В общем – о проникновении на участок можно было забыть.
На крыше стояла система, обнаруживающая снайперов, – ее постоянно вращающийся объектив я узнал сразу. У меня на винтовке был специальный армейский прицел – на линзы было нанесено покрытие, не позволяющее лучам отражаться от линзы в том диапазоне, который система воспримет как оптический прибор, нацеленный на дом. Но обычный прицел эта система засекла бы мгновенно. По крайней мере, если бы она засекла нас, мы бы не видели то, что видели…
Все окна дома на ночь закрывались жалюзи – не обычными, а стальными, отражающими пистолетную пулю. На крыше был парный пост наблюдения – один охранник с армейским пулеметом и второй – со снайперской винтовкой. Посмотрев через трубу Али на винтовку, я рассмеялся – нашли, с чем охранять. Снайперская винтовка Мосина, многократно модернизированная, – но на такой дистанции ей делать было просто нечего. Еще две пары охранников болтались по территории виллы – то, что они работали парами и оставались почти не замеченными для обитателей сего гнездышка, говорило о том, что это настоящие профессионалы и забить на службу они не успели…
А вот что происходило в этот самый утренний момент на ведущих к морю мраморных ступенях, даже описывать стыдно, не то что смотреть… Впрочем – что естественно, то не безобразно. Молодец дядя, как только справляется в его-то возрасте с четырьмя женами. И ведь все по Корану – не можешь удовлетворять четырех жен, значит, тебе и не положено столько; а тут вполне даже может. И трахал бы их себе дальше, чем с террористами связываться и в политику лезть. Ну да тут не синематограф, пленку назад не отмотаешь и приговор не отменишь…
Сначала вышли две жены – обе блондинки и явно русские. Из тех самых, что предпочитают ездить на Восток… на заработки, но свежие по виду совсем. Прикрыться даже полотенцем они не сочли нужным. Оно и правильно – зачем красоту скрывать…
Затем в окружении еще двух – пока первые успели ополоснуться в море – появился и сам Сатир. Первые вылезли из моря – и началось…
– Слушай… Я тут больше не могу – изжарюсь…
– Он же может. Терпи, ему сейчас сложнее приходится, чем тебе…
Мельком взглянул на часы – действо на мраморных ступенях продолжалось уже полчаса. Интересно, что за лекарство он принимает, говорят – из Африки немцы какое-то возят. Для восстановления мужской силы. Отвлекаюсь…
Можно было бы, конечно, выстрелить и сейчас, но я не стрелял. Дамы, которые сейчас развлекали Сатира, в отличие от него самого не были ни в чем виноваты. Они не связывались с террористами, не передавали деньги, не финансировали антигосударственные акции. А значит, и стрелять в них было решительно не за что.
Сатир выдохся через пятьдесят пять минут, когда Али стал аж красным – он почему-то плохо переносил жару, несмотря на то что был турком и родился на Востоке, – а я начал психовать, что для точной стрельбы и вовсе противопоказано. На какой-то момент я подумал, что это не более чем ловушка и охранники свободной смены подбираются к нам. Но этого быть не могло – Али перекрыл все подходы к нашей лежке тонкими, едва ли не в несколько молекул толщины нитями. Порвешь хоть одну из них – тревога. Прибор был у Али на руке – и противнику он попасть был никак не должен. Он явно указал бы на армию – больше этой мобильной системы охраны периметра нигде не было…
Наконец Сатир начал подниматься…
– Дистанция.
– Тысяча сто восемьдесят один.
– Ветер.
– Слабый. Три влево…
Стрелять надо сверху вниз – да еще и учесть, что часть своего пути пуля полетит над водой, а влажность там другая, да и испаряется она под таким-то жарким солнцем, что тоже требует небольшой поправки…
Сатир встал в полный рост, потянулся, глядя на солнце – и мой палец сам нажал на курок…
Пуля на таком расстоянии летит долго, очень долго… Изображение в оптическом прицеле, выведенном на максимальную дальность, смазалось от отдачи – но через мгновение все снова стало четко видно. И я увидел, как Сатир лежит животом вниз прямо на мраморных ступенях – а к зеленоватой соленой воде течет, стремиться слиться с ней багровый ручеек …
Дело сделано…
В следующую секунду и я и Али отпрянули – снайперская пуля щелкнула о камень, выбив каменную крошку в опасной близости от нас. Мы переглянулись – говорить ничего и не было нужно. Мы учились вместе, одному и тому же и в таких случаях понимали друг друга без слов…
Опасность. Так быстро они не могли понять, где находится снайпер. Если не знали заранее…
Хватанув винтовку, я сиганул вниз, следом за Али – успев уйти от пулеметной очереди, свинцовой метлой прочесавшей то место, где мы лежали. Совсем рядом с нами новая снайперская пуля срезала толстую ветку…
– Валим! Меняем отход!
