И все же он хорошо умел разбираться в людях, как и читать лица. Но об этом свойстве мало кто помнил, сбитый с толку его болтовней и шутками.

— А ну сядь, — скомандовал Макс, серьезнея. — И не надо думать, что, опрокинув стол, ты выиграешь хоть секунду. Знаешь, я бы смог оторвать тебе голову голыми руками. Ты и так порядком сдал за это время, а сейчас и вовсе выглядишь, как побитая дворняга. Не двигайся, Шутник, ради нашей дружбы.

Он вытащил из-за спины короткий пистолет и, усмехнувшись, положил его перед собой на стол, уставив раструбом мне в грудь. Как ни странно, появление оружия помогло мне мыслить трезво. Может, потому что в обстановке наконец появился знакомый предмет, выбивающийся из этой сводящей с ума чудовищной фантасмагории. Пистолет это простая и понятная вещь. Направь его на кого-то, спусти курок и смотри, что будет дальше. Никакого гротеска, никакого фарса, никакой неизвестности.

— И ты тоже, Петер, не пытайся шевельнуться. Знаешь, ты был отличным парнем. Воспитанный, умный, никогда не лез в чужой разговор. Нет, если ты попытаешься схватить пистолет, я просто застрелю тебя. Скажи ему, Курт… Да, тебе не тягаться со мной. Кстати, если будете плохо себя вести, я раздроблю обухом кацбальгера ваши колени и локти. Видите ли, играть в шахматы, как показывает мой опыт, можно и с размозженными костями.

— Я думал, тебе больше нравится разбивать головы… — пробормотал я.

Я старался мысленно ощупать каждый дюйм своего тела, чтобы понять, на что оно может быть готово. Опрокидывать стол действительно было бы глупостью, более того, вряд ли это было бы мне по силам. Схватить пистолет? Пустое. Макс не врал, когда говорил, что Петер не успеет. Ни Петер, ни я сам. Он слишком хорошо знает свои силы и видит наши.

— Головы? Да ну тебя! — он засмеялся, словно я напомнил ему какую-то забавную историю. У него все истории были забавными, у моего друга Макса Майера. — Знаешь, забавнейшая ведь получилась штука. Ты ведь про ту женщину, а? Я даже не убивал ее.

— А кто? — спросил я машинально, даже перестав разминать под столом затекшие ноги.

— А догадайся, — предложил он.

— Ты был один с самого начала.

— Смешно было бы это отрицать. Мне не нужен компаньон в этом славном местечке, да и я, признаться, по натуре собственник. Нет, Шутник, я был один. С самого начала, с самого конца… Какая разница теперь?

— Значит, тот бродяга…

— Вот теперь я вижу, что у тебя мозги варят, — одобрительно засмеялся Макс. — Я ж, было, думал, совсем раскисли. Конечно, бродяга. Точнее, это вы считали его бродягой. Я нашел его в одном тихом провинциальном городке, уж не знаю, кем он был прежде. Может, — опять громкий искренний смех, — местный бургомистр?.. Очень удобно путешествовать в экипаже. Его никто не пытается досматривать, а как только видят эмблему Ордена, так и вовсе теряют к нему интерес. Да, я привез его в Альтштадт. У него не было имени, я еще не успел отвезти его сюда, на постоянное место жительства.

— Сюда? Где мы сейчас?

— Ты с таким нарочно нейтральным лицом пытаешься выведать расположение моего трактира, что поневоле можно заподозрить умысел! Ну Бога ради… Мы прямо под домом, Курт, прямо под домом. Вы ведь не слышали никакого шума, когда жили здесь с Петером? Ну и верно, тех, кто много шумит, сюда не пускают. И не укоряй себя, ты вряд ли что-то почувствовал бы, — тут два метра сплошного камня. Внушает, да?

— Марту Блюмме убил твой мертвец.

— Мой? Я думал, тебе известно: только Смерть — хозяйка всех мертвецов, мы лишь пользуемся тем, что она в милости своей…

— Прекрати. Я устал от твоего зубоскальства.

— Ладно, — он выставил вперед руки в жесте нарочитой покорности. Я с опозданием подумал, что если бы предугадал этот жест, у меня появился бы лишний шанс протянуть руку и схватить пистолет.

«С этим лишним шансом сумма всех твоих шансов все равно будет равна нулю, — подсказал мне кто-то на ухо. — Не валяй дурака. Он пригвоздит тебя пулей к стулу прежде, чем ты успеешь поднять руку».

