— Кто?

— Элис Колби. — Вейн рассказал ей о том, как был найден песок в комнате Элис. — Одному Господу известно, что это значит. Ты проверила других?

Пейшенс кивнула:

— Я не заметила ничего странного ни в них самих, ни в их поведении. Единственное, что я узнала, так это то, что Уиттиком привез книги из Холла. Когда он обосновался в библиотеке, я решила, что он нашел какие-то новые труды и заинтересовался ими.

— А на самом деле?

— Ничего подобного. Он притащил с собой шесть огромных томов. Неудивительно, что их карета была перегружена.

— И что же он изучает в настоящий момент? — нахмурился Вейн. — Все еще аббатство Колдчерч?

— Да. Я пробралась в библиотеку, когда он после обеда отправился на прогулку. Все шесть книг — по Распущению. Одни относятся ко времени, предшествовавшему Акту о распущении, другие — последовавшему за этим событием. Единственное исключение — фолиант, изданный почти на целый век раньше, чем произошло распущенно монастырей.

— Гм…

Так как Вейн больше ничего не сказал, Пейшенс толкнула его под локоть:

— Что «гм»?

— Только то, что Уиттиком, кажется, одержим аббатством. Мы-то считали, что он узнал о нем все, что можно, — во всяком случае, достаточно, чтобы писать свои статьи. — Помолчав, Вейн спросил: — А в отношении других было что-нибудь подозрительное?

Пейшенс покачала головой.

— Люцифер что-нибудь узнал?

— В некотором смысле да. — Вейн посмотрел на нее разочарованно. — Жемчуг через Лондон не проходил. Как сообщают источники Люцифера, которым можно полностью доверять, жемчуг «в наличии не появлялся».

— В наличии?

— Имеется в виду, что он все еще у того, кто его украл. Никто не пытался сбыть его.

— Такое впечатление, будто мы на каждом повороте натыкаемся на глухую стену, — поморщилась Пейшенс и спустя секунду добавила: — Я прикинула, какая нужна емкость для того, чтобы спрятать все украденные вещи. Сумка Эдит Суитинс, даже пустая, была бы мала.

— Но ведь где-то это спрятано! Слиго по моему указанию еще раз обыскал все комнаты, но безрезультатно.

— Однако где-то это лежит.

— Верно. Но где?

На следующий день Вейн приехал на Олдфорд-стрит в час ночи. Он помог взобраться по лестнице едва державшемуся на ногах Эдмонду. Джерард поддерживал Генри, который потешался над собственной болтливостью. Шествие замыкал Эдгар, на лице которого застыла глупая улыбка.

Генерал, хвала небесам, не принимал участия в этом мероприятии.

Слиго открыл дверь и тут же бросился помогать, однако потребовалось еще полчаса изнурительных усилий, чтобы доставить Эдмонда, Генри и Эдгара в кровати.

Джерард облегченно перевел дух и привалился к стене.

— Если мы в скором времени не найдем жемчуг и не вернемся в Холл, они доведут нас до полного истощения.

Об этом же подумал и Вейн. Он что-то пробурчал и одернул сюртук.

Джерард зевнул.

— Я иду спать. До завтра.

— Спокойной ночи, — кивнул ему Вейн.

Джерард пошел по коридору, а Вейн пересек галерею, направляясь к лестнице. Остановившись на площадке, он посмотрел вниз, в темный холл. В доме царила полная тишина, потревоженная ночь вновь вступила в свои права.

Вейн ощущал, как ночь одолевает его, лишает сил. Он чувствовал себя уставшим.

Уставшим от безрезультатности своих усилий. От разочарования, поджидавшего его на каждом шагу.

Уставшим от неуловимости победы, от призрачности успеха.

Он слишком устал бороться с непреодолимым влечением. Со стремлением искать поддержки, утоления своей страсти в объятиях любимой.

Вейн глубоко вздохнул и почувствовал тяжесть в груди. Он смотрел в холл, преодолевая искушение посмотреть вправо, туда, где находилась комната Пейшенс.

Пора возвращаться домой, в особняк на Керзон-стрит, отпереть дверь пустого дома, подняться по элегантной лестнице и пройти в главные апартаменты. Чтобы лечь в пустую постель, на холодные простыни, такие неуютные и колкие.

Раздался шорох, и перед ним возник Слиго.

