— В Ридли-Хиллз, повторяю, нет детей. Но до вчерашнего вечера были — дети моего покойного брата, трое. Со дня его смерти о детях заботился я, а родная мать сочла возможным их бросить. Она никогда не была ни хорошей матерью, ни хорошей женой.

— Куда же они делись? — прошептала Луиза.

Невыразительный тон сказал ей больше, чем слова его короткого ответа, — в нем таились боль, горечь, разочарование. Где-то что-то пошло совсем не так, решила девушка.

Костяшки его пальцев, сжимающих руль, побелели. Осуждение, даже презрение слышались теперь очень явственно.

— Их мать приехала и забрала детей. Вчера вечером… — Он в отчаянии саданул по рулю. — Они только привыкли! Только начали свыкаться со смертью отца и привязались к Марни, моей старой няньке. Она вернулась специально, чтобы присматривать за ними. И хотите знать, почему она их забрала? Нашла другого мужчину. Какого-нибудь доверчивого дурака, который не знает, что она бросила собственных детей. Надеюсь, он порядочный и надежный человек. Боюсь, она взяла детей, чтобы играть роль любящей мамочки и безутешной вдовушки. А на самом деле ей на детей наплевать. Женщины! Им нельзя верить, ни одной!

Лу притихла. Да и что она могла ответить? Какой смысл рассказывать обиженному и разочарованному мужчине, что может сделать с женщиной отсутствие доверия — что это сделало с ней?

— И куда же тогда делась Марни? Что… что она скажет, когда узнает?..

— Уехала ухаживать за больным братом. Он одинокий, у него фруктовая плантация в Мильдуре. Что она скажет, когда вернется, — одному Богу известно. Она тоже к ним привязалась. Мальчик как две капли воды похож на Филиппа, когда он был в таком же возрасте. Наверное, они напомнили ей о счастливых годах, когда мы были детьми. Она старалась не иметь любимчиков, но, мне кажется, уже отдала свое сердце этому мальчишке. — Стивен вздохнул. — Только и остается — надеяться, что парень, которого подцепила эта женщина, — а он солидный, надежный человек — присмотрит за ними.

— Тогда почему, раз они уехали, вам все равно нужна я?

— Мне не нужны именно вы, мисс Стейси, как я уже вам объяснял. Но мне нужна способная домовитая женщина. Видите ли, отъезд детей — не единственный кризис у нас за последние дни. Наш повар в отпуске ушел в загул, да так и не вернулся. В дальнем лагере есть повар, но он нужен там, тут уж ничего не поделаешь. А здесь уже порядочный свинарник. Вы умеете готовить, мисс Стейси?

Лу с трудом сглотнула, чтобы скрыть отчаяние. Ей в жизни не приходилось даже кашу варить. Эту обязанность взяла на себя Нора. По утрам Лу съедала завтрак, мыла посуду и бежала на автобус. Когда она вечером возвращалась домой, у Норы уже был готов вкусный обед, который Лу с аппетитом съедала после скудного ленча, состоящего из бутербродов и кофе в ближайшей закусочной. Потом она мыла посуду и укладывала детей, стараясь как можно дольше оставлять Нору и Джеймса одних. А теперь?

Неудивительно, что Аллан Йетс, ее симпатичный новый знакомый в поезде, был озадачен тем, что она собирается стать в Ридли-Хиллз гувернанткой. Аллан должен был знать, что Стивен Брайент холостяк.

Разве он не сказал, что Стивена Брайента знают все? К тому же Аллан живет далеко, он мог и не знать о том, что Брайенту навязали детей умершего брата. Он решил бы, что о них заботится их мать, как и следовало бы делать, вместо того чтобы оставлять ребят в пустом доме дяди-холостяка.

Тут на ум Лу неожиданно пришла другая, чрезвычайно неприятная мысль. Как она может остаться? Она и этот мужчина будут одни в усадьбе в буше? И он-то все время это знал! Он скомпрометировал ее уже тем, что привез сюда. Вот негодяй! Хитрый, низкий, лживый мужлан!

В глазах Лу загорелся праведный гнев, щеки вспыхнули от возмущения, и ее разум, вскипая яростью, совершенно потерял контроль над тем, что творит ее язык. Девушка повернулась к Брайенту и… неожиданно выпалила:

— Конечно, я умею готовить! Какая женщина не умеет? Я уже достаточно взрослая и опытная, а не какая-то школьница, как вы подумали. И, как взрослая женщина, я не имею ни малейшего желания работать в доме холостяка черт знает где. Я хочу немедленно вернуться на станцию. Пожалуйста, отвезите меня в Нандойю.

