Вулф не имел желания удлинять болезненный процесс ее прозрения хотя бы на секунду. К тому же он опасался, что, посмотрев совсем недолго на эту обносившуюся аристократку, он заключит ее в объятья.

Когда Вулф повернул наконец лицо к Джессике, оно было бесстрастным.

— Что еще есть у скунса на ужин? — спросил он подчеркнуто нейтральным тоном.

Джессика улыбнулась довольно грустно.

— А пока что ничего. Я налила слишком много воды в картофель и еще не открыла компот из вишни.

— Консервированную вишню. Так говорят на Западе

— Вот как.

Вулф видел, что Джессика живо схватывала все особенности местной речи. Она утрачивала последние нюансы английского произношения и словоупотребления, как некогда полностью исключила из своего лексикона шотландские обороты. Подобно Вулфу, она с детства поняла, что для выживания следует приспосабливаться к окружающей среде.

То, что она дочь женщины из простонародья, да еще шотландки, так же невозможно изменить, как и обстоятельства рождения Вулфа. Но можно изменить одежду и речь. Эту минимальную дань Вулф платил за внутреннюю независимость. Везде и всюду он был своим — и оставался собой.

Сейчас его интересовало, последовала ли Джессика его примеру, обрела ли внутреннюю свободу под личиной внешнего послушания? Он подозревал, что да, обрела, и это его отнюдь не радовало. Тем сложнее будет борьба за развод. Причудливый узор судьбы сложился так, что свобода одного означала несвободу другого. Для нее этот странный союз был избавлением от кошмара насильственного брака, а для него — кошмаром путешествия с неподходящим спутником. Путешествия длиною в жизнь.

Джессика прошла мимо хранящего молчание мужа в задымленную кухню. Он последовал за нею. Ему в глаза бросилось несколько незастегнутых пуговиц у нее на спине. Она либо не смогла сама дотянуться до них, либо застегнула неправильно.

Это новое подтверждение того, что Джессика не желает, чтобы руки Вулфа касались ее, даже если нужно всего лишь застегнуть платье, вызвало у него невольный гнев. Конечно, он должен быть благодарен Джессике за то, что она не пыталась соблазнить его и сделать их брак — о ужас! — реальным. Тем не менее его отнюдь не радовала мысль о том, что она испытывает отвращение даже к таким невинным его прикосновениям.

«Чертова монашенка!.. Почему ты выбрала меня для того, чтобы терзать своими соблазнительными формами?»

Прищурив глаза, Вулф смотрел, как Джессика распахнула дверь кухни, чтобы дать выйти дыму, затем пошла проверить картошку. Подняв крышку, она заглянула в горшок.

— Что за колдовство! — сказала она с несчастным видом. — Куда она делась?

— Кто?

— Картошка.

Вулф заглянул в горшок поверх плеча Джессики. В мутной жиже не было видно ничего, напоминающего картошку

— Вчера вечером картошка была обгоревшая снаружи и сырая внутри. Сегодня она просто исчезла.

— Знаешь, я никогда не думала, что картофель — такой капризный овощ, — пробормотала Джессика.

— Неудивительно, что люди оставляют для эльфов молоко и печенье. Иначе эти глупенькие создания умрут с голоду. — Вулф покачал головой и посмотрел на Джессику с невинным любопытством. — А что ты сделала с консервированной вишней? Запрятала ее в соль или в соду?

— Неразумно ожидать, что я за три дня обучусь всему, чему на континенте обучают годы, — сказала Джессика, стараясь говорить ровным и спокойным голосом. — Честное слово, я делаю все для того, чтобы быть хорошей женой.

— Опасная мысль… Что случилось с вишней?

Джессика сделала гримасу и призналась:

— Я не смогла открыть ее.

— За эти мелочи, господь, тебя благодарю…

Вулф схватил ухват, подцепил горшок с бывшей картошкой и шагнул за дверь. Джессика услышала шипенье — это Вулф вылил содержимое горшка на тлеющие отбивные.

— Приятного аппетита, мсье скунс, — произнес Вулф.

Эта саркастическая фраза заставила Джессику вздохнуть. Желудок у нее просто ссохся, горло болело, а глаза жгли слезы, которые она так и не пролила. По расправленным плечам и по сжатому рту Вулфа, когда он вошел в кухню, Джессика поняла, что он надеется на проявление слабости с ее стороны. От него не приходилось ждать ни сочувствия, ни понимания того, как ей тяжело.

Он ждет не дождется, когда наконец-то отделается от нежеланной жены.

Собрав остаток сил, Джессика распрямилась, схватила ухват и направилась к плите. При первой попытке поднять громадный горшок руки ей отказали, когда горшок был в дюйме от плиты. Он с грохотом упал на черную металлическую поверхность под яростный аккомпанемент шипенья выплеснувшейся воды. Лишь по чистой случайности Джессика не ошпарилась.

Стиснув зубы, она сделала новую попытку достать огромный горшок, твердо решив во что бы то ни стало принять горячую ванну. Но не успела она выпрямить руки, как почувствовала, что ее подхватили и повернули, и она оказалась лицом к лицу с Вулфом, который в упор смотрел на нее суровыми глазами

— Ты что, глупая? Ты разве не знаешь, что от кипятка будут волдыри на твоей аристократической коже?

При этих словах Джессика зажмурилась, ее глаза превратились в злые бледно-зеленые щелки. Она выдержала паузу, боясь заорать на него, как какая-нибудь торговка рыбой.

— Даже ты не столь глуп, мой лорд, чтобы этого не знать, — проговорила она наконец сдержанно. — Но, может, ты в состоянии научить кипящий горшок подбегать по команде к твоей ноге, словно послушная собачонка?

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я собираюсь достать горшок с водой для ванны, — лаконично пояснила она.

— Если ты хочешь смягчить мой гнев по поводу несостоявшегося ужина и предложить мне горячую ванну…

Джессика открыла было рот, собираясь объяснить, что она имеет в виду ванну для себя, а не для него, но Вулф продолжил:

— Ты права Я мечтаю о ванне больше, чем о еде, какой бы обед ты ни приготовила… Делает тебе честь, что ты это поняла.

— Мы не образцовые жены, но делаем все наилучшим образом, — сказала она сквозь зубы.

— Вспомни это, когда ты будешь тереть мне спину. — Вулф улыбнулся рассерженной молодой женщине, которую он, приподняв, держал в смуглых сильных руках.

— Скажи мне, дорогой муж, а образцовые жены похожи на амазонок?

— Виллоу всего на дюйм или два выше тебя.

— Но, конечно, широка в плечах и с могучими руками? — предположила Джессика сладким голосом.

— Она изящна и женственна, как то дерево, чье имя она носит.[2]

— Тогда как она таскает горячую воду в ванну — кофейными чашечками?

— Образцовым женам не приходится носить воду в ванну. За них это делает природа

— Ага, понимаю, — промурлыкала Джессика. — Она ведьма.

Вулф крепко сжал губы — он твердо решил не позволять Джессике сразить его находчивой репликой или острым словцом.

— Все не так зловеще, — пояснил он спокойно. — Калеб построил ей дом неподалеку от горячего источника. Рено подвел трубопровод к дому.

— Не имея мужа столь же умного, как Калеб, и брата столь искусного, как Рено, я вынуждена носить воду в ванну на обычный западный манер — бадью за бадьей.

Вулф увидел решимость в глазах Джессики и понял, что она не отступится. Был выбор: либо натаскать горячей воды за нее, либо стоять и наблюдать, как она будет заливать два галлона кипятка.

— Я принесу эту чертову воду, — в сердцах сказал он.

Через десять минут Вулф наполнил длинную, узкую ванну, поставил греться еще три бадьи и помешал дрова в плите. Он разделся и погрузился в воду.

— А теперь, ваша милость, — крикнул он, — приходите и помойте вашего мужа.

— Что?!

— Помой меня, — повторил он нетерпеливо. — С этим, кажется, даже ты в состоянии справиться.

Удивление, написанное не лице Джессики, которая появилась в дверях, казалось, должно было рассмешить Вулфа. Однако он почувствовал злость. Он-то мечтал о том, чтобы воплотить в жизнь совет леди Виктории: «Научи эту монашенку не бояться мужских прикосновений».