохов, а затем нанес серию молниеносных прямых ударов ногой в голову и грудь искусственного спарринг-партнера. Затем последовало несколько боковых ударов и в завершение – эффектная связка, поэтически названная мастерами восточных единоборств «маленький дракон прокладывает путь, большой дракон бьет хвостом». Иными словами, сокрушительный прямой удар ногой и размашистый, хлесткий удар ногой с разворотом.

Новый тренажер с честью держал экзамен. Еще минут двадцать Максим отрабатывал всевозможные коварные способы нападения и в завершение дружески потрепал манекен по эластичной макушке:

– Молодец, сгодишься.

Тренировку можно было считать практически законченной – оставалось лишь немного поработать над прессом, когда раздался противный резкий звонок. Звонили в дверь – долго, тревожно, словно палец нежданного гостя прилип к кнопке электрического звонка.

«Это не свои, кто-то посторонний, – недовольно подумал Максим. – Зачем только такой шум устраивать?» И, подтягивая сползавшие спортивные шорты, бросился в коридор навстречу нетерпеливому посетителю. Даже не посмотрев в глазок, он резко распахнул дверь, собираясь объяснить утреннему пришельцу, что так вести себя не стоит. Но, сделав шаг вперед, замер на пороге. Затем сдавленным голосом поинтересовался:

– Виолетта Никодимовна, что случилось? На вас лица нет!

Перед ним стояла маленькая худенькая старушка с несчастным заплаканным лицом. Такой свою соседку, всегда бодрую, жизнерадостную, оптимистичную, Печерников видел впервые и потому немного растерялся.

– Ой, Максимушка, беда у меня! Такая беда! Внучка пропала, не знаю, куда бежать, где искать. Совсем растерялась. Максим, помоги мне! Господи, что мне делать?!

Зная, что в подобных ситуациях необходимо проявить некоторую жесткость, Печерников аккуратно, но твердо взял гостью за локоть и громко, внушительно сказал:

– Вы только не волнуйтесь. Она взрослая, самостоятельная девушка. Найдется, никуда не денется.

– Ее нет уже двое суток!

– Ерунда, всякое бывает. Задержалась где-то, у подруги на даче осталась, у приятеля дома…

– Нет, я чувствую, с ней произошло что-то ужасное.

– Что такого ужасного, по-вашему, с ней могло случиться?

– Ее могли убить, – выпалила гостья и заплакала.

Войдя в светлую, чистенькую палату, Бублейников с облегчением вздохнул. По дороге он долго сомневался – покупать ему цветы или не стоит. С одной стороны, вроде бы надо – все-таки ехал к женщине, с которой, если повезет, придется довольно долго работать. Но с другой… Если она лежит пластом на больничной койке, похожая на желтую высохшую мумию с провалившимся ртом и блуждающим безумным взглядом, то положенный к изголовью букет может показаться символом не встречи, а последнего прощания.

Однако Ольга Святославовна Дымова, вопреки опасениям, произвела на него благоприятное впечатление.

И очень сильное! Конечно, сейчас ее лицо покрывали сотни морщин, но с первого же взгляда становилось понятно, до чего красивой она была в молодости. А какой рисунок губ и разлет бровей! Конечно, губы выцвели, а брови стали тонюсенькими, но сила, вложенная в ее внешность природой, никуда не делась.

Дымова сидела у окна в специальном кресле и читала толстый глянцевый журнал, чудом удерживая очки на кончике острого носа. Рядом находился столик, накрытый к чаю. Старушенция подняла голову и широко улыбнулась, продемонстрировав качественную работу своего протезиста.

– Проходите, проходите, очень рада, – произнесла она звучным низким голосом. – Мне Наденька передала, что она с вами разговаривала. Да еще из издательства звонили. Присаживайтесь.

Она указала рукой на стоящий тут же мягкий стул. Рука была высохшей и казалась слабой, но ничуточки не тряслась.

– Молодой человек, – напомнил о своем присутствии лечащий врач, – помните, о чем мы с вами договаривались.

– Да, пожалуйста, – эхом подхватила суровая Надежда Валерьевна, племянница. – Будьте пунктуальны, пожалуйста.

На вид племяннице давно перевалило за шестьдесят, у нее было зеленоватого цвета недоброе лицо, а на голове красовался пук седых волос с воткнутой в него длинной деревянной шпилькой.

– Доктор, не волнуйтесь, можете спокойно заниматься другими пациентами. И ты, Надюша, сходи, прогуляйся, пока мы с юношей делом будем заниматься.

Формулировки были мягкими, но в голосе бабушки звучали властные нотки. Чувствовалось, что большую часть прожитых девяносто пяти лет эта женщина командовала людьми и принимала ответственные решения. Лечащий врач и Надежда Валерьевна безропотно подчинились и, не сказав более ни слова, вышли из палаты. Бублейникову, правда, показалось, что на лицах у них застыло плохо скрытое раздражение. Впрочем, он мог и ошибиться.

– Итак, – заговорила Дымова после того, как дверь за доктором и племянницей закрылась. – Как вас зовут?

И уставилась на гостя живыми и пронзительными черными глазами.

– Леонид, – представился Бублейников. – Можно без отчества.

– Конечно, – ласково сказала Дымова. – Какое счастье, когда человек может запросто сказать – без отчества. Я вот, к сожалению, не могу предложить назвать себя по имени. Годы, знаете ли, годы. Скажите, вы не будете возражать, если я стану называть вас Ленечкой? Вы мне во внуки годитесь, даже в правнуки. А у меня, знаете…

Дымова не договорила и грустно покачала головой. Затем добавила:

– Мне будет приятно.

– Конечно, называйте. Мне тоже будет приятно, – обреченно выдавил Бублейников.

«Видимо, – подумал он, – это родовое проклятье». Все, абсолютно все женщины, включая столетних старух, не признавали за ним право носить гордое имя сына льва. Ленечка, только Ленечка.

– Прекрасно, – подвела черту под неофициальной частью Дымова. – Теперь объясните, в чем моя задача. Как сказал мне ваш редактор Шустров, книга должна быть написана живо, ярко, увлекательно и при этом быть строго документальной. А вы мне в этом призваны помочь, так?