В то время когда человеческий опыт все более проясняет (и объясняет) суть вещей, никакая религия не предлагает гарантий того, что высшие силы помогут человеку в познании бытия. В этом смысле религия древних греков не отличается от любой другой религии. Как же язычники объясняли «эффективность», «значимость» отношений между богом и человеком? В точности так же, как и нынешние набожные адепты религиозных учений: там, где дела идут плохо, виноват сам человек. «Видно, боги прогневались на нас», — говорили в таких случаях древние греки. Так же говорят и нынче: епископ Карлайлский заявил, что наводнения в июне 2007 г. стали карой Божией за наше моральное вырождение, оговорившись, правда, что сами потерявшие кров люди ни в чем не виноваты. Верующих людей слова епископа особо не тронули, разве что атеисты, говорят, затребовали статистику, которая доказывала бы связь между разгулом стихии и падением нравов.

Две тысячи лет неустанных размышлений о божественном начале всего сущего не могли не оставить следа в современных представлениях о природе вещей. Например, наиболее часто звучащие сегодня дебаты касаются взаимосвязи между Вселенной и Богом, между универсумом и высшими силами. Обычно споры поднимают вопрос о соотношении «божественного создания всего сущего» и «естественного отбора», создание и развитие мира Творцом против абсолютного отрицания какого-либо участия «потусторонних» сил в природных и общественных процессах. Конечно, древние греки не знали, что и через много веков эти дискуссии будут продолжаться, и, без сомнения, с удовольствием приняли бы в них участие.

Древнегреческие мыслители в основном склонялись к гипотезе, что мир устроен в строгом порядке и все в этом мире (включая и человека) имеет свой предопределенный смысл, то есть все вещи являются частью общего космоса.

В то же время они воспринимали мир как произволение Божие. По их воззрениям, прародительницей всего сущего была «мать-земля» Гайя, которая существовала задолго до многих богов. Совокупившись с Ураном, богом неба, а затем с Хроносом, она произвела на свет всех остальных важных богов и богинь. Об этом поведал нам поэт Гесиод. Так Божие провидение создало тот мир, в котором обитает все живое, в том числе и мы. Древние, таким образом, не разделяли «научное», «рациональное» и «божественное» столь радикально, как это делают современные ученые. Поэтому древнегреческие философы-физики, утверждая, что жизнь развивается благодаря усилиям отдельного человека и всего человечества в целом, оставляли место и для божественного промысла.

Древнегреческий историк II в. н. э. Плутарх рассказывает, что Периклу с его загородного имения прислали голову однорогого барана. Пророк и толкователь Лампон, увидев единственный огромный рог на бараньей голове, интерпретировал этот факт таким образом, что, будто бы в борьбе за влияние на афинский народ из двоих соперников, Перикла и Фукидида (не путать с Фукидидом-историком), победителем выйдет Перикл.

Однако наставник Перикла, ученый Анаксагор (которым, кстати, однажды восхитился Сократ), ничего не хотел слышать об этой чепухе. Он рассек бараний череп, снял кожу и объяснил, что единственный рог вырос совершенно естественным образом вследствие родовой деформации черепной кости. Лампон замолчал, но ненадолго. Вскоре Фукидида подвергли остракизму, и Перикл, таким образом, стал самым влиятельным политиком в Древних Афинах. Лампон оказался прав.

Плутарх, продолжая свое повествование, утверждает, что правы были оба: Анаксагор — потому что сумел объяснить Периклу, почему вместо двух рогов вырос один; а Лампон — потому что понял, в чем смысл этого удивительного факта. Плутарх указывает, что простое объяснение какого-то феномена не означает автоматического объяснения самого смысла этого феномена. Он приводит параллель с солнечными часами. Вы можете объяснить причину возникновения тени, но если вы не поймете назначения отбрасываемой на часах тени, вы не поймете ни смысла, ни назначения самих часов.

Таким образом, заключает Плутарх, если вам не понятно, как функционирует окружающий мир, вас ужаснет и роль, и значение божественного. Если же вы знаете, как мир устроен, вы отбросите свои суеверные страхи, заменив их «благочестием, питаемым добрыми надеждами». Значит, божественное находится внутри природы, внутри универсума, а не вне его. По Плутарху, «природа» и «боги» — два понятия, живущие в нерушимой гармонии и по сути, две стороны одной медали. Вывод о том, что боги теснейшим образом связаны с материальным миром, и есть главная идея античной мысли.

Если бы мы спросили у древних: «Что есть окружающий мир — порождение природы или Божиего провидения?», мы услышали бы: «И то, и другое».

Изучая жизнь древних, неизбежно задаешься вопросом: почему в античном мире так неистово верили различным оракулам, предсказателям, прорицателям, гадалкам и прочим колдунам? Мы, современные люди, уверены, что за всеми этими предсказаниями скрывается дремучее невежество, а сами предсказания — совершеннейшая чепуха. Но прежде чем усмехаться, я хотел бы напомнить, что древние мыслители и интеллектуалы также задавались этим вопросом. В своем двухтомном труде «О предсказаниях» (опубликован в 44 г. до н. э., сразу же после убийства Юлия Цезаря) великий древнеримский оратор, политик и философ Цицерон камня на камне не оставил от повального увлечения гороскопами. Определяя прорицательство как «предсказание событий, происходящих случайно», Цицерон описывает это явление в  своем обычном тонком и блестящем стиле:

 «Во-первых, ни в одной из областей жизни, которую затрагивает прорицатель, он обычно не смыслит больше или на равных с истинным  экспертом. Заболев, человек идет к доктору; для разрешения загадок природы обращается к ученому; по вопросам добра и зла — к философу; проблемы государственного устройства лучше обсуждать с политиком и т. д. Прорицатель же — дилетант повсюду.

Во-вторых, мы имеем дело с логической ошибкой. Если какое-то событие происходит «случайно», то оно по определению не может быть предсказано; а иначе это уже не «случайность». Если же событие произошло «случайно», — продолжает Цицерон, — то даже сами боги не в силах предсказать его. Куда уж там простому смертному предсказателю! «Divinatio» («предсказание»), таким образом, невозможно, если все происходит по воле случая». Подытоживая все сказанное, Цицерон делает вывод, что все события направляются рукой Судьбы. В таком случае, «трудно узреть, какие преимущества могут дать предсказания человеку, чья участь предрешена. Никакие пророчества не помогут человеку избежать своего рока, и как ужасно, в конце концов, заранее знать то, что должно с вами произойти».

Цицерон здесь явно имел в виду недавнее убийство Юлия Цезаря.

С другой стороны, если слепая Судьба сошла с дороги жизни, отойдя на обочину, то ничего не предопределено. В этом случае «предсказание также бесполезно и бессмысленно, так как оно по определению касается чего-то предопределенного; однако ничего нельзя назвать предопределенным из того, что можно предотвратить».

Цицерон рассматривает различные типы предсказаний и предзнаменований — гадание по рисунку молнии, гороскопы, сновидения и т. д. — и во всех видит полную чепуху. Заканчивает он тем же выводом (как и Плутарх), что суеверия могут причинить верящим в них огромный вред: