Я сама была не рада, что согласилась, однако ничего не поделаешь — терпеть не могу нарушать обещания. Поэтому через полчаса я уже дергала служебную дверь, которая и впрямь оказалась не заперта. Поднявшись на лифте, я зашла в комнату, где сегодня днем беседовала с Анной Сергеевной. Там царила кромешная тьма. Разумеется, я совершенно не помнила, где выключатель, и долго безуспешно ощупывала стены. В какой-то момент я вдруг почувствовала, что наткнулась на нечто странное. Вроде бы человек, но при моем прикосновении он не издал ни звука. К тому же я испачкалась чем-то липким и теплым. Сердце глухо ухнуло от совершенно нерационального, непонятного страха, и потрясенный мозг неожиданно сообщил, что выключатели сейчас размещают не наверху, как я привыкла, а где-то на уровне живота (живота — это еще деликатно сказано). Пошарив на нужной высоте, я и впрямь обнаружила какую-то блямбу, нажала на нее — и в ужасе попятилась. Мои руки были в крови, а прямо передо мной на тренажере лежала мертвая Анна Сергеевна.

Скажу сразу: мои способности к медицине равны нулю. Я бы, как математик, даже охарактеризовала их как отрицательные. Еще собственную кровь я с грехом пополам терплю, но при виде чужой меня просто выворачивает наизнанку. Я почувствовала, что падаю в обморок, однако в последний момент подумала: вдруг Анна Сергеевна жива и ей нужна помощь? — поэтому усилием воли сохранила сознание, даже приблизилась к телу. Господи, какой ужас! Белая футболка несчастной женщины стала красной, на груди — страшная рана, а на полу валяется пистолет. Почему-то мне безумно захотелось этот пистолет подобрать, хотя из детективов твердо знаю, что этого делать не стоит.

Косясь на пистолет, я, подвывая от ужаса, прикоснулась к руке Анны Сергеевны. Ну, и что я надеялась узнать? Разве я отличу живого от мертвого? «Господи, да я же в фитнес-центре! — вдруг сообразила я. — Тут наверняка есть врач!»

Я рванула к двери в общий зал, но та оказалась заперта. Не в силах с этим смириться, я билась в нее, словно ошалевшая бабочка, тем более что из-за двери доносились голоса. Наконец, ко мне вернулся рассудок — по крайней мере, какая-то его часть. Надо позвонить в милицию или в скорую. Если Анна Сергеевна мертва, то в милицию, а иначе в скорую.

Вытащив мобильник, я оптимистично набрала номер последней.

— Скорая слушает, — раздраженно ответили мне.

И тут обнаружилась новая напасть. Я потеряла голос! Эта пакость происходит со мной отнюдь не впервые. У меня на нервной почве что-то случается с голосовыми связками — они отказываются служить. Я могу шипеть или шептать, а говорить нормально не в силах.

— Тут лежит застреленное тело, — зашептала я.

— Вас не слышно.

— Тело…

— Перезвоните, вас не слышно.

Я мрачно стояла с телефоном в руке. Вызвать милицию я тоже не сумею — вряд ли у них слух намного лучше, чем у врачей. Господи, что же делать?

Проблема разрешилась сама. Дверь, ведущая в общий зал, неожиданно открылась, на пороге стоял красавец Денис.

— Вот, — прошептала я, окровавленной рукой указывая на труп. И, сняв, наконец, с себя ответственность, удовлетворенно потеряла сознание.

Очнулась я в комнате, похожей на место убийства, но немного иначе обставленной. Очевидно, вип-зона состояла из нескольких небольших залов.

— Ну, вот и славно, — приветствовал меня мужчина средних лет. — Отдел по раскрытию умышленных убийств, подполковник Степанов. Ну, что вы нам расскажете, девушка? Советую быть откровенной. Почему вы ее убили?

Мне страстно захотелось снова потерять сознание — увы, не получилось.

— Я не убивала, — жалобно прошептала я.

— Что? — не понял подполковник. — Говорите нормально.

— Не могу, — зашипела я. — Исчез голос. Нервное.

Ситуация вынуждала выражаться лаконично. Впрочем, подобным искусством я владею в совершенстве. Во время лекции я вечно выискиваю самые короткие слова, поскольку очень не люблю писать на доске.

Степанов посмотрел на меня, словно я на занудливого двоечника, из-за которого вынуждена торчать на работе вместо того, чтобы быстренько со всеми разобраться и бежать домой ужинать.

— Значит, нервное, — с отвращением повторил он. — Больная, значит?

— Здоровая, — опровергла поклеп я. Хотя, конечно, при более благоприятных обстоятельствах могла бы ответить куда более обстоятельно и не столь категорично. Спина вот после четырехчасовой лекции болит! Еще ноги. И даже руки иногда.

Однако, на счастье милиционера, узнать о моей спине ему не довелось.

— Документы при себе есть?

Я, порывшись в сумке, вытащила пропуск в университет.

— Доцент, — удивленно прочел мой собеседник. — Правда, что ли?

Я молча кивнула.

— И что же вы, Екатерина Игоревна, вот так вот?

Я развела руками.

— Значит, говорите, не убивали?

Я закивала со всей доступной мне убедительностью.

— Ну, расскажите, как вы сюда пришли, зачем, почему…

Я укоризненно глянула на жестокосердного представителя власти. Можно подумать, он не понимает: рассказать что-либо выше моих нынешних физических возможностей. А промолчу, на меня сейчас же наденут наручники и поволокут в тюрьму — или куда там волокут несчастных обвиняемых, которые отказываются сотрудничать со следствием? Неважно, все равно мне там не понравится. Одно радует — мама в отъезде. У нее случился бы инфаркт, если б она узнала, что любимую дочь арестовали.

И тут мне пришла в голову гениальная мысль. Дело в том, что когда-то я ходила на курсы фонационного тренинга. В частности, нас там учили, как при необходимости в минимальные сроки восстановить голосовые связки. Правда, потом будет еще хуже, но на короткое время ты хоть немного заговоришь. Кстати, это меня прямо-таки спасло перед защитой диссертации. Я давно не тренировалась, но, кажется, основные методы помню. Как же там?

— Гум-гум-гум, — задудела я. — Зум-зум-зум. Дум-дум-дум. Лум-лум-лум.

Степанов подскочил на стуле.

— Здоровая, говорите? — недоверчиво осведомился он. — На учете-то состоите? В диспансере?

Я почувствовала, что голос прорезается. Но, увы, исключительно в виде дудения — или, в крайнем случае, пения.

— Упражнения для связок, — попытавшись хоть как-то прояснить ситуацию, запела я. — Помогают мне они.

Милиционер попался какой-то нервный. Он снова вздрогнул и поспешно от меня отодвинулся.

— Я пришла сюда на встречу, — нараспев начала я свой отчет и чуть было автоматически не добавила: «Рассказать, что солнце встало». Тут уж меня точно арестовали бы за оскорбление представителя власти — или, возможно, вызвали бы санитаров со смирительной рубашкой. — Мне назначила она. Обнаружила я тело. И лежал там пистолет.

— Сегодня днем вы поссорились с убитой, — заметил подполковник. — Есть масса свидетелей. И вчера вы ссорились. Она обвиняла вас в том, что вы за ней следите.

— Она поняла, что ошиблась, решила довериться мне. Сюда вот меня пригласила, хотела мне что-то сказать, — речитативом (очевидный, греющий сердце прогресс!) сообщила я.

— Откуда вы с ней знакомы? О чем вам хотела сказать? — неожиданно в тон мне завыл милиционер. Впрочем, тут же сплюнул в сердцах и повторил нормально: — Откуда вы знаете Алину Алову?

С голосом стало получше. Очень тихо, но говорить я уже могла.

— Я пишу детективы. В издательстве мне предложили помочь написать детектив Анне Сергеевне. У нее был придуман сюжет. Я приехала к ней домой, послушала ее и поняла, что не сумею написать, как ей нужно. Поэтому я отказалась. А вчера я пришла с подругой в фитнес-центр, меня увидела Анна Сергеевна и решила, что я ее выследила. Она стала на меня кричать. Зато сегодня провела в вип-зону, извинилась и сказала, что ей очень нужно поделиться со мной чем-то важным. Но не сей момент, потому что за нашим разговором, якобы, следят. Она попросила меня прийти сюда в девять вечера через служебный вход, обещала оставить дверь незапертой. Я пришла. В комнате было темно. Я включила свет и обнаружила тело.