Профессор снова поправил ящик и с увлечением рассказывал:

— Допустим, что соберем мы миллион яиц. А курица снесет в год около двухсот пятидесяти. Сколько же надо развести кур, чтобы собрать миллион яиц? Пять тысяч кур, не меньше. А кормить их, а строить помещения? Мои же курятники даровые! Это ты правильно назвал: курятники! Вообще-то их называют «птичьими базарами». Знаешь, сколько в Арктике островов с «птичьими базарами»?

Профессор рассказывал это так интересно, что у Яшки пропали всякие сомнения.

— Ты представь, — всё больше воодушевляясь, говорил он, — что это значит для нашего государства. Громадные промыслы! Это большие птицефермы. Здесь на островах можно построить заводы по переработке яиц в порошок и меланж. Тысячи тонн меланжа!

— Ага, — согласился Яшка, — а то еще можно яичницы жарить, и жареные продавать, даже с луком.

— Всё можно! — воскликнул в увлечении профессор. Вдруг он привлек к себе Яшку и, словно по большому секрету, сказал ему на ухо: — Это моя мечта. Не могу сидеть на месте. Я мечтаю освоить не только эти «птичьи базары». Надо изучить нравы диких птиц, создать подходящие условия на всех наших островах, чтобы к нам слетались птицы всей Арктики и Антарктики. Какие это будут курятники!

— Ну, так, — подтвердил Яшка, — надо только, чтобы мальчишки не воровали, а то птиц попугают.

Профессор растрепал яшкины волосы и громко рассмеялся:

— Чудак! Какие же здесь мальчишки на необитаемых островах? В этом вся и загвоздка: как будут вести себя кайры, когда рядом с ними поселятся люди. Пока на «птичьих базарах» у кайр есть только один враг — чайка-бургомистр. Это настоящий разбойник; он ворует у них яйца и птенцов…

Голос профессора был уже где-то далеко; его заглушал шум, который доносился с острова. Даже рокот мотора стал едва слышен. Впереди слева из-за крутого утеса выдвинулся другой утес, а на нем будто построили три огромных ступени и набросили на них белые покрывала. Столько было птиц.

— Вот это да, — пробормотал Яшка, уставясь на птичью гору.

А что творилось в воздухе! Птиц носилось видимо-невидимо. Нет, профессор сказал неправду. Здесь был не миллион птиц, а сотни миллионов. Мошкары на болоте и то меньше. Кайры суматошно летали во все стороны, взмывали кверху, словно камни, падали вниз на воду, поспешно плыли куда-то, ныряли, опять поднимались — и всё с криком, с гамом. Шум стоял — не описать. Волны разбивались о скалы и взлетали вверх белыми всплесками, но рокота прибоя не было слышно.

Яшка не знал, куда поворачивать голову, на что смотреть.

— Вон, — крикнул ему профессор, — вон бургомистр, видишь, высоко в воздухе — большой, черный!

Мальчик схватил ружье, но Дроздов удержал его:

— На птичьих базарах стрелять ни-ни!

Яшка даже не успел спросить: почему?

Катер несколько раз черкнул килем[19] по мягкому песку и уселся на грунт всем корпусом, не дойдя до берега каких-нибудь пять-шесть метров. Бухта была маленькая, защищенная с трех сторон высокими выступами скал. Крикливых неугомонных кайр летало здесь мало. «Базарный» гул доносился откуда-то сверху.

Люди сразу выпрыгнули из катера в воду и, ухватившись за борта, протащили его еще немного. Потом, шагая по колено в воде, стали переносить имущество экспедиции.

Яшка тоже хотел выпрыгнуть, но профессор крикнул ему:

— Сиди! Будешь подавать вещи из катера. Куда ты в таких башмаках!

«Эка важность, — подумал Яшка, — что у всех высокие сапоги, а я в своих воды зачерпнуть могу. Ну и что ж, потом высохнут».

Но профессор, когда брал ящик, объяснил:

— Простудишься если да заболеешь, куда мы тогда тебя положим, в птичью больницу, что ли?

