Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В этот вечер здесь ужинал Алихман-бек со свитой, потому половина ресторана пустовала. Владыка Федулинска восседал за столом неподалеку от сцены, где группа прелестных девушек в пестрых юбках изображала половецкие пляски. Подыгрывали пляскам четверо балалаечников, крутолобые, пожилые ребята в красных рубахах, подпоясанных кушаками. Всех четверых Алихман-бек выписал из Перми, где у него был филиал риэлторской фирмы «Алихман и сыновья». В последнее время мечтательного джигита почему-то тянуло на все простое, туземное, что не очень нравилось его ближайшему окружению. Некоторые роптали, позволяли себе дерзкие намеки на умственное неблагополучие владыки. Сам Алихман-бек объяснял свою новую прихоть философски. Говорил нукерам: хороший хозяин должен знать обычаи и культуру подданных. Еще говорил: если собака воет, пусть думает, что она волк. Не надо мешать. Вернее послужит. Он был умен, как бес, хотя не все это понимали.

Алихман-бек хлебал черепаховый суп деревянной ложкой с изогнутым черенком. С ним трапезничали Гарик Махмудов и Леха Жбан, русский пенек, взятый на службу из областного управления МВД, где был следователем по особо важным делам. Бывший мент уже полгода проходил в банде испытательный срок и пока зарекомендовал себя хорошо. Владыка доверил ему общий надзор за сборщиками податей.

— Настроение плохое, — пожаловался Алихман-бек, — хотя дела идут хорошо. Надо быстрее расширяться. Мы медленно расширяемся. Федулинск наш, а с Нахабино берем всего десять процентов на круг. Как понять, майор?

Леха Жбан умял промасленную булку с густым слоем икры.

— Первый раз слышу, бек. Кто такой Нахабин?

Алихман посмотрел на Махмудова, красноречиво закатившего глаза к небу.

— Нахабино, майор, — не кто такой. Это город. Там Сеня Тюрин верховодит, из липецкой братвы, но и наших много. Я против Сени ничего не имею, он хороший человек. Почему не поделиться, когда кусок большой. Но не десять же процентов. Десять — это несерьезно. Езжай в Нахабино, майор, поговори с Тюриным. Послушай, какие у него аргументы. Попробуй убедить по-хорошему.

— Липецкие давно зарвались, — подал голос Махмудов. — С ними по-хорошему не выйдет.

— По-плохому всегда успеем, — подытожил бек и знаком позвал официанта. Подскочил на полусогнутых дюжий детина с ухмылкой на всю рожу, как глазунья на сковороде.

— Чего изволите?

Алихман-бек ткнул перстом в сторону сцены.

— Вон та, крайняя, в синей наколке, — кто такая?

— Новенькая, барин, — официант, напоминавший полового, масляно хихикнул. — Лизкой кличут. Из музыкальной школы привлекли. Учителкой была.

— Ну-ка, приведи ее.

Официант метнулся на сцену, прикрикнул на балалаечников. Оркестр умолк, плясуньи сгрудились в кучу. Официант за руку вытащил смуглую, стройную девушку. Зал с любопытством наблюдал: повезло какой-то шлюшке, босс заметил.

Алихман-бек милостиво усадил девушку рядом с собой, поставил чистый бокал, собственноручно налил шампанского. Придирчиво оглядел.

— А ведь ты, Лиза, не так уж и юна. Сколько тебе?

— Двадцать три, — на щеках красотки сквозь смуглоту проступил нежный румянец, ярко пылали огромные глаза, точно два зеленоватых омута.

— Пей, девочка, не робей.

Лиза послушно пригубила.

— Родители кто у тебя?

Девушка оказалась из небогатой семьи: отец — профессор, мать — нянечка в детском саду.

— Что поделаешь, — посочувствовал Алихман-бек. — Мы папку с мамкой не выбираем. Танцевать где училась?

— В балетном училище.

— Спонсор есть у тебя?

Ответила дерзко, без смущения:

— Откуда в Федулинске спонсоры, господин Алихман-бек? Хороших нет, а какого попало сама не хочу.

В груди у Алихман-бека потеплело. В зеленых омутах сияло обещание неземных утех, в который раз суровая душа владыки поддалась сладкому обману.

— Ступай, малышка, танцуй. Попозже пришлю за тобой.

Девушка, блеснув белозубой улыбкой, упорхнула на сцену.

