— Пока вы и ваши сообщники боролись с другими уголовными преступниками, я еще мог в определенной степени вас понять, — прошипел он. — Однако «Лэйёк» перегнул палку. Вы не имеете права бороться с корридой террористическими способами только потому, что вам не нравится такой вид развлечений. И вы не имеете права убивать людей, когда вам захочется!

Лара вспомнила о докладе Родриго Эскобара в Лейли-Касле. О том, что целенаправленными выстрелами в конечности он выводил тореадоров из строя. И о том, что в начавшейся потом панике толпа задавила ребенка. Лара вспомнила также о своих сомнениях. После доклада она задумалась, стоят ли жизни спасенных быков одной невинной человеческой жизни, — в этом отношении она могла понять доводы Танаки. Тем не менее она ощущала потребность оправдать цели и средства ордена и правильно осветить определенные факты.

С искренним сожалением она сказала:

— Тот ребенок в Мадриде, это был несчастный случай…

Танака так резко вскочил со своего места, что стул опрокинулся. Одним прыжком он оказался возле Лары; его лицо было всего лишь в нескольких сантиметрах от нее. Она ощущала его дыхание и запах пота. И увидела бешеную ненависть в узких прорезях глаз.

— Вы прекрасно знаете, что я говорю не о ребенке в Мадриде! — прикрикнул он на нее. — Я говорю о том, что менее часа назад был убит один из моих коллег!

Лара растерянно покачала головой:

— Я никого не убивала. Я даже не знаю вашего коллегу.

— Ах, не знаете?

Танака выхватил из кармана паспорт. На фотографии Лара узнала юношу из библиотеки.

Ее первым побуждением было продолжать все отрицать, однако она догадывалась, что Танака ей не поверит. Возможно, ложью она приведет его еще в большую ярость. И она решилась рассказать правду.

— Я связала его и задала несколько вопросов, так как хотела узнать, на кого он работает… Это все, — выдавила она.

— К сожалению, мне трудно в это поверить, так как молодой мужчина с перерезанным горлом в это время находится на пути в морг!

— Клянусь, я не убивала его!

Танака схватил Лару за волосы и рванул ее голову назад. Она пыталась обороняться, дергала связанными за спиной руками, но в конце концов сдалась. Она ожидала ударов или даже еще чего-нибудь худшего. Но Танака вдруг остановился, будто осознав, что служащий Интерпола не имеет права давать волю рукам по отношению к беззащитной женщине, даже если подозревает ее в убийстве. Он оставил Лару в покое и снова выпрямился. Теперь он производил впечатление человека, старающегося сохранить самообладание.

— Возможно, вы говорите правду, — допустил он. — Имеется свидетель. Ребенок, который играл на стройплощадке, видел еще одного человека. Мужчину.

Только-только зарождающееся чувство облегчения у Лары сразу пропало, когда Танака продолжил:

— Описание мужчины в точности подходит к вашему спутнику — Эммету Гарнеру Уолшу, или Брайану Фицджеральду. Главе «Лэйёк энтерпрайзис». Если вы, госпожа Мозени, не убивали моего коллегу, должно быть, это сделал он!

Лара была поражена. То, что утверждал Танака, не могло быть правдой! Или все-таки могло? Она пыталась собраться с мыслями. Неужели Эммет использовал ее как приманку, чтобы обнаружить, велась ли за ней слежка? Тайком преследовал ее и сделал то, на что Лара была не способна, — убил молодого человека на стройплощадке? Одна лишь мысль об этом вселила в нее ужас. Она знала, что Эммет уже убил несколько людей, но до сих пор еще ни одного — хладнокровно, даже если те сами были убийцами или заказчиками убийства. Это нарушало кодекс чести ордена. Нарушил ли Эммет кодекс чести в этот раз, увидев единственную возможность защитить Лару и себя? Она почувствовала, как желудок судорожно сжался.

Танака снова наклонился к ней.

— Предполагаю, что вы — мелкая рыбешка, — прошептал он. — Мелкая рыбешка, ввязавшаяся в дело, которое ей не по силам. Но хотите вы этого или нет, вы по уши завязли в этом деле. К моменту убийства вы были на месте происшествия. Вы даже признались, что заманили туда моего коллегу, напали на него и связали. Я мог бы вас арестовать и посадить за решетку, до тех пор пока случай не разъяснится. Расследование может продолжаться месяцы или даже годы. А что касается здешних тюрем — их ни в коем случае нельзя назвать комфортабельными.

Слишком свежи еще были воспоминания Лары о камере в Анараке. Восемь женщин, с которыми она ютилась в тесноте. Маленькая дыра в углу для отправления естественных потребностей. Она вспомнила о случаях изнасилования и жестоком обращении. Об увечьях.

— Повторяю еще раз, госпожа Мозени: я вам верю. — Голос Танаки звучал почти умоляюще. — Я помогу вам избежать тюрьмы. Разумеется, только если вы согласитесь сотрудничать.

— Сотрудничать?

Танака кивнул:

— Расскажите мне все, что знаете об Эммете Уолше. Я хочу, чтобы вы помогли Интерполу его поймать.

Этот вечер, выманивший на набережную столько гуляющих, был просто великолепен. Но никто не обращал внимания на неприметный фургончик, припаркованный у края дороги, примерно в двухстах метрах от отеля «Джидда-Шератон».

В кузове автомобиля, скрытые от посторонних глаз, сидели Том Танака и его связной в этом городе Юсуф Исхак. Оба были окружены всевозможной техникой наблюдения — звукозаписывающими устройствами, громкоговорителем, видеоэкраном, радиопередатчиком и радиоприемником. При таком изобилии аппаратуры свободного места едва хватало для двух людей. Танака сам себе казался сардиной в банке.

Перед ним лежала телефонная трубка. Танака внимательно слушал резкий голос Пьера Дюмона — его шефа в Лионе. Дюмон не говорил, а кричал. Уже несколько минут.

Танака заметил, что вспотел, и крутанул ручку регулировки кондиционера. Когда Дюмон сделал паузу, Танака решил воспользоваться моментом, чтобы возразить ему и описать, как он видит сложившееся положение вещей. Японец взял трубку и приложил ее к уху.

— Я, как никто другой, сожалею о том, что юноша погиб, месье, — сказал он. Хотя фургон с радиотрансляционной установкой был звуконепроницаем, он говорил тихо. — Только я не виноват. В Джидде Исхак единственный агент Интерпола. Чтобы организовать группу, мне пришлось обратиться к здешней полиции, и она выделила мне двух зеленых новичков.

— Вы должны были настоять на том, чтобы вам выделили опытного полицейского, Танака! — кричал в трубке Дюмон. — Черт побери, почему вы позволили навязать себе людей, только что вышедших из полицейской школы?

— Потому что здесь такая же нехватка кадров, как и у нас.

Танака продолжал оправдываться, хотя знал, что в этом не было никакого смысла. Даже если он убедит Дюмона в своей невиновности, от угрызений совести ему никуда не деться. Наджиб аль-Хаким был мертв, потому что он, Том Танака, поставил юношу в ситуацию, которая оказалась ему не по зубам. Потому что он, будучи руководителем операции в Джидде, отдал ему приказ проследить за Ларой Мозени.

Другой юноша тоже не справился с заданием. Он должен был следовать по пятам за Эмметом Уолшем, но уже через двадцать минут его упустил, и теперь никто не знал, чем Уолш занимался во второй половине дня.

«Дюмон прав, — подумал Танака. — Набирая группу, я наделал глупостей. Поэтому аль-Хаким лежит теперь с перерезанным горлом в морге».

Одна мысль об этом вызвала у Танаки дурноту.

Он терпеливо дослушал поток ругани Пьера Дюмона и пообещал представить к завтрашнему утру подробный письменный доклад о трагическом инциденте. Затем повесил трубку.

Юсуф Исхак, техник, тоже был вынужден слушать рычание Дюмона. Он вынул флягу из кармана брюк и протянул Танаке.

— Верное средство, прогоняющее заботы, — ухмыляясь, заметил Исхак. — Сделайте глоток. Действует безотказно.

Танака отмахнулся от предложения:

— Спасибо, но я хотел бы сохранить ясную голову, когда появится Уолш или если женщина вдруг захочет смыться из номера.

Он скользнул взглядом по большому монитору видеонаблюдения, расположенному в центре консоли, но картина на протяжении последних шестидесяти минут так и не изменилась: с тех пор как он покинул ее номер, Лара Мозени лежала на кровати и пристально смотрела в потолок. Уставившись в одну точку, она была, казалось, полностью погружена в свои мысли.