Поговорив с патрульными, он вернулся к Пенни, разделся и скользнул под одеяло. Пенни повернулась к нему и крепко обняла. Он припал к ее губам, но тут же отстранился и проворчал:
– Что это с твоей семейкой? Николас молчит как рыба и просит двадцать четыре часа…
Пенни таинственно улыбнулась.
– Дело не в нас, а в тебе. Ясно, что как только мы все расскажем, весь контроль перейдет в твои руки.
Он фыркнул и снова поцеловал ее.
Она все позволяла ему… нет, поощряла. И не просто приглашала, но и подначивала взять ее, отдать себя, слиться с ней в порыве темной страсти. Снова касаться друг друга и разделить утешение и чувственность, которая незаметно для нее перешла в нечто совсем другое.
Отвечая на ласки, принимая все как должное и необходимое, он поднялся над ней. Раздвинул бедра, утонул между ними и одним мощным ударом погрузился в ее мягкость, соединил их в единое целое и пустился в уже знакомую бешеную скачку. Она стонала, охала, задыхалась, льнула, и мчалась с ним, целиком поглощенная этим мгновением и все же смутно сознающая противоречие между его натурой и тем, как он себя вел с ней.
Никогда не требовал, не уговаривал, не заставлял. В отношениях между ними он всегда был подчиненным, а она… если не его хозяйкой, то императрицей, милостиво раздающей свое благоволение. Императрицей, считавшей его достойной этого благоволения.
И он никогда не спорил с этим. Ни разу не пытался изменить своего положения. Главенствовать над ней.
Огненная стена поднялась между ними, жаркое, жадное пламя. И они бросились в него, проплыли через пылающее море, искупались в нем. Сжимая друг друга в объятиях, позволили огню поглотить их, сплавить и выбросить на край света. Задыхавшихся. Трепещущих. Счастливых…
И тут слишком короткий миг абсолютной общности померк. Напряжение испарилось, и они бессильно повалились в пропасть…
Сон поглотил Чарлза. Он лежал рядом с ней, властно закинув на нее руку. В ее же голове продолжали бродить мысли, слабые, ленивые, сонные…
Его готовность вручить ей поводья, позволить править бал казалась если не подозрительной, то, несомненно важной. Вот только почему именно? Она уже спрашивала его. Но посчитала его ответ вызовом: «Что бы ты ни захотела, когда бы ни захотела, я твой. Возьми меня».
Полузакрытыми невидящими глазами она смотрела в темноту, перебирая его слова в памяти. Что, если это не вызов, а честный, искренний ответ?
Ей хотелось отмахнуться от этой мысли, но она слышала его голос… и он не шутил. Что, если…
Предположение потрясло ее, расстроило, весь сон мигом отлетел. Откуда-то возник еще один кусочек головоломки.
Цепочка, протянувшаяся между ними, та эмоциональная общность, ставшая каким-то образом составной частью их слияния, по-прежнему оставалась нетронутой и очень реальной. Сначала она была потрясена и шокирована тем, что именно он, единственный из всех мужчин, может так смело открыться перед ней. Тот первый момент, почти непереносимый в своей напряженности, застал ее врасплох, на миг лишив уверенности в себе. Теперь, однако… ей нужно узнать больше, понять природу этой связи, посмотреть, куда она ведет и что означает.
Он хотел ее не только физически, но и на каком-то более глубоком, более эмоциональном уровне. Именно это и передавала их связь, передавала самим своим существованием: Пенни видела вплетенные в нее желание, жажду, томление.
Она понимала, что подделать такие эмоции невозможно. Но он никогда не проявлял их раньше, по крайней мерее ней. Впрочем, Чарлз – человек крайне скрытный и может изобразить все, что угодно, – это часть его шпионских талантов. Но она чувствовала, что он хочет ее, что искренне нуждается в ней. Вот только не могла понять причин этого. Что дало толчок подобным эмоциям?
Одно она знала точно: в двадцать лет он не хотел ее. Не нуждался так сильно, как сейчас. Она была права, утверждая, что годы изменили его. Ушло поверхностное, наносное, и теперь перед ней был человеке характером сложным, утонченным, глубоким, с сильной волей и решимостью, умевший контролировать и управлять собой.