— Проверить бы надо, — недовольно заурчал Махмудов. — В Федулинске каждая вторая с триппером.

— Сам ты триппер, — благодушно пошутил владыка.

Мышкин приблизился к особняку с черного хода. Мусорные баки и весь внутренний дворик — одно из самых добычливых мест в городе для побирушек, но не всех сюда пускали. Здесь можно было отовариться чудесной жратвой на неделю вперед, а при удаче прихватить и кое-чего посущественнее. К примеру, ближе к рассвету, иной раз выкидывали целиковые, прилично одетые трупы, даже при бумажниках и часах.

К Мышкину подступил долговязый мужик в кожаном фартуке и в черной косынке на голове. Двор освещен слабо, лица не разобрать.

— Кто такой? Чего надо? — проскрипел мужик недовольно.

Мышкин знал здешние правила.

— А то не видишь?

— Вижу. Что дальше?

Мышкин порылся в кармане, протянул сторожу мятую десятку.

— Вот, все, что есть.

Сторож поднес бумажку к глазам.

— Новенький, что ли?

— Приезжий я. Оголодал шибко.

— Полчаса даю — ни минутой больше. Задержишься, пеняй на себя.

— Ладно, чего там…

По двору рассредоточились несколько смутных человекоподобных теней: некоторые орудовали в ящиках железными крюками, другие вроде бы бесцельно бродили от стены к забору. Мышкин быстро сориентировался. Одно из окон, как и доложил посланный днями лазутчик, утыкалось в стену кирпичной сараюшки и выпадало из поля зрения, если наблюдать со двора. Окно вело в складское помещение, заставленное мешками с крупами. Как и другие окна, оно снабжено сигнализацией, но в рабочее время сигнализация отключалась. Рама, обработанная тем же посланцем, висела на двух гвоздях — одна видимость. Чтобы снять ее, спрыгнуть вниз на бетонный пол и приладить раму обратно, Мышкину понадобилось минуты три.

Он посветил в темноте ручным фонариком — мешки, мешки, мешки и дверь, обитая железом, с простым английским замком. Подойдя, осторожно потянул за ручку — открыто.

По коридору шел смело, не таясь, как у себя дома, и никого не встретил. Через два коридора — грузовой лифт. Нажал кнопку вызова — огромная кабина со скрипом распахнулась.

В лифте скинул с себя солдатскую шинель, стащил калоши с сияющих мокасин — и остался в добротном темно-синем костюме и белой рубашке, с кокетливой бабочкой на шее. Черные очки поменял на теневые с золоченой оправой. Теперь он ничем не отличался от обычных завсегдатаев клуба, пришедших скоротать вечерок в покое и неге.

Пошатался туда-сюда, огляделся. Вокруг мелькали знакомые чернобровые лица, но попадались и соотечественники, явно не федулинского замеса: импозантные, богато одетые мужчины средних лет, являющие собой замечательный тип преуспевающего новорусского бизнесмена. Их легко отличить по заносчивой, самоуверенной повадке и по скучающему, как бы немного отстраненному от мирской суеты выражению лица. Федулинский затурканный бывший оборонщик, разумеется, им в подметки не годился. Присутствие здесь таких людей, безусловно, свидетельствовало о растущей популярности заведения.

Женщины встречались реже, если не считать полуголых возбужденных девиц, вспыхивающих то там, то тут, как рекламные клипы. В обслуге клуба преобладали стройные, как на подбор, мускулистые, пухлозадые юноши, чья профессия не вызывала сомнений у мало-мальски посвященного человека.

В одном из просторных, с высокими креслами и покерными столиками холлов Мышкин ненадолго задержался возле группы мужчин, мечущих банчок. Подивился ставкам: перед каждым игроком лежали груды зеленых стодолларовых фишек. На Харитона Даниловича никто не обратил внимания, выходит, безошибочно вписался в здешнюю среду обитания.

Вскоре добрался до ресторана и, помаячив в дверях, цепко оглядел полупустой зал. Хозяин города, грузный, черногривый, носатый Алихман-бек, как раз о чем-то беседовал с красивой брюнеткой. С ним Гарик Махмудов и Леха Жбан, приближенные лица, обоих Мышкин знал хорошо.

— Желаете поужинать? — подскочил к Мышкину метрдотель, шустрый господинчик в ослепительно белых кудряшках, похожий на лугового барашка.

11
{"b":"181706","o":1}