— Я старался не убивать собственноручно, особенно в Альтштадте. Много жандармов, много людей, много глаз… Ездить же всякий раз за город — занятие довольно утомительное, да и у кого-то могли бы возникнуть вопросы. Жандармы при всей их ограниченности все же не тупицы, мой друг. За меня это делали… другие. И, значит, в один прекрасный день посылаю я того господина, который известен тебе как бездомный бродяга, в дом некой фрау Блюмме… Как ни странно, мертвец на улице не вызывает паники, ну да тебе-то с твоим Арнольдом это должно быть известно, главное — хороший плащ да шляпа поглубже. Ну и да, в отличие от Арнольда, с которым ты шлялся на поводке, распугивая всех зевак в округе скрещенными костями, — Макс согнул указательные пальцы и изобразил подобие герба Ордена тоттмейстеров, — я предпочитал держаться от своих ребят подальше. Наблюдать, так сказать, издалека. План был прост — в то время, как никого нет дома, бродяга проникает внутрь, наносит почтенной фрау Блюмме подходящий удар, после чего тем же путем скрывается с места преступления. Если его кто-нибудь и заметит, мне будет нетяжело от него избавиться. Все элегантно и вместе с тем эффективно. Все шло отлично. Фрау Блюмме почти не успела ничего почувствовать, мертвец, как мавр, сделавший свою работу, удалился, а я…

Не меняя выражения лица и даже не оборачиваясь, Макс с силой ударил Петера наотмашь по лицу. Мальчишка вскрикнул и отлетел назад, как тряпичная кукла.

— Парень, я ведь уже предупреждал тебя, нет совершенно никакого смысла бросаться на меня. Посмотри, что ты наделал. Видишь, у тебя на лице вздувается кровоподтек. Ах, не видишь, ну да… Знаешь, что это значит? Когда ты умрешь, — извини, все через это проходят, — твоя мертвая кожа сохранит эту форму, и кровоподтек нельзя будет вывести ни бальзамированием, ни самыми страшными тоттмейстерскими чарами. Прости, я не сразу вспомнил, что она доводилась тебе матерью. Но пожалуйста, не заставляй меня напоминать тебе о порядке.

Петер склонил голову над столом, в подставленную руку сорвалось несколько капель винного цвета. Я не мог видеть его лица теперь, но это, наверно, было к лучшему.

— Когда мертвец покинул дом, следом осторожно пришел я. Нет, конечно, я не надевал мундира. Я надеваю его только тогда, когда в гости к мертвецу меня приглашают казенным порядком, в тот же раз это было приватной инициативой. И только я начал поднимать фрау Блюмме… Догадываешься?

— Нет, — я покачал головой.

— Ну вот, я только начал думать, что ты умен… В общем, тут явилась ее экономка. Она должна была проторчать на рынке еще с час, мне хватило бы времени поднять ее хозяйку и в обществе последней тихо удалиться, но ее понесло домой. Мне, конечно, хватило благоразумия спрятаться, но тело такой женщины, как фрау Блюмме… Петер, ты ведь помнишь, что я тебе говорил? Молодец. Ты умный молодой человек. Так вот, экономка увидела тело хозяйки и, жутко крича, удалилась. И вот тогда ситуация стала весьма забавной. Экономку убить я не успел, слишком уж быстро она нас покинула, да если бы и успел — это ведь обозначало, что мой план усложнился бы ровно вдвое! Посудите сами: поднимать двух мертвецов, препроводить их до экипажа… Мой козырь был в том, что исчезновение одного человека редко где поднимало шумиху. Никто не видел покойников, крови и всего прочего, человек просто исчезал, а про него говорил — сбежал с любовницей, бросилась в реку, подалась в маркитантки… Исчезновение же сразу двух человек неизбежно навело бы жандармов на мысли, ход которых мог быть мне неприятен. Да и ко всему скоро должен был явиться из лицея этот господин, — Макс указал на Петера, все еще не поднимавшего лица, — мои же покойники всегда отличного качества, а это качество требует времени! Я мог не успеть. Решение было вынужденное и, боюсь, не очень элегантное. Я взял с каминной полки тяжелый подсвечник и… Простите, мне кажется, кому-то из присутствующих не интересны детали? Тогда не буду, да вы и так все знаете. Я просто не хотел, чтобы кто-то из моих коллег заглянул в голову фрау Блюмме.