— Вы об Олесе?

— Да. Вы на нее не обижайтесь. Не все ж такие умные, как вы. Она сама не понимает, что делает.

Я не выдержала.

— Вы ошибаетесь, Сережа. Олеся не дурочка и прекрасно понимает, что делает. А делает то, что идет ей на пользу, и врать она умеет — дай бог каждому. Поверьте моему опыту. Кстати, Анна Сергеевна собиралась ее уволить, и правильно бы поступила. Олеся наверняка связана с Надировым. Ведь да?

— А я вот как могу, — после паузы сообщил Сергей, тронув меня за локоть. — Смотрите!

Он напряг живот, на котором рельефно обозначились мускулы — очевидно, знаменитые квадратики. И я сломалась. Культурист неожиданно напомнил мне любимый кактус.

Кактус этот подарила мне в день рожденья Настя. Не то чтобы я была в восторге от цветов в горшках. Мамины фиалки и герани возмущают меня до глубины души. Она возится с ними, как дурень с писаной торбой, поливает, удобряет, чуть не вылизывает, и они в результате выдают огромное количество мясистых листьев, напрочь отказываясь цвести. А подруга подсунула мне и вовсе длинный колючий столб. Но дареному коню в зубы не смотрят. Единственное, что я сделала, — потребовала от мамы, чтобы она не смела баловать мой кактус. Свои пускай обихаживает, а мой будет спартанец. Полью иногда — и хватит с него, тунеядца.

Однако через некоторое время я обнаружила, что он совсем не тунеядец. Столб попытался выпустить листья и стать похожим на пальму. У него не слишком-то получалось. Чуть прикроет себе лысину — листочки опадают. Но он не отчаивался, а начинал трудиться снова. Каждый день я смотрела на него и видела: он старается. И, представьте, я его нежно полюбила. Я даже видела его на месте моих студентов. Честное слово, он бы у меня выучил не только определение предела, но даже таблицу производных!

Вот такие ассоциации вызвал у меня несчастный Культурист. Жестоко требовать от человека больше, чем тот способен дать. Да, шевелить мозгами парень не может, но он старается — шевелит, чем умеет.

— Звоните мне, если надумаете что-нибудь рассказать, — предложила я. — Вот мой телефон. А мне дайте ваш телефон и Олесин.

Спасибо!

Мне пора на работу.

Я действительно опаздывала. У нас в институте идет борьба с терроризмом, поэтому приезжать нужно заранее. Точнее, сия героическая борьба ведется лишь в нескольких отдельно взятых корпусах и состоит в том, что там установили вертушки с магнитными пропусками. Причем будочка, где хранятся ключи от аудиторий, расположена снаружи — очевидно, из непонятных штатскому стратегических соображений. В результате происходит следующее. Перед началом пары преподаватели выстраиваются в очередь в вестибюле, получают у вахтера ключи (если, конечно, наш бодрый старичок как раз в это время не отправился выпить и закусить) и расписываются в специальной книге. Потом мы бросаемся к вертушке, оккупированной толпой рвущихся к знаниям студентов, на фоне чего даже Ходынка представляется событием не слишком массовым. Прибавьте к этому мои особые, глубоко личные взаимоотношения с магнитными картами. Что та, на которую мне переводят зарплату, что проездной, что пропуск — все они считают своим долгом держать меня в тонусе, как умная жена способного заскучать мужа. Непредсказуемость поведения — залог успешных взаимоотношений. Так что я никогда заранее не знаю, сработает карточка или нет.

Но и это еще не все! Корпус, где у меня сегодня занятия, выглядит так, словно террористы там уже неоднократно побывали. Причем особо извращенные, со склонностью к бессмысленной разрушительной деятельности. Много лет я с нетерпением ждала ремонта. Иногда, когда в институт в очередной раз приезжала какая-нибудь делегация, мне страшно хотелось подкараулить ее и силой привести в любимое здание, дабы они там переломали себе ноги. О делегациях я с моим логическим мышлением всегда догадываюсь заранее — в коридоре у ректората в очередной раз начинают красить стены. Еще меняют бачки в расположенном неподалеку туалете — причем исключительно мужском, что наводит на печальную мысль о половой дискриминации в высших эшелонах нашей власти.

