«Нагнись, сильней, вперед, назад…»

Несмотря на желание Джессики быстрее покончить с мытьем, щетка только вяло скользила по кирпичам. Она с отчаяньем поняла, что в ее руках больше нет сил. Она согнула их в локтях и оперлась всем телом на щетку. Щетка выскользнула из ее ладоней и загремела по полу. Джессика едва удержалась, чтобы не упасть.

Тогда она отставила щетку и окатила пол чистой водой. Вспомнила, что уже давно пора готовить ужин. Впрочем, опоздание не имело значения. Что бы она ни приготовила, Вулф на все смотрел скептически.

— Что ж, его трудно винить за это. Даже скунс отказался от жаркого, которое я приготовила вчера вечером. Но и меня несправедливо ругать. Никто не говорил мне, что нужно было закрыть горшок и постоянно добавлять в него воду.

Воспоминание о бессловесном ночном посетителе рассмешило Джессику, несмотря на ноющую боль в пояснице. Она встряхнула некогда прекрасное дорожное платье. Ее юбка — увы! — более не гармонировала по цвету с ее аквамариновыми глазами. Более того, ткань напоминала скорее грязную лужу с черными разводами на коленях, поскольку ей приходилось становиться коленями на кирпичи во время мытья пола и на деревянные плитки при стирке.

— Проклятье! — пробормотала Джессика. — Мне нужно было захватить одежду домработницы, а свою оставить в Англии.

Она подошла к плите, открыла дверцу и заглянула внутрь. Как всегда, дров было маловато. Наверняка так же обстояло дело с камином в гостиной, который одновременно отапливал и спальню. Однажды она поинтересовалась, кто был тот мастер, который так остроумно решил проблему отопления помещения с помощью двустороннего камина. Каково же было ее удивление, когда она узнала, что камин сложил Вулф.

Она загрузила дровами плиту и камин, поставила бадьи с водой для умыванья и стала готовить ужин.

— Ну куда ты! — сердито произнесла она, когда разделочный нож снова выскользнул из ее неопытных рук. — Сегодня я удивлю Вулфа. У нас будет картофельное пюре, свиная отбивная из соседского поросенка и компот из вишен. С этим не должно быть затруднений. Надеюсь, сегодня мне не придется выслушивать, как Вулф поет гимны этой великой мастерице кулинарного искусства Виллоу Блэк.

Джессика во время работы привыкла разговаривать сама с собой. Разговор помогал заглушить звуки ветра, хотя доносившиеся стоны все же выводили ее из равновесия. Она была благодарна закипевшей воде за то, что та своим бульканьем успокоительно действовала на нее.

Вскоре аромат кипящего картофеля вытеснил едкий запах, который держался в кухне после мытья кирпичного пола. Чугунная крышка громыхнула, когда она ставила сковороду на плиту. Этот мирный звук, равно как и шипенье разогревавшихся отбивных, вселил в нее бодрость.

Продолжая негромко напевать, несмотря на отупляющую, охватывающую все тело усталость, Джессика залила насос и наполнила большую кастрюлю водой. Затем открыла дверцу плиты, подбросила несколько поленьев и захлопнула ее снова.

— Что еще? — спросила себя Джессика, мысленно пробегая составленный в уме перечень дел. — Ага, подготовить стол. Вторую скатерть выстирать, высушить и положить в ту большую стопку для глаженья. Слава богу, Вулф не заставил меня гладить вторую рубашку после той. Откуда мне было знать, что материя прогорит так быстро?

Джессика подошла к серванту, провела рукой по красиво отделанному верху и открыла ящик. К ее радости, там была еще одна скатерть. Первая была испорчена, когда Вулф глотнул кофе и сразу выплюнул на стол, ругаясь и крича, что она хотела его отравить.

Закрыв глаза, Джессика сказала себе, что в один прекрасный день она найдет все таким же забавным, каким иногда находил это Вулф. А до того времени она должна продолжать улыбаться и побыстрее освоить домашнюю работу.

Другого выбора, не было. Всякий раз, когда улыбка покидала ее или когда она позволяла усталости взять верх над собой, Вулф фиксировал эти признаки слабости, надеясь, что она откажется быть женой американца с Запада.

«Скажи заветное слово, Джессика».

Вулфу теперь не требовалось даже произносить вслух команду. Джессике достаточно было увидеть линию его рта, его пристальный взгляд, его неусыпное внимание, которое, словно ледяной ветер, было направлено на нее. И все-таки она не могла сдаться, как бы ни уставала, какой бы странной ни казалась ей новая жизнь. Не могла сдаться, хотя чувствовала себя отчаянно одинокой в этой чужой стране, где не было ни единого друга, кроме Вулфа.

Вулфа, который хотел изгнать ее из этой страны.

— Никогда, — поклялась Джессика вслух. — Ты увидишь, Вулф. Мы снова будем смеяться, петь и читать у огня Мы опять будем друзьями. Это произойдет. А если не произойдет…

У Джессики перехватило горло. «Это должно произойти!»

— Я стану сильнее, — клялась она. — Я научусь. Как бы там ни было, но мне не будет хуже, чем моей матери, от которой требовали только наследника.

Завыванье ветра перешло в зловещий крик, в плач женщины, охваченной отчаяньем, в предсмертный вопль. Джессика закрыла уши руками и громко запела. Однако звуки ветра не стихали, потому что он бушевал не столько у подножья гор, сколько в ее воображении.

Внезапно ахнув, Джессика бросилась из кухни, чтобы проверить огонь в камине. Она подбросила дров, затем вошла в спальню и с тоской посмотрела на большую ванну. Мысль о том, что хорошо бы наполнить ее горячей водой да добавить туда несколько капель розового масла, вызвало появление приятных мурашек по всему телу. Никогда раньше она не понимала, какая это неописуемая роскошь — горячая ванна!

А сейчас поняла. С того времени, как они с Вулфом приехали сюда, Джессика все свои омовения совершала в тазу, когда одевалась. Она была слишком занята днем и измучена к ночи, чтобы набирать, греть и таскать воду для купанья.

Сегодня она примет ванну, чего бы ей это не стоило, даже если ей придется для этого ползти на четвереньках! Она просто не могла провести еще одну ночь без настоящей ванны. Джессика мечтательно посмотрела на такую привлекательную мягкую кровать Вулфа, однако не хотела пачкать изысканное меховое покрывало своей замызганной одеждой. Морщась, она села у камина, прислонившись к его теплой боковине. Ночной беспокойный сон на постели возле печи и непрерывная работа днем измучили ее. Она очень быстро уснула.

Ее разбудили крики Вулфа со двора. Первое, что она увидела, была дымовая завеса под потолком и клубы дыма, выбивающиеся из открытого окна.

— Джесси! Откликнись! Где ты?

Ее попытка вскочить на ноги не увенчалась успехом — она слишком устала для быстрого движения. Вторая попытка оказалась более удачной.

— Вулф! — Ее голос был хриплым после сна.

Входная дверь распахнулась, и Вулф ворвался в комнату. На его лице был написан ужас.

— Джесси, ты жива? — закричал он, глядя в сторону кухни, откуда валил дым.

— Со мной все прекрасно, — сказала она.

Вулф повернулся и обнаружил Джессику у двери, ведущей в спальню, с полураспущенными волосами и бледными пятнами глазниц на фоне темно-лиловых кругов. Он закрыл глаза и издал глухой вздох облегчения.

— Вулф? Что случилось?

Он резко открыл глаза. Они были узкими и откровенно опасными

— Я думал, что сгорел весь дом и ты вместе с ним.

— Боже мой, отбивные горят!

Вулф бросился вслед за Джессикой на кухню. Когда она хотела схватить дымящуюся сковородку, он оттолкнул ее руку.

— Не трогай! Сожжешь себе все!

Он сбегал в гостиную и вернулся с щипцами. С их помощью ему удалось вытащить горящие отбивные наружу. Сковородка полетела на мусорную кучу за задней лестницей

Стоящая за спиной Вулфа Джессика громко вздохнула:

— Как ты думаешь, скунс сегодня проголодается больше, чем вчера вечером?

Вулф не спешил поворачиваться лицом к ней, боясь рассмеяться. Его тоже интересовал вопрос, насколько сегодняшний аппетит скунса будет соответствовать кулинарному искусству Джессики.

Но смеяться вместе с неисправимой Джесси было и слишком приятно, и слишком… опасно. Всякий раз, когда он позволял усыпить свою бдительность, у нее прибавлялось уверенности в том, что в конечном итоге она одержит над ним победу. Он не должен был давать ей повода, ибо это не соответствовало истине. Он не примирится с фарсом этого брака, поэтому любое проявление доброты с его стороны является не чем иным, как замаскированной жестокостью. Доброта лишь оттягивает тот момент, когда Джессика признает неизбежность развода.