Алана отрегулировала фитиль кухонной лампы, теперь он горел ясным устойчивым пламенем. Раф повесил свой плащ на крючок за дверью.

— Надеюсь, пижоны не имеют ничего против керосиновых ламп, — заметила Алана.

— Пока они видят карты, все в порядке. Кроме того, это заставит их лечь спать в подходящее время. Форель просыпается рано. Если хочешь поймать ее, нужно тоже встать пораньше.

Глаза цвета виски отметили следы усталости на ее лице.

— Тебе пора отдохнуть, — посоветовал Раф.

— Еще даже не стемнело, — протестовала Алана, несмотря на одолевавшую ее усталость.

Ей не хотелось оставаться одной. Особенно сейчас. Наедине с громом и молниями, разгуливающими среди горных вершин.

— Полностью стемнеет только часам к десяти, — резонно заметил Раф. — Это слишком поздно для тебя, если ты собираешься встать в пять, чтобы приготовить завтрак. Вот что я тебе предлагаю: я займусь завтра завтраком. А ты отоспишься.

— Нет, — поспешно возразила Алана. — У тебя тоже вид невыспавшегося человека. Кроме того, я приехала сюда, чтобы готовить, и именно этим собираюсь заниматься. Если очень уж устану, то вздремну завтра после обеда

Казалось, Раф собирался что-то возразить. Потом глубоко вздохнул.

— Тебе не будет мешать свет, если я здесь немного поработаю? — спросил он.

Алана бросила взгляд на спальню на втором этаже. Спальня — это отдельный рассказ. Одна ее «стена» представляла собой гладкие перила, не позволяющие выбравшемуся из кровати человеку упасть вниз, в гостиную на первом этаже. Можно было бы задернуть шторы на этой «стене», но тем самым лишить себя удовольствия обогреваться теплым воздухом, поднимающимся из камина. Хотя стояла только первая неделя сентября, по ночам на высоте шесть тысяч триста футов чувствовалось дыхание зимы

— Ты мне не помешаешь, — ответила Алана. — Я теперь всегда сплю с включенной лампой.

Раф сделал очередную паузу. Он снова ничего не сказал, просто посмотрел на Алану глазами, которые все замечали и все принимали, даже ее страх. Зная, что он не покинет ее и не осудит за неразумность поведение, Алана чувствовала себя увереннее, не страдала так сильно от собственных нелогичных чувств.

— Иди спать, Алана. Если тебе что-либо понадобится, я — в спальне на первом этаже. Здесь же будет и Боб, если он как круглый идиот не засидится за картами до утра. — Повернувшись к столовой, он добавил: — Можно принять ванну, здесь много горячей воды.

Мысль о ванне, полной горячей воды, заставила Алану закрыть глаза и застонать от удовольствия.

— Горячая ванна. О, Боже, вот это мысль! Не стоит обходиться без обычных удобств, — выразительно произнесла Алана.

Раф, улыбнувшись, повернулся к ней. Он стоял, облокотившись на дверь, ведущую из гостиной в столовую.

— По рассказам моего отца я знаю, что мама и бабушка тоже обожали ванну, — заметил Раф.

— А ты?

— Я не из тех, кого можно вывести из душевного равновесия отсутствием горячей воды, — протянул Раф. — Единственное, что раздражает меня, этот чертовски шумный генератор. Что касается остального, здесь мой дом. Понадобилось много лет и боли, чтобы осознать это, однако игра стоила свеч.

Раф медленно обвел взглядом дом, любуясь яркими покрывалами в индейском стиле, медными лампами, замшевой мебелью и камином, настолько большим, что в нем можно было стоять. Роскошь в сочетании с простотой. Генератор вырабатывает электричество для холодильника, водяного насоса, освещения. Кухонная плита, которая нагревает воду в доме, отапливается дровами.

Единственное, чего не хватает, это телефонной связи. Отец позаботился об этом и установил коротковолновый передатчик и трансляционный усилитель на соседнем горном хребте. Хотя, по традиции, радио использовали только в случае крайней необходимости.

Алана тихо наблюдала за Рафом, который испытывал удовольствие от окружающей обстановки; она полностью разделяла его чувства. Она полюбила охотничий домик «Западной Ленивицы» и хижины с первого взгляда. Это случилось, когда они с Рафом поехали кататься верхом во время грозы и заблудились. Насквозь промокшие, с веселым хохотом подъезжали они к хижинам.

