Я еще раз прислушался и поморщился — тишина неприятно давила, и было непонятно: то ли это последствия перехода и звона в ушах, то ли действительно вокруг даже лягушки передохли от очередного «выхлопа». Вернувшись к потрепанной обладательнице рыжих косичек, я быстро согнал неуместную улыбку с лица. Некоторые после первого перехода в позе эмбриона рыдают, а наш работодатель уже даже на карачках стоит и заканчивает остатки желчи выблевывать. Еще минут пять и можно приводить себя в порядок. Почти оклемалась.
— Это всегда так плохо? — просипела Настя. Испуганный взгляд сменился сердитым — какой девушке приятно увазюканной чушкой перед взрослыми мужиками ракообразного изображать.
— На второй-третий раз станет понятно. Один раз пройти можно и со страху. А дальше — как с прыжками с парашютом. Страх поборешь — будешь ходить, пока не ошибешься где в коридорах. Струсишь, вспомнив первый переход — и загнешься. Трусить — нельзя.
— И кислятиной пахнет, — вздохнула «Пэппи» невпопад.
— Это тебя ужином вывернуло. Рот прополощешь и полегчает.
— Нет, чем-то другим воняет. Будто квашня прокисла, или…
Я крутанулся на месте, вскидывая верный «калаш»:
— Атас! Жабы рядом!
И вбитые в подкорку рефлексы спасли группу от неминуемой смерти, позволив встретить огнем нападавших, выскочивших на площадку будто из пустоты. Раз — и среди бетонных щербленных «пальцев» мелькают чужие тени, завернутые в драные дерюги и вонючие накидки. Два — и я успеваю расстрелять весь магазин, ловя в прицел размазанные в движении головы, рты, глаза. Мне вторит кашель «тэтэшника», уханье «макаровых» братишек и грохот «Молотилки», которая прошибает кровавые просеки в толпе аборигенов. Я воткнул второй магазин и успел прикончить идиота, подставившего мне спину, как живые ублюдки закончились, завалив телами площадку перехода. Звякнул упавший барабан «Страйкера», защелкали затворами остальные бойцы. Подхватив за шкирку Настю, я рванул к еле видному в тумане холму:
— На «курилку», быстро! А то остальная стая подтянется, не отплюемся!
— Зажмут, Филин! Это же не молодняк, это — старики!
— Вот и шевелись, Михалыч! Там отобьемся, а здесь задавят! Шевелитесь, быстрей, быстрей! — и я швырнул ничего не понимавшую девушку одному из братишек, прикрывая спину удиравшему отряду. Пока нет свалки рыло-в-рыло, с «калашом» прихлопну любую заразу. Сколько там обычно охотников в группе? Десяток? Два? Как раз на магазин. Кого не шлепну, так подраню, все секунду-другую выиграем. Засаду мы кончили, спасибо выверту обоняния Насти, а теперь нас не зацепишь, н-е-е-е-т, теперь мы знаем, что по чем, теперь быстрее весь клан трупами рядом положу, чем до нас доберутся. Врете, уроды, свой шанс вы проср…ли!
* * *
К утру сильно похолодало, но сохраненные во время бегства баулы подарили нам и теплые плащ-палатки, и тушенку, разогретую на крохотном костерке. Оседлав крохотный холм с обрывистыми краями, мы успели разок ополовинить толпу идиотов, рванувших следом по единственной тропе, после чего я еще разок попятнал наиболее нахальных. Не знаю: убил или нет, но больше под выстрел никто не подставлялся, а вечно висящий рядом с холмом густой туман не позволил устроить охоту на дальнюю дистанцию. Так и сидели: аборигены на кочках, укрытые хмурым маревом, и мы на покрытых мхом камнях, соорудив из раскрошившихся валунов подобие низкой стенки. С огнестрельным оружием у местных было очень туго, да и не жили в условиях вечной сырости пистолеты-пулеметы, а вот стрелу в бок вогнать могли запросто.
Через полчаса после неудачной атаки мы услышали, как рядом с площадкой перехода забухали тамтамы, потом добавились довольные вопли и потянуло горелой вонью. Еще через несколько минут в хор довольных голосов вплелся визг, перекрывший еле различимый смех и крики. Судя по всему, кто-то медленно умирал за стеной тумана, терзая наши нервы всю ночь. Даже при первых признаках зари бедолага не угомонился. Один плюс — под такой аккомпанемент никто из группы не сомкнул глаз…
Отдышавшись, Серега перевел дух и вновь начал зубоскалить. Отметив мрачные рожи команды, он выбрал в качестве жертвы Настю, и теперь сиплым голосом продолжал знакомить ее с местными реалиями. Я большую часть баек слышал уже даже не по десятому разу, но предпочел молчать: пусть учит, даже такая информация способна при случае спасти жизнь. А самому трепаться и разжевывать прописные истины не хотелось. Меня куда как больше беспокоила неожиданная атака и вражеский многочисленный отряд, до сих пор не снявший осаду. Народу мы у них покрошили немало, охотников пятнадцать-двадцать завалили, не считая раненных. За такое могут и не простить. Тогда придется с боем прорываться, а много мы навоюем всемером, где один боец с косичками — только номинальный?