— Я сам закрою дверь, — предупредил его Вейн.

Если Слиго и удивился, то ничем этого не показал и, поклонившись, спустился вниз. Вейн наблюдал за ним, пока тот шел к входной двери, потом он услышал, как звякнул задвинутый засов, и увидел, как огонек свечи проплыл через холл и исчез за дверью, обитой зеленым сукном.

А он стоял на лестничной площадке, один в ночной тишине. При нынешних обстоятельствах его появление в комнате Пейшенс было неприемлемо, даже предосудительно.

И неизбежно.

Его глаза привыкли к темноте, он повернул направо и бесшумно пошел по коридору к комнате Пейшенс. Дойдя до двери, уже приготовился постучать — и остановился. Но вскоре лицо его стало решительным.

И он постучал. Осторожно.

После минуты тишины он услышал шлепанье босых ног по полу. Еще секунда — и дверь отворилась.

На него смотрела Пейшенс, сонная, с рассыпавшимися по плечам волосами. Сквозь сорочку виднелись соблазнительные очертания ее фигуры, подсвеченной сзади огнем камина. Ее губы были приоткрыты, грудь вздымалась, и она излучала тепло в сулила неземное блаженство.

Пейшенс мгновение внимательно смотрела на Вейна, а потом отступила в сторону, приглашая его войти.

Вейн переступил порог и понял, что перешел свой Рубикон. Пейшенс заперла за ним двери — и вот она уже в его объятиях. Он целовал ее со всей страстью, ему не нужны были слова, чтобы выразить то, что он хотел сказать. Она мгновенно открылась ему, предлагая все, что он желал, все, в чем нуждался. Она приникла к нему, мягкая, женственная, соблазнительная.

Вейн понял, что на этот раз ему не удастся долго сдерживать своих демонов. Уж слишком быстро Пейшенс воспламенила его, олицетворяя собой самую суть его желаний.

И была единственным и главным предметом его желаний.

Вейн посмотрел на ее кровать, маняще просторную, смутно вырисовывающуюся во мраке.

Ему хотелось бы уложить Пейшенс в собственную постель, но пока он вынужден довольствоваться ее. Еще ему хотелось видеть ее, чтобы любоваться и восхищаться, — его демоны нуждались в пище. А еще надо найти способ открыть ей свое сердце. Произнести те слова, которые он должен сказать.

Минни — черт бы побрал ее старческую проницательность! — безошибочно угадала все. И он был бессилен убежать, хотя крохотная частица его существа очень этого хотела.

Он должен сделать это.

Подняв голову, он глубоко, да так, что встопорщились лацканы сюртука, вздохнул:

— Пойдем к огню.

Обняв Пейшенс и отметив, как свободно скользит по обнаженной коже тонкий батист, он подвел ее к камину. С естественностью, тронувшей Вейна до глубины души, она повернулась к нему, положила руки ему на плечи и подставила ему губы. Он не задумываясь приник к ним, но заставил себя отстраниться и, разомкнув объятия, взял ее за талию, стараясь не обращать Внимания на нежность и податливость ее плоти.

— Пейшенс…

— Ш-ш-ш. — Пейшенс приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Вейн утонул в этом поцелуе, мысленно ругая себя. Он чувствовал, что его вожжи неуклонно ветшают. А его демоны усмехаются. И предвкушают.

Вейн предпринял еще одну попытку, прошептав:

— Мне нужно ска…

Пейшенс заставила его замолчать тем же чрезвычайно эффективным способом.

Вернее, более эффективным, потому что прижала руку к, бугру, набухшему у него в паху.

У него перехватило дыхание, и он с дался. Бессмысленно продолжать борьбу — он уже забыл то, что хотел сказать. И страстно прижал ее к себе. Ее губы приоткрылись, язык уверенно скользнул ему в рот. Он принял приглашение и начал насыщаться. С жадностью.

Пейшенс не интересовали слова. Она хотела слушать вздохи, стоны, вскрики, но не слова.

Она не нуждалась в том, чтобы он объяснял свое появление здесь, рассказал, почему она так нужна ему. Она и так знала причины. Она видела их в его глазах, сверкавших серебром, на его лице. Она не желала слушать объяснения и рисковать этим серебристым мерцанием, которое может потускнеть от слов. Слова разрушат величие момента, лишат ее блаженства.