– Не так я глупа, чтобы сделать себе назло.

Его губы дернулись, он поспешно принял бесстрастный вид, но атмосфера явно разрядилась.

– Пойдем. – Он взял ее за руку и свистнул собакам. – Оставим их на конюшне. Нам пора.

Они вместе повернули назад и стали спускаться вниз – слишком быстро, чтобы спокойно поговорить.

Он получил то, чего добивался: ему хотелось кричать от радости. Но он старался не показывать торжества: для этого будет достаточно времени, когда все закончится и убийцу поймают.

Она права: лучше подождать и спросить ее потом, но между ними, как обычно, не было места мудрости. Все запуталось, когда она поведала ему о своих эротических фантазиях и он, уверенный в победе, почувствовал себя достаточно сильным, чтобы воспользоваться моментом и просить ее выйти за него замуж, сразу, без всякой подготовки. Вряд ли это было уместно.

Но его душа завоевателя требовала согласия. Она должна стать его женой, его графиней, его якорем в этом мире, матерью его детей – список ее обязанностей был достаточно пространным. И она должна быть всегда рядом. Он уже решил, что сделает все, лишь бы получить ее: она владела его душой, пусть и не знала этого, и он прекрасно понимал, чего она желает.

Если бы он захотел, то произнес бы все требуемые слова и убедил бы ее в своей искренности. Но им еще нужно поймать убийцу, а до тех пор он оставит в тайне правду о своей капитуляции.

Иногда чрезмерное знание тоже может быть во вред. Он понятия не имел, чем кончится игра, что принесут следующие дни, но знал, что любит ее всем сердцем и отдаст ей все, сделает все, чтобы защитить ее и уберечь. Беда в том, что убийца не дремлет. В мозгу Чарлза разыгрывались кошмарные сцены, в которых убийца понимал, как много Пенни значит для него, и решил использовать ее в качестве заложницы.

Чарлза передернуло. На какой-то момент у него сжалось сердце при мысли о том, как он беззащитен в своей любви к ней. И все же ничего нельзя было поделать: оставалось только сжать зубы и терпеть последствия.

Он невольно сжал ее руку еще сильнее. Ощутил тонкие косточки, женственные тепло и мягкость и отбросил дурное предчувствие. Улыбнулся, едва не рассмеялся, но потом все вспомнил и мгновенно присмирел. Украдкой глянул на нее и поймал подозрительный взгляд, но ухитрился сделать невинное лицо.

Они добрались до конюшни. Лошади уже ждали.

Он усадил ее в седло и сам вскочил на Домино. Торжество, обуревавшее его, было почти невозможно скрыть.

– Едем! – крикнул он.

Бок о бок они полетели через поля.

Николас, чрезвычайно бледный и слабый, присоединился к ним в столовой во время ужина. По невысказанному согласию никто не упоминал о тайне, которую он обещал открыть, но, встав из-за стола, все дружно пошли в библиотеку.

Пенни опустилась в одно из кресел у камина. Николас занял второе. Чарлз выбрал стул, поставил его рядом с креслом Пенни и уселся со своей обычной грацией.

– Итак, Николас, откуда собираетесь начать? Николас, поколебавшись, пробормотал:

– С самого начала. Но прежде всего вы должны знать, что никаких настоящих секретов не было продано, обменено или передано французам, по крайней мере Селборнами.

– То есть, – спокойно заметил Чарлз, – вы хотите сказать, что предположения моего бывшего командира, мое расследование и даже появление убийцы – все впустую? Все зря?

– О нет. – Николас скривил губы. – Убийца, несомненно, знает, что делает. Даже все, что вы расследуете, вполне реально, тут нет никакого обмана. Он и вы не знаете одного жизненно важного элемента.

– Так я и думал, – проворчал Чарлз.

– Видите ли… – Николас откинул голову на подголовник кресла и устремил взгляд на собеседников: – Все началось в семидесятых годах прошлого столетия. Мой отец занимал небольшой пост в нашем посольстве в Париже. В те дни Париж был местом, куда стремились все. Говард, ваш отец, Пенни, как и мой, был тогда не женат. Он приехал в гости к моему отцу и прожил в Париже несколько лет. В то время к моему отцу впервые попытались найти подход… о, все выглядело весьма дружелюбно и невинно. По-моему, у него попросили совета по какому-то небольшому вопросу англо-французской дипломатии.