Но что заставляет его хотеть ее сейчас? Чем она так привлекает его?
Мысли лениво бродили в голове, пока не подкрался сон.
На следующее утро Николас, лежа в постели, дожидался визита доктора Кентона, которого вызвала Пенни, несмотря на все протесты раненого. Когда Николас попытался апеллировать к Чарлзу, ожидая его мужской поддержки, тот стоически встретил его взгляд и промолчал.
Что же, ничего не поделать, если придется вытерпеть и осмотр доктора, так тому и быть.
Они оставили Николаса, все еще слабого и капризничавшего, и спустились вниз. Чарлз надеялся, что скука и ничегонеделание так сильно подействуют на раненого, что он заговорит скорее. Иначе этот день пройдет зря.
Все утро Чарлз писал отчеты: первый, Далзилу, был отправлен с курьером, второй, более подробный, – Калверу с рассказом о нападении на Николаса, был поручен Норрису.
Калвер, конечно, будет шокирован, примется сетовать, но постепенно успокоится и погрузится в книги. Его реакцию предсказать легко. Не то что других участников игры.
Как только отчеты были отправлены, других дел не нашлось. Доктор Кентон приехал и уехал, мрачно отметив, как повезло Николасу, что нож не задел жизненно важных органов. Похвалив мази Эм и повязки Фиггс, Кентон заявил, что раненый нуждается только в постельном режиме.
Проводив Кентона, Чарлз обошел дом. Пенни все еще беседовала с Фиггс. Чарлз зашел в библиотеку, откуда уже были убраны осколки, и спустился вниз, не находя себе места. Как все это знакомо: в предчувствии битвы терпение никогда не было его сильной стороной.
И все же битва начнется не сегодня. Весь дом настороже, постоянно ожидая неприятностей. И хотя французский агент вполне может сделать им сюрприз, вернувшись сегодня ночью, Чарлз был уверен, что этого не произойдет. Скоро, да, но не сейчас. Подождет, пока они немного расслабятся и потеряют бдительность.
Чтобы убить время, Чарлз прошелся вдоль живой изгороди, любимого места укрытия злодея. Он оказался прав, когда не погнался за преступником ночью. Кусты и деревья старые и слишком густые, и различить что-то во тьме просто невозможно.
Он вышел на свет и увидел на террасе Пенни. Та помахала рукой, спустилась со ступенек и направилась к нему.
Они встретились посреди газона. Пенни, улыбаясь, взяла его под руку и стала рассказывать о том, как восприняли слуги вчерашнее происшествие, об их решимости отразить нападение неизвестного злодея, посмевшего вторгнуться в их владения.
Чарлз оглянулся на дом. Похоже, Николас в полной безопасности: уж слишком много у него защитников. Пусть хорошенько подумает. А сам Чарлз хочет, чтобы Пенни была рядом: это ее займет. Известия из Лондона могут прийти в Эбби только во второй половине дня.
– Если я не уберусь отсюда, начну третировать Николаса, – вздохнул он. – Почему бы нам не устроить пикник у стен замка? Я не был там много лет.
Глаза Пенни радостно блеснули.
– Иди за лошадьми. Я прикажу сложить припасы в корзину для пикника и переоденусь. Встретимся у конюшни.
Он позволил ей уйти. Забыв об усталости, она заспешила к дому. Прошлой ночью они почти не спали, не говоря уже о том, как вымотало ее нападение убийцы. Может, Чарлз и привык к такому, но и она держится неплохо.
Лучше, чем большинство женщин, но Чарлз всегда знал, что внешне хрупкая фигурка скрывает стальной стержень.
А теперь им лучше отвлечься.
Ровно в полдень они достигли руин замка Рестормел, картинно возвышавшихся над долиной Фауи. Отсюда открывался вид на поля, реку, дальние холмы и море. Любимое место пикников для всех семейств в округе. Но сегодня они были здесь одни.
Выстроенный норманнами из местного серого камня замок был редкой конструкции – абсолютно круглый. С годами внешняя стена обрушилась, и они перебрались по сухому рву во внутренний двор, место, где время было не властно.