– Я всегда любил женщин, – ответил он, гладя ее бедра и с силой подавшись вверх. – Ты это знаешь.

Она знала. У него одна старшая сестра и три младшие, он всегда был с ними ласковее, чем братья. Привычка обращать внимание на женщин появилась у него едва ли не с раннего детства.

– Да, но…

Она цеплялась за остатки рассудка: их совместные движения уносили ее к солнцу… все быстрее, мощнее, выше…

– Я имела в виду не это, – охнула она, – как ты сам понимаешь.

Совместная скачка тоже подействовала на него.

Поводья, похоже, выпали у нее из рук.

Чарлз оторвал взгляд от того места, где они по-прежнему были соединены. Похоже, она не отступится, пока не услышит правдивый ответ.

Он с трудом втянул в легкие глоток воздуха: это было нелегко, если учесть то, что она с ним делала.

– С тобой все по-другому. Не то что с остальными. И всегда было иначе.

Ему пришлось остановиться, подождать, пока она снова отпустит его, настолько, чтобы хоть какое-то количество крови могло достичь его мозгов.

Чарлз скрипнул зубами, когда она медленно опустилась вниз.

– Ни одна женщина не пробуждала во мне подобных чувств.

Он поднял глаза и ахнул: на него смотрела гурия – чувственная, жаркая, страстная. В неярком свете ее кожа казалась розовым шелком.

– И какие же чувства я в тебе пробуждаю?

– Отчаянные.

Он сжал ее бедра, насадил на себя и, держа так, вонзился раз, другой, третий… и этого оказалось достаточно, чтобы она забилась в конвульсиях.

Он еще крепче стиснул ее бедра: каждая мышца в теле напряглась, когда он подавил порыв взять ее немедленно. Он ждал, наслаждаясь каждым спазмом, напоминая, что нужно быть джентльменом, не напугать ее и, уж конечно, не причинить боли. Нежность, утонченность… благоразумие. И неплохо бы использовать…

С длинным, тихим стоном она переломилась пополам и рухнула на его грудь, встретилась с ним взглядом, улыбнулась, как только что слизавшая сливки кошка, потянулась к нему и накрыла его губы своими.

И этот поцелуй разрушил, распылил, развеял тот контроль, который он так старался сохранить. Он впился пальцами в ее бедра и снова стал двигаться, но уже не стараясь сдержать себя. Врывался в нее мощными выпадами, проникая глубоко в ее влажную мягкость.

Она взяла в ладони его лицо и стала целовать, умудрившись выдохнуть между поцелуями:

– По-другому…

И попыталась соскользнуть с него. Он понял: она хочет, чтобы он перевернулся и подмял ее под себя.

– Почему?

Почему он спрашивает? При одной мысли об этом у него закружилась голова.

Пенни закрыла глаза.

«Потому что мне нравится чувствовать тебя над собой. Нравится, когда ты закрываешь меня своим телом. Берешь меня. Потому что я наслаждаюсь твоей силой, властью, которую ты надо мной утверждаешь».

Она открыла глаза.

– Потому что мне так хочется.

Он не стал спорить и перевернулся, увлекая ее за собой. Его тяжесть вдавила ее в мягкий матрац. Почти грубо раздвинув ее бедра, он снова вошел в нее. Она обхватила его ногами и руками и стала двигаться в одном ритме с ним.

Поводья наконец лопнули. Все сразу.

Чарлз застонал, нашел ее губы своими и задвигался быстрее, жестче, глубже, чем когда-либо… чем тринадцать лет назад.

Но на этот раз она была с ним, подстегивая, отдавая столько же, сколько брала. Наслаждаясь его неукротимостью. Отвечая своей собственной.

Она и не сознавала, как далеко зашла, пока он не запустил руку в ее волосы, прижался к ее губам и швырнул прямо в огонь.

Они горели, пожираемые пламенем наслаждения, спалившим все ощущения до одного.

Это была смерть. Малая смерть. Они были мертвы. Глухи. Слепы. Ко всему на свете.

Их опалил огонь беспредельной страсти, и они лишились чувств в объятиях друг друга.

Наутро Пенни спустилась в столовую раньше Чарлза и очень удивилась такой необычной его медлительности.

Элли так и не вошла в комнату, пока она не позвонила. А позвонила Пенни почти сразу же после ухода Чарлза, который, перед тем как покинуть ее, показал еще один способ достигнуть небес. Небес. Но она по-прежнему считала это солнцем: небеса слишком нежны и мирны, чтобы описать реальность того, чем они занимались. Особенно сейчас.

Она чувствовала себя чудесно, ослепительно, на вершине мира. Никогда еще она не испытывала подобного счастья. И это несмотря на то что по-прежнему тщательно охраняла свое сердце. Она оказалась права, доверив Чарлзу фамильные секреты, и правильно поступила, сделав его своим любовником, потому что получила внутреннюю свободу.

Войдя в столовую, она поздоровалась с Николасом, уже сидевшим во главе стола, после чего подошла к буфету, наполнила тарелку и уселась.

Сегодня Николас кажется менее расстроенным, более сосредоточенным. Может, прошлой ночью он куда-то уезжал?

Нет. Они с Чарлзом наверняка услышали бы стук копыт по усыпанной гравием дорожке. Но может, кто-то тайком приезжал к нему ночью?

Энергично атакуя тосты с ветчиной, она раздумывала над подобной возможностью.

– А, вы уже здесь, моя дорогая.

Она обернулась, вскинула глаза на Чарлза, пытаясь понять, что кроется за таким приветствием.

Подойдя ближе, он склонил голову набок.

– Я только хотел узнать, не желаете ли прокатиться верхом? У меня дела в Фауи.

Он что-то замышляет!

– О да! – воскликнула она. – Сегодня прекрасное утро. Я, конечно, согласна. Похоже, ты уже позавтракал, но может, хочешь еще что-то?

Она едва не охнула при виде его лукавой улыбки. Сама того не желая, она сказала двусмысленность…

Пенни не смела дышать, но он просто улыбнулся и наклонил голову.

– Спасибо.

Пенни наконец выдохнула и вернулась к своему тосту.

Украдкой взглянув на Николаса, она заметила, как тот злобно пялится в спину Чарлза. Его сдержанное приветствие предполагало, что Николас наконец сообразил причину постоянного присутствия Чарлза в доме.

Он и ее наградил неодобрительным взглядом, но хорошие манеры взяли верх, и он промолчал.

Чарлз, очевидно, ничего не подозревая, упомянул о встрече с Альбертом Кармайклом накануне на рынке в Лостуителе.

Николас признался, что никогда не встречался с Кармайклом. Пенни объяснила, в чем заключаются интересы Кренфилдов по отношению к Кармайклу, а поскольку Николас не помнил, знаком ли с ними, заодно напомнила, кто такие Кренфилды.

– А, да, что-то такое было…

Николас глотнул кофе и перевел взгляд на Чарлза.

– Как продвигается ваше расследование, Лостуител? Есть какие-то предположения относительно того, кто повинен в смерти несчастного молодого рыбака?

Нужно отдать должное Чарлзу: тот и глазом не моргнул, продолжая разрезать ростбиф.

– И да и нет, – жизнерадостно объявил он, словно обсуждая цены на рыбу. – Лично мне по определенным причинам кажется сомнительным, что убийца – здешний житель.

– Почему вы так считаете? – удивился Николас.

Чарлз откинулся на спинку стула и потянулся за чашкой с кофе.

– Джимби не был убит: его допрашивали, пытали и казнили. Это работа профессионала.

У Николаса был такой вид, словно его вот-вот стошнит. Опустив глаза, он стал старательно сгребать в центр тарелки жаркое с рисом под соусом карри.

– Значит… никто из местных…

– Именно. Поэтому я и проверяю всех новичков в этих местах.

.– Бродяг? Но… но вы сами упомянули профессионала…

– Верно, но нет причин, почему профессионал не может появиться в облике бродяги, и если его единственной целью было убийство Джимби, к этому времени он давно уже скрылся. Все же… – Чарлз пожал плечами. – Кто знает?

Пенни все это время молчала, за что он был благодарен. Не хотелось бы, чтобы Николас отвлекся.

Последовала долгая пауза, после чего Николас пролепетал, отводя глаза:

– Единственная цель… но какую еще цель может преследовать злодей?

Иногда типично галльские жесты весьма красноречивы.