Это в яшкины расчеты никак не входило. Пускай болеет кто-нибудь другой, а он будет помогать знаменитому профессору строить на острове курятники для диких птиц и считать, сколько они яиц снесут. В этих вот ящиках, наверное, микроскопы увеличительные.

Работали все дружно, особенно старался штурман Жук. Другие таскали вещи вдвоем, а он свободно вскидывал на плечи самые большие ящики и нес их далеко на берег, широко и легко перешагивая с камня на камень. Видно было, что штурман очень сильный. Но мальчик, украдкой наблюдая за ним, решил по-своему: это Жук нарочно старался, хвастал.

Яшка никак не мог забыть своей обиды.

Последний большой ящик пытались поднять трое, да так и не справились; но тут подошел Жук, взял его и понес на берег. В одном месте, переступая через высокий камень, второй штурман поскользнулся и едва не упал в воду вместе с ношей, однако удержался на коленке и ящика не уронил.

— Во, — невольно вырвалось у Яшки.

Затем все опять взялись за борта разгруженного катера и потащили его меж камней к берегу.

На песке белели клочья пены от волн, потому что волны, набегая на берег и откатываясь обратно, процеживались сквозь песок, оставляя на нем пену и всякий морской мусор.

Яшка взобрался на борт и прыгнул с него насколько мог дальше. Чуть-чуть не упал носом в песок, потом Яшку качнуло назад, накренило в сторону…

Странно, земля качалась у него под ногами, совсем как корабельная палуба. Неужели весь остров качался?

Профессор взглянул на мальчика и догадался, почему у того такое растерянное лицо.

— А знаешь, отчего это? — спросил он.

— Известно, от волн, — сказал Яшка, — зыбкий, значит, остров.

Позади громко засмеялись.

— А чего, — рассердился Яшка, — не знаете, а смеетесь. Вон как на болоте земля трясется.

Дроздов потянул его за полу тужурки, чтобы он сел на камень, и объяснил:

— Вот это почему: пароход в море качало долго, мы и привыкли к тому, что палуба у нас под ногами качается. И на земле первое время такое ощущение. Это пройдет скоро.

Люди отдыхали. Кто сидел на земле, а кто разлегся. От папирос тянулись струйки дыма. Яшка искоса следил за Дроздовым. Как здорово знал всё профессор: и про птиц, и про морскую качку. Пожалуй, неправильно, что назначили его профессором по птицам. Ему бы надо быть самым первым морским профессором. Если бы Яшка учился на ученого профессора, — обязательно пошел бы по морской части. А птиц могут и другие изучать. Да и чего их изучать? Пускай несут яйца, собирай только.

— Что ж, товарищи, двинулись дальше. — Дроздов поднялся. — Нам нужно взобраться вон на ту скалу. Туда меж камней тропинка ведет. Берите вещи. А ты, Яша, понесешь этот вон ящичек, только осторожно, тут самое ценное мое имущество.

Яшка раскрыл рот и едва выговорил:

— Микроскоп?..

Мальчик бережно поднял драгоценный груз.

Шли гуськом.

Поднимались по тропинке вверх, Яшка даже кайрами интересовался меньше. Ну-ка, на плечах у него покачивался настоящий микроскоп, в который можно увеличивать всё, что хочешь.

На уступах скал стали чаще встречаться кайры. Они сидели с высоко задранными головами и походили на маленьких солдат в белых куртках и черных фуражках. Сидели как в строю: плечом к плечу, отделениями, взводами, ротами. Всё больше и больше попадалось их.

Воздух оглашался несмолкаемым и раскатистым криком. На первой террасе еще можно было различать голоса отдельных кайр: «Ар-р!.. Ар-рр-ра!..» — но дальше всё слилось в одно протяжное: «Рр-рр-а!» Иногда кайры пролетали над головами людей так низко, что казалось, они своими крыльями посбивают шапки.

Профессор кричал, иначе не слышно было:

— Складывайте сюда, на эту скалу! Тут от ветра хорошая защита и от птиц скрытно; не будем тревожить их!

Каждый укладывал свою ношу на том месте, где показал профессор, а сам он пересчитывал имущество, проверяя, всё ли взяли.

Вдруг лицо его сделалось озабоченным. Он еще раз оглядел вещи и крикнул: