Ариана взглянула ему в лицо, и сердце ее упало — такая боль была в его глазах.
— И не смогу полюбить даже тебя, моя храбрая маленькая пташка, — резко произнес он. — Тебе пришлось столько пережить от рук мужчин, но это не убило твою душу. Ты спасла мне жизнь. Ты научила меня парить, подобно волшебному Фениксу, умирая и вновь возрождаясь в пламени страсти. Ты заслуживаешь… большего, чем я могу тебе дать.
Страдание и безнадежность звучали в его голосе, и Ариана почувствовала, как слезы подступили к ее глазам.
— Ты ни разу не предал меня. Ни разу, — твердо возразила она. — Ты чуть не погиб, спасая мою жизнь, в то время как я была для тебя всего лишь обузой — строптивой невестой, на которой ты женился из преданности своему брату.
— Ты никогда не была для меня обузой. Я возжелал тебя с первой же минуты, как увидел. И никогда мне еще не приходилось так желать женщину — это пламя жарче, чем адский огонь.
Ариана улыбнулась, и улыбка ее была печальной и прекрасной, как слезы, что медленно текли у нее по щекам.
«Вожделение. Страсть. Желание.
Но не любовь».
— Теперь я знаю, как сильно ты желал меня, — вздрогнув, промолвила она, вспомнив ласки Саймона.
Он заметил ее движение и почувствовал, как огонь пробежал по его жилам, сжигая в пламени страсти всю горечь и боль прошлого, с которым можно было смириться, но которое нельзя было исправить.
— Ты даже дрожал от желания — так сильно ты хотел меня, — прошептала Ариана, — но ты ни разу не взял меня силой. Ты был нежен, когда другие мужчины были жестоки; тобой владела безрассудная страсть, когда другими — холодный расчет; ты был щедр, тогда как другие скупы и себялюбивы. И я должна сердиться на тебя? Нет, Саймон. Ты благословение, ниспосланное мне свыше.
— Ариана…
Голос его пресекся, словно что-то сдавило ему горло. Правда Арианы открылась ему вдруг так ясно, как если бы он заглянул ей в душу.
Саймон медленно и осторожно запустил пальцы в ее роскошные черные волосы и, чуть приподняв ее лицо, стал осыпать его быстрыми поцелуями, собирая губами слезы, дрожащие у нее на ресницах.
— Когда я думаю о том, что сделал с тобой этот подонок… — хрипло прошептал он.
Его поцелуи ласково касались ее лба, щек, ресниц, губ. Ариана дрожала от этих легких прикосновений и тихо плакала, глядя в замкнутое, напряженное лицо Саймона.
— Забудь об этом, — настойчиво сказала она. — Я больше об этом не вспоминаю. Даже во сне.
— Над тобой жестоко надругались, и это предательство так глубоко ранило твою душу, что она почти умерла, заледенела. И все же…
— Ты исцелил меня, — торопливо прервала она.
— …ты пришла ко мне тогда на крепостную стену и доказала, что такое настоящая страсть.
Ариана попыталась что-то сказать, но слова замерли у нее на губах.
— И я взял тебя прямо там, на крепостной стене, — продолжал Саймон. — Я стоял спиной к ледяному ветру, но чувствовал только твое…
Он на мгновение умолк: дрожь желания и какая-то непонятная тоска внезапно пронзили его тело.
— …твое тепло, ласково обволакивающее меня, — наконец договорил он. Голос его был хриплым и напряженным. — Ты пришла и отдала мне все, кроме своей невинности.
— Мне нравилось быть с тобой, — прошептала Ариана, приблизив свои губы к его губам.
— Я знаю, — ответил он. — Твое наслаждение пролилось знойным дождем.
Саймон почувствовал, как ее тело вспыхнуло при этих словах.
— Я… я не знала, что так бывает, — прошептала Ариана. — Я не могла… остановиться.
— Я знаю, — выдохнул Саймон, нежно покусывая ее губы. — Я и не хотел, чтобы ты останавливалась. Я мог бы стоять там вечно — пускай вокруг меня бушевали бы дождь, снег и ветер, — только бы твоя страсть согревала меня своим огнем.
Саймон языком провел по изящной линии губ Арианы, и из ее груди вырвался слабый стон удовольствия.
— Ты дрожала и плакала в моих руках, как сейчас, — сказал Саймон, — и молила только о том, чтобы наши объятия не кончались. Ты отдала мне все, кроме своей невинности.
— Я желала тебя до безумия.
— Я тоже.
— Мне хотелось быть с тобой вечно.
— Да, твое тело говорило мне об этом лучше всяких слов. Оно плакало от страсти, и мне хотелось выпить его слезы. Ни одна женщина на свете не отдавалась так мужчине. Ты подарила мне все, кроме своей невинности.
Дрожь пробежала по телу Саймона, и он крепко сжал губы.
— Саймон! — недоуменно прошептала Ариана.
— Мне следовало быть с тобой более нежным, — произнес он голосом, полным горечи и сожалений. — Я должен был покрыть твое тело поцелуями — твои волосы, лицо, руки.
С этими словами Саймон стал целовать ее. Ариана прикрыла глаза, когда сладостная молния желания вспыхнула в ее крови и трепет пробежал по ее телу.
— Я должен был медленно, осторожно снять твое волшебное платье, — продолжал Саймон.
Серебряная шнуровка с легким шорохом высвободилась из петель, и аметистовая ткань скользнула вниз под его пальцами. Холодный воздух комнаты только усиливал тепло его губ, когда он склонился к Ариане.
— Я должен был восхищаться твоей красотой, — хрипло сказал Саймон, целуя ее шею. — Твоя грудь — само совершенство. Шелковистая, горячая — она просит о поцелуях.
Он нежно прикоснулся губами к маковке каждой груди. Алые бутоны затвердели, пламенея изнутри, жаром горели и ее губы.
— Саймон… — начала было Ариана.
Но дрожь наслаждения заставила ее замолчать. Саймон ласкал ее грудь языком, заставляя ее трепетать от желания.
Он провел руками по аметистовому платью, развязывая и распуская серебряную шнуровку. Почувствовав, как платье ласкает его в ответ, он улыбнулся этому знакомому ощущению.
— Мне следовало ласкать каждую частичку твоей плоти, пока ты не стала бы вздыхать и трепетать от одного моего прикосновения, сгорая от желания дать мне то, что другой мужчина взял у тебя не спрашивая.
Закрыв глаза, Саймон провел ладонями по ее бедрам.
— Ты отдаешь мне себя? — спросил он.
— Да, я твоя, — прошептала Ариана. — Навеки твоя.
Саймон открыл глаза.
— Ты так же лежала передо мной в нашу первую ночь, — хрипло сказал он. — И вместо того чтобы сказать тебе, как ты прекрасна, вместо того чтобы нежностью разжечь в тебе пламя страсти, я разжал твои ноги и вошел в тебя так, будто мы были любовниками всю жизнь.
Ариана хотела возразить, но Саймон снова склонился к ней, лаская ее руками, губами, словами, полными страсти. Из ее груди вырвался низкий стон, когда он провел кончиком языка по изгибам ее нежной плоти.
— В Святой Земле есть плод, его называют гранат, — произнес он, продолжая ласкать ее. — Цвет его мякоти сравним лишь с драгоценными рубинами.
Ариана задыхалась от наслаждения, тело ее таяло в истоме. Саймой глухо застонал.
— У тебя вкус граната — терпкий и сладкий. Ты вспыхиваешь огнем, умоляя попробовать твой сокровенный плод.
Горячая волна захлестнула Ариану, и она выгнулась, как тетива, в ответ на чувственные ласки. Саймон вдруг вспомнил, что уже видел это ее медленное, гибкое движение, когда она была очарована волшебным сном, до сих пор преследовавшим его.
— Я помню… — произнесла Ариана, взглянув в темные глаза Саймона. — Я помню… это уже было со мной… раньше. Я чувствовала тогда то же, что чувствую сейчас. Но ты раньше никогда не целовал меня так.
— Нет, я целовал тебя, — мягко возразил он.
Саймон прикоснулся кончиком языка к ее атласному лону. Ариана вздохнула и снова выгнулась ему навстречу, движение ее было замедленным, как во сне.
— Тогда ты отвечала мне так же, — промолвил Саймон. — Ты позволяла мне… все.
— Когда это было? — шепнула она.
В ней жила уверенность, что это было наяву, — отголоски необыкновенного сна вдруг всплыли в ее памяти.
— Это было во сне, — вспомнила она. — Да, ты исцелил меня во сне.
— Ты лежала тогда в забытьи, в волшебном сне.
Ариана почувствовала, как по ее телу медленно разливается сладкая истома.
