— Нет! — воскликнул живой покойник. — Тут я наотрез отказываюсь помогать вам. Какое недомыслие — пытаться избежать столь замечательной и достойной гибели!

— Мне неприятно говорить это, — сказал я, — но в моей власти принудить вас помочь мне.

Я стал делать предварительные пассы для привлечения новых порций месмерической энергии.

— Прекратите! Не будь таким жестокосердным! Месье Вальдемар встал и зашаркал в мою сторону с умоляюще простертыми руками.

— Или вы скажете мне все, что знаете по данному вопросу, — сказал я, — или я оживлю вас на веки вечные!

— Спрашивайте меня о чем угодно другом, — ответил он. — Мне открыты секреты всех веков. Что вы желаете? Хотите, я добуду вам утраченные трагедии Софокла? Или доказательство последней теоремы Ферма? Или укажу место, где под землей сокрыты остатки древней Трои? Или…

— Вы нарочно тянете время, — сказал я. — Зачем?.. О Боже, неужели мы так близко?

Руки его бессильно упали вдоль тела.

— Да, совсем близко, — ответствовал он.

— Но у нас еще есть шанс спастись — ведь так, да? Когда мы будем совсем рядом, каждая минута будет играть решающую роль.

— Надо отдать вам должное, Перри, вы очень сметливый молодой человек…

— Полноте, мне ваша лесть ни к чему. Давайте факты! Воздушный шар — пожалуй, наше единственное спасение. Сколько времени нам понадобиться, чтобы надуть его?

— Часа два.

— А когда мы низвергнемся в недра Земли?

— Часа через три.

— Сколько человек способен поднять в воздух этот шар?

— Четверых.

— Тогда все пропало. Нас двенадцать человек.

— Будет не двенадцать, — сказал месье Вальдемар и осклабился.

— То есть?

— Объяснить?

— Да, вам бы только поговорить и время потянуть. А времени в обрез. До свидания.

Я повернулся и побежал к двери.

— Эдди! Погоди!

Я остановился как вкопанный: это было сказано тоном приказом. Таких интонаций в речи месье Вальдемара я прежде не замечал.

— Ну что? — спросил я.

— Возьми оружие.

— Зачем?

— Я ничего против тебя лично не имею. Возьми саблю и не расставайся с ней.

— Ладно, — сказал я. — Спасибо.

И с этими словами я выбежал из каюты.

Когда я торопливо вышел из свой каюты, на ходу пристегивая саблю, наверху раздавались крики и звон, как при ударах металла о металл. Вместо того чтобы бежать в трюм, где находился воздушный шар, я поспешил наверх — выяснить, что происходит.

Когда я по грудь показался над палубой, выяснилось, что трап охраняет один из матросов. Стоило мне появиться, как он двинул меня дубинкой в грудь. Я полетел вниз по лестнице, но одной рукой вцепился в перила и остановил падение, а другой выхватил саблю. Рванувшись вперед, я полоснул наступавшего сверху матроса поперек груди. Он вскрикнул и скатился по ступенькам. Путь был свободен.

Я выбежал на палубу и быстро понял смысл происходящего.

Капитан Ги, Петерс и Ганс Пфааль находились на корме, загнанные в ловушку на полуюте. На них наступали взбунтовавшиеся матросы. Очевидно, команда решила, что дольше терпеть нельзя. Рядом с одной из шлюпок я заметил запасы провианта и воды. На палубе поблизости с этой шлюпкой виднелись пятна крови. Пятна крови были и на груди сорочки капитана Ги. Судя по тому, как тяжело он опирался на перила фальшборта, капитан был серьезно ранен. Надо полагать, он застал матросов в момент, когда они хотели удрать на шлюпке, — тут-то и начался открытый мятеж.

Петерс в каждой руке держал по кофель-нагелю — такие небольшие железные штуковинки, которые используют для крепления снастей. Это было единственное оружие Петерса — правда, очень грозное в его лапищах. Пфааль размахивал саблей, похожей на мою.

Пятеро матросов оглянулись — и увидели, как их товарищ рухнул в трюм. То, что в их тылу появился человек с саблей, удвоило решимость взбунтовавшихся быстрее атаковать капитана, его помощника и воздухоплавателя.

С дикими криками они устремились вперед.

Того парня, что бросился с ножом на капитана, Петерс огрел по голове своей короткой железной дубинкой. Парень и вскрикнуть не успел — рухнул мешком на палубу. Второй матрос, высоко занесший руку с саблей, кинулся на самого Петерса. Тем временем Пфааль держал свою саблю наизготове и таращился на третьего матроса, который подступал к нему с кинжалом в одной руке и дубинкой — в другой.