Змея продолжала удерживать птичку все тем же гипнотическим взглядом. Только теперь птичка отчаянно билась, бросаясь то туда, то сюда, в последней неистовой попытке освободиться. Змея начала раскачиваться от удовольствия.

Черт бы побрал этого человека! Лу заметила, что гримаска смеха исказила его, надо признать, мужественно-красивое лицо, как будто какая-то мимолетная мысль позабавила его, как будто он нашел что-то смешное во всей этой неприятной ситуации.

Он и впрямь нашел!

— Очень удачно, что вы умеете готовить, мисс Стейси. Блю, Расти, Эндрю, Бант и Джим — Джим у нас садовник и подсобный рабочий — будут счастливы познакомиться с вашим кулинарным искусством. Моим они сыты по горло. Их присутствие и скорое возвращение Марни должны умерить ваши глупые опасения, что ваша честь под угрозой. — Стивен Брайент завел машину, нажал на газ и обронил с циничным намеком: — К тому же, мисс Стейси, не льстите себе, мечтая, что, если бы их не было, вас поджидала бы опасность с моей стороны. Мой опыт общения с женщинами отбил у меня всякое желание искать с ними в будущем более близких отношений.

Их прибытие в Ридли-Хиллз было натянутым, но даже и тогда Лу почувствовала удивление, когда показалась усадьба. Господи! Да ведь это же целая деревня, подумала она, увидев большой, выстроенный, казалось, без всякого плана дом с белой крышей, окруженный подсобными строениями. Дома рабочих станции расположились на непривычно широкой территории с плодородной почвой, где буро-зеленая лента реки змеилась между берегами, заросшими плакучей ивой, а неровные коричневые холмы создавали великолепный, чуть мрачный фон сверкающей сцене равнины. Все искрилось и сияло в чистом зимнем солнечном свете: ворота усадьбы, белая изгородь, тянущаяся вдоль сада, крылья мельницы внизу у реки, серо-стальные крыши из рифленого железа на насосной станции, на кузнице и шерстехранилище. Вдали девушка разглядела симметрично расположенные скотные дворы, а рядом с ними гигантский амбар — или сенной сарай, как сообщил Стив Брайент. Он объяснял ей название каждого строения коротко и быстро. Рядом с сенным сараем возвышались две оцинкованные силосные башни, а за самим домом стояли два громадных бака для воды на высоких железных каркасах. В этих баках, просветил Лу ее наниматель, хранится речная вода для домашних нужд и поливки сада, которую качает специальный насос. Еще несколько баков, меньшего размера, установленных на цементных фундаментах, служили для сбора дождевой воды. Река летом частенько пересыхала, превращаясь в стоячие пруды, и тогда каждая капля дождевой воды была на вес золота.

Они поднялись по ступеням и через дверь с натянутой сеткой от москитов прошли на веранду, также затянутую марлей, и, наконец, внутрь дома. Здесь было темно и холодно, но комната Лу оказалась большой и удобно обставленной, и на кровати лежало яркое покрывало из цветастого ситца. Желтые занавески смягчали мрачноватое впечатление от старомодной тяжелой мебели красного дерева. Здесь не было ничего, что нельзя исправить несколькими женственными деталями, решила Лу в новом приливе оптимизма.

Разыскивая кухню, куда ей было приказано явиться сразу, как только она смоет с себя дорожную пыль, девушка заметила некоторое запустение и отсутствие, что называется, жилого духа в огромном доме. В каждой из просторных комнат, выходящих в огромный центральный холл, царила спартанская атмосфера. Лу по-прежнему не находила кухню. Она обошла все веранды, остановилась, прислушиваясь, и, наконец, уловила звон посуды, доносящийся из маленькой пристройки, которая соединялась с домом узким крытым переходом.

Стивен Брайент на секунду прекратил кромсать холодную запеченную баранью ногу на щедрые куски, увидев хрупкую фигурку девушки в поношенном твидовом костюме и встретив взгляд огромных фиалковых глаз точь-в-точь того же цвета, что и полоски на воротничке ее блузки, он почувствовал укол совести. В ней была неуверенная, робкая привлекательность, которая вызывала у него раздражение, хотя он и не понимал почему. Стив заметил, что указывает на куски мяса и ломти хлеба с маслом и на горячий чайник у края черной плиты и говорит резче, чем хотел: