Ян уже почти час стоял в коридоре вагона, наблюдая за мельканьем голых деревьев, серыми облаками на сером небе и огромными грязными лужами, соединявшимися протоками в мерзкой жирной глине. Какой транспорт, кроме могучего «Кировца», мог решиться тут проехать, Ян не представлял, но колея явно принадлежала не трактору.

…Может, «землеход» инопланетян? По типу нашего лунохода. Хотя лучше не надо. Если они увидят весь наш бардак, то просто уничтожат эту страну гораздо раньше, чем она загнется сама – чтоб другим неповадно было…

Мимо прошла толстая проводница, и Яну пришлось прогнуться, коснувшись холодного влажного стекла. Это вернуло от глобальных проблем к сиюминутной реальности, и он заметил, как недовольно взглянула на него девушка в голубом фартучке, следовавшая за проводницей – она уже третий раз проходила мимо с салатами и похожими на раздавленных мышей, серыми котлетами. Наверняка ей было не понятно, чего человеку не сидится в своем купе, на мягком диване. …Но не буду ж я объяснять всем и каждому, что органически не выношу запаха грязных носков! Все равно ведь не поймут – для них это нормально. Чертов Славик!.. (они познакомились еще до того, как сосед снял туфли) Неужто сам не чувствует?.. Хотя чувствует, иначе б не убрал их на ночь в пакет – охрененно благородный жест!.. Впрочем, здесь во всем так – все делают вид, что хотят, как лучше, а получается…

Ян обернулся – Славик преспокойно разгадывал кроссворд, а напротив сидела девушка с издевательски символичным именем Виктория и ела салат из пластиковой тарелки.

…Я находиться там не могу, а она ест! Во истину, победа всеобщего быдлизма!.. – Ян снова отвернулся, хотя и пейзаж за окном в точности соответствовал его настроению.

– Ян! – раздался голос Славика, – слышь!

– Что? – при этом Ян не обернулся, хотя обычно на это второе, придуманное имя, всегда реагировал быстрее и охотнее, чем на первое, которое значилось в паспорте.

Первое имя знала лишь мать, жившая в тысяче километров от Москвы; университетские приятели, с которыми Кирилл практически не общался, и главный редактор, сам заинтересованный в сохранении тайны. Конечно, были еще всякие администраторы гостиниц, вокзальные кассиры, гаишники, но они не знали второго имени, и для них он являлся обычным клиентом, а не корреспондентом популярного столичного еженедельника. Вторым именем он подписывал репортажи, им представлялся, по нему его знали – Ян Борецкий! Это ж совсем не то, что тяжеловесно корявое – Кирилл Колодин.

– …Ян, столица Турции ведь Стамбул? А тут не подходит.

– Анкара, Славик. Это в пятом классе проходят…

Творческий псевдоним возник сам собой – имя Кириллу нравилось давно, а фамилия прилепилась, вроде, случайно, но тут же обрела глубинный смысл. Во-первых, она прекрасно сочеталась с именем по национальному признаку, что немаловажно для восприятия образа автора. Во-вторых, у основной, наиболее тупой части публики, она ассоциировалась с некоей борьбой (журналист ведь непременно с чем-то борется, что-то клеймит, раскрывает чьи-то ужасные тайны), а у более просвещенных протягивала ниточку к мятежной Марфе Посаднице, в незапамятные времена сражавшейся за отдаление Великого Новгорода от Москвы и за подчинение его полякам. Получилась вполне органичная «польская линия», хотя в самой Польше он никогда не бывал, да особо и не рвался – не та это страна, где ему хотелось бы жить. Его больше привлекала Австрия; особенно, сказочный городок Зальцбург, втиснувшийся среди Альп, родина великого Моцарта.

…За каким хреном я еду?.. В Выхино вчера строительный рынок полыхнул – пиши-не хочу, а тут буду выворачиваться наизнанку… было б перед кем! Перед дегенератами, которые не знают столицу Турции? Они ж и читать не умеют, а ищут знакомые буквы! А сейчас еще подрастет поколение, взращенное на ЕГЭ – во, будет закат цивилизации… – Ян проводил взглядом заброшенный хутор, отделенный от дремучего леса полуразвалившимся забором. Мысль замерла, так как ее развитие неминуемо толкало в бездонную черную пропасть.

