Довольный своим успехом, Габриэль слегка отклонился назад.
— Не шевелитесь. Просто ждите.
Обернувшись, он протянул руку и, дотянувшись до ее башмаков, снял их, затем провел рукой по длинным ногам снизу вверх, нащупал подвязки и также снял их вместе с чулками.
Сделав движение плечами, Габриэль сбросил сюртук и швырнул его туда, где в полумраке вырисовывался стул. Следом полетели жилет и рубашка, за ним башмаки и штаны.
Лампы в гостиной погасли. Мрак стал полным.
Габриэль не мог ее видеть, но мог осязать, слышать, чувствовать.
— Что?
Он потянулся к ней, его руки заскользили по ее телу.
— Доверьтесь мне.
Пристроившись на кровати рядом с ней, поворачивая и приподнимая ее, он заставил графиню подвинуться.
Она глубоко вздохнула, когда его тело снова нависло над ней, и с отчаянной силой вцепилась в покрывало. Тут же он оказался поверх нее. Его бедра оказалась между ее широко раздвинутыми ногами. Он снова вторгся в ее тело и склонил к ней голову. Ее дрожащие пальцы нащупали в темноте его лицо, и их губы слились в страстном поцелуе. Она предлагала ему себя с готовностью, добровольно.
Габриэль принял ее всю, и так, качаясь на волнах страсти и нежности, они принадлежали друг другу, пока наконец он не почувствовал, что его вторжение больше не причиняет ей боли. Их полное слияние свершилось. Он заставил ее развести бедра еще шире и подтянуть колени выше.
Потом ее пальцы робко дотронулись до его груди, нежные, как крылья бабочки. Габриэль прикусил губу, стараясь не дать воли своим бурным чувствам. Под ее пальцами его мускулы перекатывались и подергивались, а она продолжала нежно водить ими по его груди, шее, бокам.
Подавив готовый вырваться вздох, он глубже вошел в нее.
Тут же ее ноги сомкнулись вокруг его бедер.
— И что теперь?
Она не могла видеть его улыбки.
— Теперь мы совершим этот полет вместе.
Так и случилось.
Габриэль намеренно сделал все, чтобы в комнате царила полная тьма, понимая: так ей будет легче расслабиться. Он создал наилучшую атмосферу, способствовавшую тому, чтобы ее чувственность раскрылась полностью. То, что они занимались любовью в полной темноте, только обостряло осязание и слух. Это был новый и совершенно ни на что прежнее не похожий опыт и для него — любить женщину вслепую, не видя ее.
Тем не менее он ощущал каждый дюйм ее тела, каждую тончайшую складочку ее почти невесомой нижней сорочки, а под ней нежнейшую кожу, слышал каждый ее легчайший вздох. Все его существо было настроено на нее — на ее стон, на ее дыхание. Он знал и помнил аромат духов графини, но с ним смешивался ее собственный ни с чем не сравнимый и неповторимый аромат. В его объятиях, в полной темноте она стала для него воплощением всех женщин, поистине той единственной, о которой он мог только мечтать. Она была символом чувственной радости и чувственного безумия и в то же время оставалась для него тайной, а тайна всегда означала вызов.
Никогда прежде он не испытывал ничего подобного ни с одной женщиной. Она была создана для него. Их тела слились в единое целое, и это единение все больше и больше убеждало его в этом. Вместе они достигали самых высоких пиков. Графиня льнула к нему, задыхаясь от желания, расслаблялась, обессиленная, но тотчас же была готова взмыть снова к высочайшим вершинам наслаждения. Она побуждала его к новым и новым подвигам и радостно манила в свою сладостную глубину, в чувственный вихрь своего тела. Это был настоящий ураган страсти и щедрости.
Он требовал, и она охотно давала — в этом было нечто дикое и бездумное, бесшабашное, полная капитуляция без опасений, бескорыстная и всепоглощающая любовь.
Она дарила ему радость, восторг и невообразимое наслаждение. Когда наконец они оба обессилели, Габриэль впервые в жизни почувствовал, что побывал за пределами этого мира.
И он помнил о том, что был у нее первым.
Секундой позже, все еще слитый с ней воедино, он подумал, что будет ее единственным любовником.
Прижимая графиню к себе, ощущая нежность ее тела, он закрыл глаза и отдался этому чувству.