Алана и Раф безусловно замерзли бы, но стремительные потоки бурлящей в них страсти превратили холод в посмешище. Они разожгли огонь в камине, чтобы высушить одежду. Затем Раф отвел ее наверх и преподал урок иного огня — сжигающего огня любви и красоты физической близости мужчины и женщины.

Алана прищурилась, возвращаясь в настоящее, захватив с собой из прошлого часть мерцающего тепла. Она видела, как Раф рассматривает ее жаждущими золотистыми глазами, будто догадываясь, о чем она думает.

Или, возможно, он тоже вспоминал ту грозу, и чердак, и женщину, пылающую в его руках во время физической близости.

— Я выложил твои вещи в ванной комнате, — сказал Раф.

— Спасибо, — поблагодарила Алана охрипшим голосом.

Раф кивнул и ушел, оставив ее одну. Ванна расслабила женщину, сняла болезненные ощущения тела и напряженность мыслей. Когда она натянула на себя длинную хлопчатобумажную ночную сорочку и пошла наверх в спальню, Рафа нигде не было видно.

В камине ярко пылал огонь, гарантируя, что она не замерзнет на пути из ванной в спальню. Даже постель была нагрета. До металлического обогревателя нельзя было дотронуться: когда она открыла крышку, внутри все еще мерцали угольки из камина. Покрывало откинуто, приглашая ее забраться в постель и крепко заснуть.

— Рафаэль, — нежно произнесла Алана, хотя знала, что он не услышит. — О, Раф, почему наше время уже прошло?

Ответа не последовало, только сама постель была ответом, мостиком из прошлого в настоящее, обещанием тепла и безопасности.

Вздохнув, Алана сбросила халат, юркнула в кровать и натянула одеяло до самого подбородка, уютно устроившись в заботливо подготовленном для нее гнездышке. Сон не заставил себя ждать.

Так же, как и сновидения.

По мере усиления бури сны переплетались с кошмарами, которые снова обрушились на нее под оглушительные раскаты грома и яростное завывание ветра среди горных кряжей.

Нахмурившееся озеро подступило совсем близко… горный пейзаж неуловимо меняется, как и растревоженная ветром водная гладь. Усмехается отполированный водой и ветрами валун, похожий на сгорбленного великана.

Джек хохочет, и смех его холоднее ветра.

Ураган неистовствует, в злой усмешке обнажает ослепительно белые ледяные зубы, набрасывается на водную гладь, скалы, деревья. Потоки льющейся с неба воды образовали еще одно озеро, в котором отражаются зловещие тени обступивших его деревьев.

Джек протягивает к ней руки, губы шепчут о страстном желании, в глазах — дыхание смерти. Джек хватает ее, несмотря на яростное сопротивление, и вдруг она ощущает боль. Боль, ужас и крики рвут мир на части…

Алана проснулась в холодном поту, сердце бешено колотится в груди. Дыхание тяжелое, поверхностное. Она узнала третье озеро в ночных кошмарах, но не то красивое озеро, что окутано ужасом.

Джек тоже был другим, абсолютно неузнаваемым, в нем безнадежно перемешались страсть и смерть. Новые видения, страшная смесь сегодняшних воспоминаний и… чего еще?

«Правды? Воображения? — задавала себе Алана бесконечные вопросы. — Джек хотел владеть мною, да, но только как второй половиной союза Джек-и-Джилли. Я не нужна ему как женщина.

Даже если бы желание у него было, это ровным счетом ничего бы не значило. Я не хотела его. Я никогда не хотела никакого другого мужчины, кроме того, которого любила и которого уже не могла иметь — Рафаэля Уинтера. Джеку это не нравилось. Но, в конце концов, ему пришлось смириться, после того как я сказала, что уйду от него, если он еще раз позволит себе дотронуться до меня.

Не об этом ли спорили мы на Разбитой Горе?» Дрожа, Алана обхватила себя руками, пытаясь вновь сосредоточиться на реальных событиях. Это было так давно, что, казалось, события столпились на противоположной стороне шестидневного провала памяти, казавшегося ей вечностью. Как давно это было и каким несерьезным казалось. Джек погиб, она осталась в живых, если это можно назвать жизнью. Она не может петь, не выносит, когда до нее дотрагиваются, не может любить. Но она жива. Жив и Рафаэль Уинтер.