Кто-то сдал – иначе этого просто не могло быть!
Машина ждала нас в километре – но в этой ситуации идти до нее было нельзя, там нас вполне могла ждать засада…
– К дороге! – выдохнул я, таща тяжеленную винтовку и стараясь не упасть. Зелень, кусты, камни, треск ветвей, тяжелое дыхание – все это слилось в нечто единое под названием «погоня». Она уже дышала нам в спину – и я это знал…
План был единственный – захватить первую попавшуюся на дороге машину, желательно без лишней крови, проехать на ней километров несколько, чтобы оторваться, – и уходить пешком. На пересеченной местности выследить двух разведчиков-диверсантов военно-морского флота, если они не хотят быть выслеженными, дело непосильное.
Задыхаясь, мы выскочили на узкое дорожное полотно, вьющееся между холмами…
– Машина… – выкрикнул Али.
Я мельком глянул на выезжающий из-за резкого поворота черный британский «Рейндж Ровер» – и адреналин, которого и так уже было немало, буквально хлестнул в кровь сплошным потоком…
– Контакт!
Вскинув винтовку, я выстрелил – с рук, навскидку, целясь по месту водителя. Громыхнуло, отдача обожгла болью руки – внедорожник завилял, экстренно тормозя. Даже отсюда было видно, как тонированное лобовое стекло со стороны водителя изнутри забрызгало красным…
Али уже стрелял – севастопольская подготовка не прошла даром. Мгновенно кувыркнувшись на раскаленном асфальте дороги, он пришел на колено и уже поливал огнем салон «Рейнджа» из автомата «Скорпион». Это оружие производилось в Богемии и отличалось особой точностью – непрерывной очередью все тридцать пуль ложились в мишень, равную по размерам автомобильной дверце – вот за что его так любили политические террористы всего мира…
Искалеченный, с разорванным пулями салоном, «Рейндж» катился по инерции прямо на меня, но я стоял словно во сне – не двигаясь с места. Сбоку что-то кричали, что – я не понимал…
– Ты что, совсем охренел?!!
Пробегая мимо меня, Али со всей силы толкнул меня в плечо – и тут все встало на свои места, появился звук, и мир закрутился с прежней скоростью. Оцепенение после выстрела, странное и необъяснимое, прошло…
Машина остановилась всего в пяти метрах от меня, немного не доехав. Закинув винтовку за плечо, я подбежал к ней, распахнув переднюю дверь справа – и изрешеченное пулями тело буквально вывалилось на меня…
В салоне разило кровью – запах был такой густой, плотный, даже едкий, каким он бывает лишь на бойне. Первым погиб водитель – моя пуля, пущенная навскидку, пробила лобовое стекло, его тело, спинку сиденья и застряла в теле того охранника, что сидел за ним и уже готовился высунуться из окна, чтобы стрелять по нам. Все лобовое стекло было забрызгано красным, испещрено дырами – хорошо, что небронированная машина. Впрочем, от триста тридцать восьмого калибра не спасет и броня…
– Интересные дела! Откуда только берут, ублюдки… – Али уже запихнул «Скорпион» в подмышечную кобуру, вытащил с заднего сиденья труп, подхватил его оружие: последняя модель «АК» в полной комплектации – с подствольным гранатометом, лазерным и оптическим прицелами. Такое оружие в частные руки не могло попасть никак …
– Ты едешь, нет? – Али уже разобрался с трупами со своей стороны и раздраженно смотрел на меня, протирая какой-то тряпкой залитое кровью лобовое стекло – скорее даже не протирая, а размазывая кровь по нему.