Итак, много лет я ждала — и дождалась. У нашего корпуса отремонтировали лестницу — очевидно, на нее должна была ступить начальственная нога. Отремонтировали — и крепко заперли до следующего визита начальства. А то, ежели всякие студенты с преподавателями начнут по ней шастать, протрут, мерзавцы, и придется постоянно делать ремонт — каждые двадцать лет, наверное. В результате на верхние этажи у нас проникнет не каждый, а лишь особо смышленый, подобно тому, как редкая птица долетит до середины Днепра. Надо пройти по длинному коридору, там обнаружить узкую лесенку, подняться по ней, а потом по аналогичному коридору вернуться обратно. Не сомневаюсь, любой террорист плюнет и отправится искать себе местечко попроще!

Вот и получается, что на работу мы вынуждены приволакиваться заранее. Для полноты картины добавлю, что в перемену требуется закрыть окна, выключить свет, выгнать студентов из аудитории, запереть дверь, побежать в обход на первый этаж, встать в очередь на вертушку, пролезть через нее, встать в очередь на вахту, сдать ключ, расписаться, получить другой ключ, опять расписаться, снова встать в очередь на вертушку, в обход пробраться на нужный этаж, открыть аудиторию и впустить студентов. Теперь вы понимаете, что любому преподавателю жизненно необходимы тренажеры — по крайней мере, для ног?

Выполнив необходимые процедуры, я приступила к лекции, с интересом поглядывая на членов масонской ложи. Они так добросовестно конспектировали, что мне даже захотелось стать в ложе магистром и срочно принять в нее всех остальных студентов — глядишь, успеваемость повысится.

В перемену я подозвала Антона и без обиняков спросила:

— Антон, вы видели в реале Майю, комментировавшую ваш ЖЖ? Мне очень важно знать, кто она такая.

— А вы что, нас вычислили? — с ужасом уточнил он. — Правда, что ли?

Я не нашлась, что ответить, а он тоскливо продолжил:

— Теперь будете все время читать, а я там матом ругаюсь. Вы, наверное, даже грамматические ошибки отмечаете. Вы же писательница, блин!

«Делать мне нечего!» — подумала я, а вслух посоветовала:

— Делайте записи закрытые, только для друзей, а меня отдружите. Или заведите себе новый ЖЖ, о котором я не знаю. Антон, меня очень интересует Майя. А ее я, правильно?

— Ну, — Антон смущенно потупился, — вы не обидитесь, а? Да, я плел, что вы делитесь со мною мыслями, но я не хвастался, а стебался. Екатерина Игоревна, я же не нарочно!

— Не обижусь, — заверила я. — Главное, расскажите все подробно.

— А чего рассказывать? Я ее разыграл. Притворился, что знаю сюжет вашей последней книги. Честное слово, я-то знаю, что ничего такого не знаю!

— Да ладно, неважно, — в нетерпении махнула я рукой. — Вы встретились? Когда? Где? Знаете ли вы, кто она?

— Она выписала мне пропуск на телестудию, показала там много разных фишек. Даже студию, где работала Алина Алова… ну, та, которую застрелили.

«То есть канал Цаповой-Иванченко», — сделала вывод я.

— Когда это было, Антон? И каким именем она вам представилась?

— На следующий день после убийства, а представилась как Майя. И все расспрашивала про вашу последнюю книгу и про вашу работу с Алиной Аловой. Вы с Аловой вместе работали?

— Нет. И что дальше?

— А ничего. Она, видимо, тоже стебалась. Никакой аппаратуры мне не дала, так что время потратил зря. Эти виртуальные знакомства, с ними часто так. Напускают важности, а на самом деле пшик.

— Тогда хотя бы — как она выглядит? — со вздохом спросила я.

— Я ее сфоткал тайком на мобильник, — обрадовался Антон. — Вам куда фотку скинуть?

— На мыло, — взбодрившись, ответила я. Мыло — это не предмет гигиены, а электронная почта. — Ну, хоть что-то. И если еще кто-нибудь начнет вас обо мне расспрашивать — обязательно сообщите, хорошо?

— Обязательно, — кивнул Антон и бросился к прочим членам масонской ложи, поджидающим его в коридоре, а я в цейтноте рванула за ключом.