Медленно, постепенно Алатея возвращалась к реальности, а ее затуманенные мысли обретали обычную четкость. Первое, что она почувствовала, — это слезы, струящиеся по ее щекам. То не были слезы сожаления, но слезы радости, слишком глубокой, слишком сильной, чтобы выразить эту радость словами.
Так вот оно — таинство отношений между мужчиной и женщиной.
Эта мысль вызвала у нее головокружительный восторг, за которым последовало новое чувство благодарности ему за то, что он ввел ее в не изведанный до сих пор мир.
Уголки ее губ приподнялись в невольной улыбке. Она слышала в течение многих лет, что Габриэль был мастером по части чувственных утех. Теперь она была готова присягнуть, что молва не обманывала. Он был нежен, внимателен и сразу понял, что она новичок в деле любви…
Алатея была рада приобретенному опыту, рада тому, что это произошло и свой опыт она приобрела именно с ним.
Он. Все ее чувства были сосредоточены на тяжелом теле, лежавшем поверх нее. Эта тяжесть наполняла ее изнутри.
Внезапно Алатея полностью очнулась. Первой мыслью было, что все происходит не с ней. А может, она сама изменилась, стала другой? Сейчас Алатея держала в объятиях обнаженного мужчину, и их тела были соединены. Больше она уже не сможет забыть, как извивалась в его объятиях, бесстыдная и ненасытная; изменения, происшедшие с ней, необратимы, и к прежнему нет возврата.
Прислушиваясь к себе, Алатея ждала, что ее охватит раскаяние, но ничего подобного не происходило. Она лежала, испытывая восхитительное умиротворение, полная тихой радости, какого-то сияния, о котором прежде не имела ни малейшего понятия. Здесь, с ним для нее была единственная возможность испытать счастье соединения женщины с мужчиной и восторг этого соединения.
Своим поступком она никому не нанесла урона. Никому не было дела до ее личной жизни, и никто никогда не узнает о том, что произошло. Она была приговорена обстоятельствами своей жизни к тому, чтобы остаться и умереть старой девой. Неужели плохо то, что она познала вкус счастья? Этот опыт, эти воспоминания останутся с ней на всю жизнь и всегда будут греть ее.
Хотя Габриэль оказался внутри ее тела прежде, чем она успела сообразить, каковы его намерения, Алатея прекрасно сознавала, что последует, когда сказала ему «да». У нее было достаточно жизненного опыта, и она хорошо знала, что значит принять правильное решение. После этого она никогда ни о чем не сожалела, как никогда не сожалела и о том, что отвернулась от Лондона, от утех светской жизни, отказалась от своего триумфального появления в свете, когда пришла ее пора. Приняв этот опыт, она получила от него наслаждение, испытала радость.
Где-то внутри ее зажурчал смех. Алатея с трудом подавила его и попыталась сделать движение, но не смогла, потому что ее тело было придавлено тяжестью другого мощного тела. Как ни странно, ей нравилось это ощущение тяжести, она не испытывала неудобства, напротив, ей казалось, что так все и должно быть. Ее ноги, все еще переплетенные с его ногами, ослабли, одна ее рука обнимала его плечо, другая лежала на его боку.
Он. Алатея все еще никак не могла осознать этого. В темноте ей виделась всего лишь неясная фигура мужчины, которому она так беспредельно и глубоко доверяла, Алатее и в голову не приходило, что он может причинить ей физическую боль. Она отдала ему себя, и он принял этот дар, ввел ее в новый мир наслаждений, познакомил с неизведанными восторгами, о которых она могла прежде только смутно догадываться.
И все же она знала, кто он. Или все-таки не знала?
Хмурясь, Алатея осторожно дотронулась до его плеча. Его дыхание оставалось спокойным и ровным, и она решила «прогуляться» по его телу, ощутить мощные мускулы, почувствовать его безупречную кожу.
Много лет назад Алатея видела его обнаженный торс, и тогда это зрелище зачаровало ее. Теперь она могла отдаться созерцанию и изучению с полным сознанием того, что делает: она позволила своим рукам блуждать по его телу, стремясь насытиться волшебными ощущениями. Внезапно у нее захватило дух: он был таким теплым и мужественным, таким реальным… Голова закружилась, по телу пробежала волна восторга, и вся она содрогнулась. Ее будто сорвало с якоря и понесло в открытое море, в бездну, в пучину.