Сначала наши отцы были шокированы такой наглостью, но вскоре решили затеять свою игру. Для того чтобы лучше их понять, вы, Чарлз, должны помнить о необузданности Селборнов.

Чарлз поднял брови, стараясь не глядеть на Пенни.

– Необузданность?

– Слава Богу, во мне этого нет. Зато в отце – хоть отбавляй. Вы не знакомы с ним… но, думаю, самый подходящий для него эпитет – «неисправим». Помните Гренвилла? Так вот он с моим отцом были родственными душами. Боюсь, поведение моего отца было куда более возмутительным. А отец Пенни был немного поспокойнее. Не изобретал диких проделок, но время от времени в них участвовал.

Итак, мой отец был молод, богат, титулован, имел обширные связи в Париже, блестящей столице мира, а рядом был друг и союзник. И тут возникла возможность начать изощренную игру с французами!

– Игру? – повторил Чарлз.

– Так они видели это: мой отец, Говард и потом Гренвилл. Для них это была игра, великолепная, фантастическая игра, в которой они всегда выходят победителями.

Чарлз и Пенни переглянулись.

– И каковы же были элементы игры?

– Мой отец установил правила. Согласился давать советы французам, но из-за его положения в посольстве был необходим посредник, которому они могли доверять. Сначала Говард, потом Гренвилл.

Платой Говарду, а потом и Гренвиллу была коробочка для пилюль, за успешную передачу «совета», и табакерка для моего отца за сам «совет». Оба носились с мыслью собрать коллекцию. В то время во Франции начались гонения на аристократов, и англичанам были обещаны ценные вещи из частных, даже королевских поместий.

Такова была основа соглашения. Но французы не знали, что мой отец блестящий дипломат, особенно во всем, что касалось европейской политики. Он тонко чувствует малейшие нюансы, и не только я, но и все сотрудники министерства благоговеют перед ним. Французам и в голову не приходило, что отец скармливал им откровенную ложь.

– Хотите сказать, что он все придумывал сам? – ахнул Чарлз.

– В этом и был смысл игры, – сухо улыбнулся Николас. Чарлз молча поднял глаза к небу.

– Я видел коллекцию коробочек, – высказался он наконец. – Мы говорим о том, что последние сорок лет французам каждый год передавалась ложная информация, за которую они честно платили?

Николас кивнул.

– И французы так и не дознались?

– Дознались, но уже после Ватерлоо. Я говорил, что мой отец – блестящий дипломат, но не в военных делах. Сначала он старательно избегал в своих донесениях всего, что связано с войной. Французы не обращали на это внимания: тогда их больше интересовали политика, договоры и всякие бюрократические тайны. «Советы» отца производили на них такое впечатление, казались такими точными, что постепенно они стали считать его непререкаемым авторитетом и прекрасным агентом.

– Но как сведения могли казаться точными, если были придуманы? – удивилась Пенни.

– Французы спрашивали о реальных ситуациях, так что информация была основана на действительных событиях. В политике и дипломатии, изучая события в другой стране, вы рассматриваете их как действия марионеток на сцене. Видите сам спектакль, но не происходящее за кулисами. Кто опускает занавес, кто и за какие нитки дергает и тому подобное. Все это продумывал мой отец, переплетая правду и ложь.

– Да, ничего не скажешь, дезинформация высшего калибра, которой почти наверняка поверят, – согласился Чарлз.

– Совершенно верно.

Чарлз пораженно качнул головой.

– Поверить невозможно, что ему это удавалось так долго.

– В основном за счет его успехов в министерстве иностранных дел. Чем выше он поднимался, чем больше узнавал и понимал, тем правдоподобнее становились его сообщения.

– Но кто испортил игру?

– Можно сказать, что Наполеон. Когда началась война на Пиренейском полуострове, французы, что неудивительно, потребовали, чтобы отец выдал военные секреты. Сначала ему было нетрудно отказываться на том основании, что отец служит по другому ведомству, но потом наши потери стали уж слишком велики, а Селборны, как известно, были горячими патриотами своей страны.