Обычно, на время командировки, Кирилл, сохранивший за собой крохотную коморку в уголку сознания, спал, даже не напоминая о себе, но поскольку сейчас работа еще не началась, он решил подать голос:

– …Зато какой здесь народ! Допустим, не везет ему с правителями, а он все-таки выживает и будет выживать. Вспомни, к примеру, прошлый год…

И Ян вспомнил. Вспомнил затопленные дома, плавающую мебель, торчащую из воды кабину КамАЗа; но самое жуткое впечатление оставила вздувшаяся туша коровы, дрейфовавшая вдоль столбов, обозначающих скрытую водной гладью дорогу. Еще Ян помнил лихих ребят из МЧС (собственно, сейчас он и ехал к ним); вместе они тогда искали укрывшихся на крышах и чердаках людей, которые стерегли свое добро от мародеров. Ян сделал тогда материал об этом катастрофическом паводке, определив главной героиней бабку, чудом втащившую на крышу козу и объявившую, что не бросит «кормилицу», и, если «Богу так угодно», умрет вместе с ней. Репортаж получился настолько пронзительным, что после его публикации в области началась проверка, и один из вице-губернаторов даже лишился кресла.

– И что? – Ян презрительно посмотрел на «соседа по телу», но поскольку ему было скучно, снизошел до более обстоятельной беседы, – героизм нужен там, где нет профессионализма, а у нас его нет нигде; потому Россия – страна героев. Великая победа, твою мать, сняли вице-губернатора! Так на его место поставят такого же – это ущербная сама вертикаль власти… Ты тут народом восторгаешься, а если вдуматься – когда козы и шмотки ценятся дороже собственной жизни, это что? А я скажу – это уже извращенное сознание!..

– Насчет вещей, согласен, а, вот, бабку с козой, я понимаю, – Кирилл вспомнил, как пацаном кинулся на здоровенного пса, спасая котенка, но делиться своими воспоминаниями не стал, представляя реакцию «соседа»; он молча закрыл дверь в свою коморку, и Ян с радостью вернулся в день сегодняшний. Правда, радоваться было особо нечему – командировочное задание выглядело абсолютно бесперспективным, из раздела «По следам наших выступлений».

…Да ни хрена там не изменилось!.. Ян привстал на цыпочки, сделал пяток едва заметных наклонов, потому что поясница затекла от долгого стояния, но нюхать грязные носки было намного хуже.

– Ян! – снова донеслось из купе, – первый президент США, демократ! Ни Линкольн, ни Вашингтон почему-то не подходят!

– Они и не подойдут – при них еще никаких партий не было. А первый демократ – это Кливленд.

– Блин, точно! Откуда ты все знаешь?

– В школе хорошо учился, – пошутил Ян, но и с юмором у Славика оказалось неважно; он удивленно отложил ручку.

– Я, блин, академию закончил, и то не знаю!

…Представляю, какая академия в твоем Мухосранске, – Ян усмехнулся, – тебе б мой диплом показать – ты б только на «Вы» разговаривал… – но промолчал – он давно отучил себя заниматься «метанием бисера перед свиньями».

На смену деревьям пришли серые, еще не просохшие под нежарким весенним солнцем, домики; потом они стали подрастать, делаясь благообразными и отгораживаясь каменными заборами; следы «землеходов» стали гуще, появились люди, магазины. Это начинался город, который за прошедший год успел смешаться с десятком других, точно таких же, превратившись в безликое нагромождение строений.

Вернее, нет, кое-что Ян помнил конкретно – например, загаженный голубями памятник Ленину на пустой площади, новенькое здание МЧС с развевающимися флагами у входа; кафе, где было вполне приемлемое пиво, но «резиновая» пицца.

…Сейчас поговорю с МЧСниками… хотя что они мне скажут, если в этом году особого паводка не было? Что все у них теперь хорошо? Так в России все всегда хорошо, пока где-нибудь не случится катаклизм – тогда сразу кидаются все проверять, и везде оказывается плохо… ну, страна у нас такая – сплошных авралов и «компаний по борьбе…»