— Здорово! — восхитилась я. — Весь разговор — двадцать семь секунд. А почему в «Сладкоежке»?

Настя огляделась по сторонам.

— Ну, мне показалось, тебе не очень захочется приглашать гламурную диву в свою квартиру. Ей тут не место.

Я посмотрела на отслаивающийся линолеум, собственноручно покрашенные мною шкафчики для посуды и стол, заваленный пакетами с едой и бутылками от пива. Конечно, Настя права.

В «Сладкоежке» мы взяли взбитых сливок, поскольку после стресса организму требуется сладкое. Это не обжорство, а здоровое желание восстановиться. Так что к приходу Валерии я была в прекрасном настроении и бодро помахала ей рукой.

Утопленница подсела к нам, завороженно уставившись на сливки.

— Обезжиренные? — наконец, выдавила она.

— Обезжиренное бывает только молоко. А сливки, если меньше тридцати пяти процентов жира, — не взобьются, — со знанием дела проконсультировала я. — Или вы спрашиваете, нормальные это сливки или растительные?

— Да-да, — взбодрилась Валерия. — Растительные, правда?

— Чтобы я ела порошковую гадость? — возмутилась Настя. — Да вода из лужи, и то будет лучше. Разумеется, это нормальные человеческие сливки.

— От коровы, — посмотрев на выражение лица гостьи, на всякий случай пояснила я.

— И вы это едите? — жалобно простонала Утопленница. — Шутите, да?

У нее был такой вид, словно мы тоннами поглощали цианистый калий, заедая мышьяком, и это зрелище полностью разрушило ее картину мироздания.

— Едим, — сурово поведала Настя. — А что?

— Там калории, — почти плача, просветила ее Валерия.

— Везде калории, — заметила моя подруга, а я философски добавила: — Лучше калории, чем бифидобактерии.

Сказать, что бедная женщина была деморализована, значит выразиться слишком мягко. Почва явно уходила у нее из-под ног, и Настя не упустила возможность этим воспользоваться.

— Кто убил Алину Алову — вы или Артур? — быстро спросила она. — Отвечайте!

— Нет! — без промедления вскрикнула Валерия. — Мы не убивали! Нет!

— Тогда кто?

— Я не знаю. Наверное, Надиров. Так думает Паша, а он умный.

— Но вы звонили Кате, а ваш любовник следил за ней.

Утопленница тяжело вздохнула.

— Паша у меня очень сложный человек. Никогда заранее не знаешь, как он себя поведет. Алина тоже была сложная. Не такая уж она хорошая, между прочим. Думала только о себе. Эта книга ее дурацкая! Я ее как нормальную подругу просила: пусть я там буду положительная. Умная чтобы и без любовников. А она только хихикала, мол, посмотрим. Конечно, мне хотелось знать, что она про меня напишет. Паше, может, и все равно, есть у меня кто-нибудь или нет. А может, не все равно. Не знаю, но лучше не рисковать. Вот я вам и позвонила на всякий случай. А чего такого? Спроси я прямо, ведь вы б не ответили!

— А то я так ответила, — хмыкнула я.

— И так не ответили. Вы как Алина, тоже из себя строите. В театр ходите. Лишь бы ум свой показать, а до людей дела нет. Алина, между прочим, не очень-то и красивая. Не знаю, за что ее любили такие парни. Представляете, она им дарила трусы от Кельвина Кляйна!

Валерия сделала паузу, явно ожидая от нас реакции.

Честно говоря, проблема мужских трусов волнует меня весьма мало. Женских — другое дело. Сейчас почему-то считается, что даме с размером меньше пятидесятого сей предмет необходим исключительно в качестве инструмента обольщения, поэтому он делается крайней маленьким и неудобным, зато полупрозрачным. Поэтому приходится выбирать: или трусы достают до твоих подмышек, или ничего не прикрывают. Нормальные найти почти невозможно. Не будем говорить о засилии стрингов, считать которые бельем я наотрез отказываюсь. Это такое орудие пытки, придуманное мужчинами-садистами специально, дабы терзать самые нежные участки тела несчастных женщин.

Мои серьезные размышления были прерваны Настей, изумленно повторившей:

— Дарила трусы от Кельвина Кляйна?

— Да, — обрадовалась Утопленница, — вы представляете? Такую дешевку. Просто ширпотреб, кто угодно их может купить, даже вы. Не понимаю, как ей было не стыдно. А она говорит — мне, мол, нравится. Упертая такая — ужас. А Паша-то как из-за ее смерти переживает! Меня б убили, так бы не переживал. Не понимаю я этого.

— И все-таки — зачем Шиловский за мною следил?

— Ну, не мне ж самой следить, — передернула плечами Валерия. — Я не умею. Я велела ему познакомиться с вами, сделать вид, что вы ему понравились, и хитро порасспросить. Он такой красивый, у него бы получилось! Небось, вы о таком мужчине и не мечтали! Конечно, вы б ему все выложили.

— Познакомиться? — удивилась я. — А что ж он тогда от меня бегал?

— А нечего вам было за ним бегать! — вступилась возмущенная Утопленница. — Он этого не ожидал, вот и спасался, бедненький.

— Неумелый он у вас какой-то, — презрительно вставила Настя.

— Очень даже умелый! Между прочим, дверь вскрыл за полчаса, а ведь так переживал, что не справится! Это вы просто мне завидуете!

— Вскрыл дверь? — неожиданно дошло до меня. — Так это он украл мои записи? Где они?

— Да берите! Кому нужна ваша ахинея? Меня чуть не вытошнило, пока пыталась просмотреть. Зачем вы это делали, объясните?

Валерия, все еще кипя, плюхнула на стол коробки с дисками.

— Что делала? — не поняла я.

— Издевались над нами и морочили Артурчику голову. Нарочно в театре притворялись, что у вас какие-то важные записи, и передавали их друг другу. Естественно, мы решили, там что-то от Алины. Лучше б мой Артурчик эти ваши диски не нашел! Вот из-за таких, как вы, бедный Пашенька и страдает.

— Иванченко? — уточнила Настя. — Он страдает из-за таких, как Катя?

— Некоторым лишь бы выпендриться! — злобно продолжила Утопленница. — Дураку ясно: никто для удовольствия всякий там балет или картины в музее смотреть не будет. А некоторые смотрят и потом хвастаются, а Паше обидно. И мне тоже, потому что он и меня хочет заставить. Я из-за вас целый вечер промучилась, все зубрила про эти несчастные фрески. Между прочим, ничего сложного. Музей Прада, фрески для глухого. Просто вам делать нечего, вот вы и занимаетесь всякой чушью, а я занята, и времени на эту ахинею у меня нет. А захотела бы — не хуже вас бы шпарила.

Я не особенно вслушивалась, жадно изучая свое утраченное было достояние. И тут меня озарило.

— Ваш Лощеный испортил мне смывной бачок! — возопила я, в гневе забыв обо всем на свете. — Это из-за него мне пришлось вызывать сантехников! Сантехников! Сантехников!

Я несколько раз повторила страшное слово, одно звучание которого доводило меня теперь до умопомешательства.

— Я компенсирую, — испуганно пробормотала Валерия, сразу потеряв весь запал. — Правда! Хотите, я отдам вам часть своей одежды прошлого сезона? Там есть такие эксклюзивные вещички, все куплены за границей, прямо в модных домах, и некоторые я почти не носила…

Мне стало смешно, гнев мой утих.

— Боюсь, размерчик не подойдет, — констатировала я. — Сидеть будет плохо.

Собеседница подняла на меня растерянные глаза. Да уж, в росте я уступала ей сантиметров двадцать, зато по весу, боюсь, существенно превосходила. Я в ее нарядах — это было бы уникальное зрелище!

Взгляд Утопленницы неожиданно переменился, став осмысленным и твердым.

— Хочу такой винтаж! — заявила она. — Откуда у вас?

Где-то в подсознании мелькнуло, что ей срочно требуется винтовой крепеж, причем заполучить его она надеется у меня (почему бы нет, учитывая мои проснувшиеся способности в области ремонта унитазов?). Но я быстро взяла себя в руки, вспомнив значение очередного гламурного слова. Что же я в спешке напялила-то? Боже, это платье в цветочек я обожала в институтские годы!

— Эксклюзив, — сурово ответила Настя. — Единственный экземпляр.

Глаза Валерии погасли.

— Действительно, размер не тот, — огорченно согласилась она. — Так вы не донесете на меня Паше, правда? А то вдруг он Артурчика с роли снимет? Ведь мы с ним не виноваты!