Я побежал на корму, преодолевая многочисленные лесенки, и при этом орал благим матом, чтобы отвлечь внимание нападавших на себя. Мчась на выручку капитану, я впервые услышал это — глухой рокот, словно голос далекого тайфуна, донесся с той стороны, куда двигался наш корабль. Рокот стоял не только в воздухе. От него вибрировала палуба под моими ногами. Вибрация была до того сильна, что у того, кто стоял неподвижно, зубы начинали стучать. Природа этого звука и этой тряски мне стала ясна сразу — и кровь заледенела в моих жилах. Теперь я орал уже от страха. Один из матросов, бывший в арьергарде нападавших, повернулся в мою сторону — высокий поджарый малый с безжалостными глазами. Помахивая шипастой палицей, он двинулся мне навстречу. Этакая палица, если ее с умом направить, вмиг переломит мою саблю.

Я видел, как Петерс ловко увернулся от сабельного удара, парировав его ударом железки по запястью нападавшего. Затем вперед и вверх пошел маховик его исполинского кулака. Парень с дубинкой закрыл конец сцены от меня, но через мгновение тот, кто нападал на Петерса, оказался вознесенным высоко над палубой — он изгибался в руках могучего коротышки и из его рта хлестала кровь. Правее я увидел, как Пфааль падает с обагренным плечом.

Но тут я лишился возможности наблюдать — наступил горячий момент для меня самого. Когда матрос размахнулся палицей, я остановился и отскочил. Было бы неразумно парировать такой удар саблей. Он размахнулся палицей опять — на сей раз бил не сверху, а поперек моего тела, на уровне живота. Я опять отскочил назад и внимательно приглядывался к его манере вести бой, чтобы обнаружить слабое место.

Ганс Пфааль страшно вскрикнул — помню, меня успело поразить, что и в крике проявляется акцент! Голландец упал на палубу.

Над нами пронеслась стая птиц — в северо-западном направлении. Пролетая над кораблем, они кричали «Э-текели-ли!»

Атакующий меня матрос попытался нанести новый удар. Палица шла сверху, по диагонали. Держал он ее обеими руками. Я отпрыгнул, а он расхохотался и выкрикнул:

— Эй, боец сопливый, ты бы остановился на секундочку. Вот бы я тебя, труса, приложил! Ну, иди сюда, голуба!

Я вежливо осклабился и кивнул. К этому моменту я успел заметить, что после удара сверху он менее проворно поднимает палицу, чем после горизонтального удара.

Тут я услышал, как матрос, нападавший на капитана Ги, завопил от боли. Это Петерс, покончив со своим противником, поспешил на подмогу капитану. Он перехватил кисть матроса, пригнул к палубе и зубами оторвал ему ухо. Тем временем матрос, которого Петерс свалил на палубу кофель-нагелем, пришел в себя и начал подниматься.

— Э-текели-ли!.. Э-теке… Дерьмо! — надсадно орал Грип, летая над местом схватки и снайперски какая сверху на тех, кто нападал на Петерса.

В этот момент «Ейдолон» содрогнулся и в следующее мгновение перелетел над волнами, словно огромная летучая рыба.

Это парение напомнило мне ужасный опыт на «Дискавери» — то судно тоже с определенного момента повадилось лететь над волнами. Когда «Ейдолон» опять оказался на воде, скорость наша заметно увеличилась. Я бы, наверно, нисколько не удивился, если бы на кончике моей шпаги заплясал зеленоватый огонек.

Но тут на кончике моей шпаги действительно заплясал зеленоватый огонек. Неужели его вызвала к жизни моя мысль? Возможно ли, что в этих местах я обладаю некоей особой связью с вещами, которых я прежде касался, — связью более ощутимой, нежели сила воспоминания?

Глаза высокого матроса заметно округлились, когда он заметил, что по острию моей сабли пробежал зловещий зеленоватый огонек. И все же он продолжал нападение — поднял палицу над своим левым плечом и попытался нанести сокрушительный удар. Я опять отступил. Но не так, как прежде. Вспомнив дорогостоящий урок, преподанный мне в юности кривоногим мастером фехтования, который проезжал через мой родной город, я сделал шаг назад левой ногой, потом стремительно отступил и правой ногой, высоко поднял саблю, вынес ее чуть вбок, повел вперед по полукругу, превратив ее в колющее оружие.