– Обалдеть, – вздохнул Максим. – Здесь ведь терпение нужно. Я всегда удивлялся, как это женщины на спицах вяжут. А тут еще и узелки. Сложно, наверное.

– Да ничего, выучиться можно. Несколькими приемами плетения овладеешь – дальше можешь импровизировать. Хочешь, научу?

Виолетта Никодимовна, привыкшая не отделять слов от дела, тут же схватила со стола свернутую в клубок тонкую веревку.

– Вот видишь, так плетется самый простой, плоский узел. Когда у нас будет больше времени, я покажу, как можно сплести какую-нибудь полезную вещицу.

Печерников испуганно затряс головой. Еще не хватало, чтобы он начал брать у соседки уроки вязания или плетения каких-то узелков. Будет вполне достаточно походов на рынок за здоровой пищей.

– Зря отказываешься, успокаивает нервную систему, что в твоем нынешнем состоянии полезно. Ведь гармония в душе наступает не сразу, а постепенно, под воздействием целого ряда объективных и субъективных…

– Виолетта Никодимовна, – не дав развернуться философской мысли, прервал ее Максим, – а вот это что такое?

Он выдернул из груды поделок, лежащих на столе, весьма интересный предмет – ярко-красный плетеный шар диаметром сантиметра три, на плетеной же, толстенькой рукоятке.

– Похоже на кистень, только сделанный из веревки.

– Это интересная штука, – тут же сменила тему Виолетта Никодимовна. – Я ее только что сплела, даже девочкам еще не показывала! И никакой это не кистень, а древний магический узел. Знаешь, как называется? «Кулак обезьяны».

– Звучит красиво, – признал Максим, положив вещь на место. – Только почему обезьяны?

– Не знаю, это ведь старинное название. Может, и впрямь похож на кулак какой-нибудь мартышки. Или гориллы. Я в зоопарке обезьян-то видела, но какие у них кулаки, никогда не обращала внимания. А ты?

– Я тоже. Да и вообще не люблю ходить в зоопарки и всякие питомники, там ужасный запах. Виолетта Никодимовна, спасибо, все очень интересно, но я, наверное, пойду. Ведь вы и так уже из-за меня опоздали на массаж.

– Ох, конечно, – спохватилась Рюмина. – Сейчас я тебе «Цветок лотоса» насыплю в пакетик.

Она стремительно выбежала из комнаты, и в этот момент раздалась мелодия древнего пугачевского шлягера «Арлекино» – это был мобильник Виолетты Никодимовны.

– Да, Светуля, – услышал Максим бодрый голос из кухни. – Все, вылетаю. Мы тут с Максимом заболтались. Да, да, Лидочкиным внуком. Ну, хорошо, забегай, я практически готова.

Когда через несколько минут Виолетта Никодимовна со спортивным рюкзачком и Максим с пакетом «Цветка лотоса» в руках торопливо покидали квартиру, они едва не столкнулись с невысокой светловолосой женщиной в ярком открытом платье, которое эффектно подчеркивало прекрасную фигуру.

– Эко ты, Светуль, вырядилась, – воскликнула Рюмина. – Массажиста хочешь охмурить?

– Там девочки-массажистки, – приятным низким голосом отозвалась женщина и приветливо улыбнулась Максиму. – Так что все исключительно для собственного удовольствия.

Печерников впервые видел Светлану Шелепину, еще одну его соседку по дому. Невзирая на солидную, более двух десятков лет, разницу в возрасте, она была близкой подругой Виолетты Никодимовны и Лидии Сергеевны. Про этот любопытный женский триумвират Максим неоднократно слышал от бабушки.

Когда-то давно Максим искренне полагал, что женщины бальзаковского возраста – это дамы около пятидесяти плюс-минус лет пять. Как-то одна из его подруг, студентка филфака МГУ, посмеялась над ним, объяснив обаятельному, но невежественному бойфренду, что выражение вошло в обиход после появления книги великого француза «Тридцатилетняя женщина». Уязвленный Печерников, прочитавший, да и то без удовольствия, лишь «Шагреневую кожу», заметил, что со времен Бальзака многое изменилось. И Оноре, живи он сейчас, обалдел бы, узнав, что люди стали жить гораздо дольше, а повышенная сексуальная активность в возрасте, который принято было считать преклонным, уже мало кого смущает. В итоге девушка-филолог ушла в прошлое, а Максим остался верен прежним идеалам.

И вот сейчас перед ним стояла дама бальзаковского, в понимании Печерникова, возраста и очень приятной наружности.

– Вот он, оказывается, какой огромный, Лидочкин внучек, – рассмеялась чуть хрипловатым смехом женщина, снизу вверх глядя на Печерникова.

– Здравствуйте, Светлана Станиславовна, – улыбнулся он в ответ. – Теперь я на некоторое время ваш сосед.

– Вот и прекрасно. Кстати, называть меня по отчеству не обязательно. А я буду называть вас Макс, договорились?

– Конечно. Главное, чтобы Симой не звали.

Шелепина снова засмеялась, показав красивые зубы.

– Такого великана – Симой? Никогда. Только Макс. В общем, дорогой сосед, заходите в гости, я живу этажом выше, квартира 132. Ну и вообще – обращайтесь, когда будет необходимость.

– Света у нас мастерица на все руки, – радостно сообщила Виолетта Никодимовна, закончив возиться с ключами. – Если захвораешь, мигом на ноги поставит. Она, Максимушка, если хочешь знать, хотя и дипломированный медик, но ярый приверженец натуропатии. И, кроме того, активно занимается геронтологией. Она уже пообещала, что я проживу минимум до ста двадцати лет. Правда, Светуль?

Насколько Максим был информирован любимой бабушкой, этих женщин объединяла неуемная жизненная энергия, маниакальная приверженность здоровому образу жизни и беззаветная любовь к нетрадиционным оздоровительным системам.

– Виолетта, дорогая, хватит мне делать рекламу, – засмеялась Шелепина. – Пойдем скорее, а то сеанс скоро начнется. До свидания, Макс, приятно было познакомиться.

– Взаимно, до свидания, – ответил Максим и машинально взмахнул рукой, в которой был зажат «Цветок лотоса». Блестящий пакет совершил стремительный беспосадочный перелет через лестничную клетку, после чего, издав чавкающий звук, приземлился точно на резиновый коврик возле двери в квартиру, где теперь проживал Печерников.

– Один ноль! – хором воскликнули соседки и, посмотрев друг на друга, а потом на изумленного Максима, рассмеялись.

Вернувшись домой, Печерников первым делом высыпал «Цветок лотоса» в унитаз. Затем сварил себе кофе и уселся в кресло. Конечно, все то, что сегодня нагромоздила бабушкина подруженция, надо было делить на шестнадцать. Но в главном она была права – больше так существовать нельзя.

Он всегда был уверен в себе и полагал, что силы воли ему не занимать. Вот теперь и настал момент, когда эту самую силу воли надо было включать на полную катушку.

«Пять пунктов! Это она здорово сформулировала», – усмехнулся Печерников, вспомнив, как соседка один за другим загибала перед его носом пальцы. Пока не очень понятно, как сложится с бывшей семьей и будущей личной жизнью, о которой ему так живо поведала Виолетта Никодимовна. Но ведь заняться собственным здоровьем ему никто не мешает. Утром зарядка, вечером тренировка – этому святому принципу он всегда следовал в прошлом и никогда не был разочарован результатами. Значит, с завтрашнего… Нет, зачем откладывать – с сегодняшнего дня он возобновляет работу над своим телом. Пить прекращает – на ближайшие полгода совсем, затем будет видно. И разумеется, поиск работы. Ободренный собственной решимостью, Максим тут же оделся и пошел искать ближайший спортивный магазин. Ему нужны были гантели, скакалка и боксерская груша. Весело насвистывая, он шагал по улице, перебирая в уме имена людей, которые могут помочь ему с трудоустройством.

С того памятного дня, когда позитивно заряженный ураган по имени Виолетта Никодимовна вторгся в личную жизнь Печерникова, прошло более месяца. За это время Максим основательно подзабыл вкус любимого виски, снова стал садиться в продольный шпагат и сменил морально устаревшую боксерскую грушу на изумительный тренажер для отработки ударной техники. Кроме того, он нашел работу. Его пригласили заместителем директора по безопасности в новый спортивный клуб, которым, через своих родственников, разумеется, владели несколько бывших сослуживцев Максима. Открытие клуба планировалось на 1 октября, так что пока у Печерникова было нечто вроде летних каникул. Все потихоньку налаживалось: появились ясные перспективы, бывшая жена Марина не препятствовала его общению с сыном, родители стали понемногу успокаиваться. Даже бабушка, изредка с инспекционными целями приезжавшая с дачи, была вынуждена признать – внук вернулся к нормальной жизни.