— Я с торгашами местными одно время близко сошелся. Кожи им продавал и разные химикаты для хозяйства. Одно плохо — покупать они рады, а вот платить почти нечем. Здесь на болотах даже рудное железо почти все повыбрали. Нищие земли, одним словом.
— И далеко болота?
— До края никто не доходил. На пару тысяч километров мелкие островки тянутся, а потом их все меньше, а топи все глубже. Здесь, рядом с переходом, наиболее обжитой район был, пока люди не пришли.
— Перестреляли всех? — насупилась Настя.
— Неа, болячки свои притащили. Многие местные от разных лихорадок скончались, потом какая-то зараза на зверье перекинулась, мор пошел. Но это было еще до нас, лет двести тому назад, или даже больше… И все, с той поры аборигены сильно в числе поуменьшились. Ну и с голодухи на соседей переключились. Вот и сейчас, явно кого-то вываривают.
— Выва… Что?
Я поморщился, но не затыкать татуированного Серегу не стал. Что поделаешь, если каннибализм на Склизи — бытовуха, в каждой деревне. Поэтому лишь глянул, куда девушку развернуть, если снова выворачивать начнет. Самому пачкаться как-то не хотелось. Когда еще помоешься нормально.
— Варят они пленников. Обычно — убивают быстро и съедают, а по большим праздникам устраивают себе развлечение. Котел с водой, огонь под ним, и бедолагу туда. Если настроение хорошее, могут и на сутки удовольствие растянуть. Слышишь, как надрывается? И ведь уже не первый час…
— Варварство… — всхлипнула «Пэппи», глубоко дыша носом. — Живого человека — и…
— А ты как хотела? — удивился Михалыч, тихонько бросив вниз маленький камушек. Послушав, как тот проскакал по склону, механик удовлетворенно кивнул: нет в сгустке тумана никого, померещилось. — Сама подумай, пришлые их в такую задницу загнали, что приходится собственных детей жрать, а нам теперь о благородстве и дружбе между народами вещать? Скажи спасибо, что после перехода учуять их смогла. А то первую бы освежевали.
— И все равно…
— Равно-не равно!.. Ты что, Типтопа не расспрашивала? Он же здесь одно время полгода проболтался, даже местной лихорадкой переболел. Все думал, как бы золотишка намыть, или еще как обогатиться. Почти своим стал, мотаясь по стойбищам. А уважаемым торговцам — лучший кусок со свежатинки. Что, не говорил? Ну, наверное стыдно было…
Девушка выпучилась на Михалыча, а я поудобнее перехватил автомат: рядом с еле заметным краем тропы началось какое-то шевеление. И пока у меня за спиной Настя что-то возмущенно шипела в ответ, я взглядом пробежал по остальным бойцам, пригнувшимся за камнями, а сам стал ждать. Остатки самых смелых и безмозглых после нашей пальбы наверняка уже доели. Значит, подобревшие хозяева или удумали какую пакость, или идут торговаться. Одно дело — соседей копьями ковырять, и совсем другое — на картечь пузом напороться.
— Эй, собака-белый! Не греми! Шаман идет! Шаман говорить идет! Будет говорить много! Не греми!
Ну, что и требовалось доказать…
* * *
Торги шли очень тяжело. Меня нервировал проклятый туман, вечный спутник одинокого холма, нервировали сиплые вопли умиравшего в котле бедолаги, бесил неудачный расклад сил здесь и сейчас. Хитрый бородатый коротышка с глубоко запавшими глазами понимал, что мы не просто так пришли. И если прорваться назад могли, то вот пробиться к цели на болотах — вряд ли. Мало того, закутанные в вонючие шкуры аборигены могли пожертвовать рабами и частью молодняка, заперев тропу и оседлав соседние кочки. Скорее всего, мы бы прорубились домой, но вот дойдем ли все — отдельный вопрос. Да и не ждут нас дома, Михась открыл проход в счет кредита, и второй раз нищебродам одолжение делать не будет. А проклятый шаман будто чувствовал все это и скалился непрерывно:
