Обнявшись крепче двух друзей, мы с Головниным перекатились в мертвую зону, под кузов умершего своей смертью олдсмобиля. Я тоже хочу умереть своей смертью! Отстаньте! Вот ведь насели! С двух сторон палят, так ведь еще и Валя норовит глотку перегрызть, рычит ненавистно. Даром что обнявшись… По роже ему, видите ли, угодили, оскорбили смертельно! Ч-черт! И не отключить его никак! То есть это-то запросто, но куда я подамся с обмякшим стокилограммовым мешком?! И пяти метров не проползу. Достанут.

– ФБР! Бросай оружие! – рявкнуло ниоткуда и отовсюду.

Уф-ф-ф! Никак успели!

То ли залысый боец на верхотуре сильно дорожил автоматом «узи», то ли плохо учил английский в школе, в спецшколе – оружия не бросил и перенес огонь на тех, кто коротко и ясно потребовал этого не делать. Он еще какое-то время строчил очередями вполне наугад, а я воспользовался общим грохотом – выхватил наконец из-под тишетки «томас» и вдавил ствол под ребро Головнину:

– Тс-с-с… – убойный аргумент.

Валя моментально перестал рычать и скалить зубы, напрягся и замер. А я выстрелил. Нет, не в сиамского братца, а в перемычку наручников- «наножников». Отцепись, братец!

Отцепился. Мой одинокий выстрел потонул в общей канонаде И я стал уходить, уходить – бесшумным, стремительным пластуном. Казалось бы, теперь-то куда и зачем торопиться?! Отлежаться чуток под кузовом, пока фебрилы наводят порядок, а как стихнет все, подать голос и объявиться во всей красе, бросив оружие, – Бояров законопослушен, Бояров благодарен подоспевшим на подмогу федеральным агентам (могли бы и пораньше, засранцы!).

Но! Я достаточно хорошо знаю Лихарева. Я знаю, что он переметнулся. А еще я знаю, что он меня знает не хуже, чем я его. И чьи бы интересы он ни представлял нынче, имеется у черного полковничка личный интерес – отправить Боярова в так называемый лучший из миров. Нет уж! Мне и тут хорошо! То есть мне тут плохо, хуже некуда – но все же лучше, чем в лучшем из миров. Памятуя нашу с ним разборку во Франкфурте, когда он чуть пол-обоймы в меня не засадил «от имени и по поручению» КГБ, я не сомневался: уж здесь- то, в Нью-Йорке, он не упустит случая угробить Боярова «от имени и по поручению» ФБР. Говорю же, легкая путаница, как в Библии – и поди потом устраивай дознание, кто кого предал, Иисус Иуду, Иуда Иисуса?

Я полз и полз, а в затылок (вернее – в пятки) дышал офицер Конторы Валя Голова. Ему, да, есть смысл уносить ноги. Ну а мне… я уже объяснил. Выучка у него по части пластунских упражнений не хуже моей еще с Афгана, так что он не отставал. Кстати, немаловажная причина, чтобы незаметненько покинуть поле боя – Боярова могут ненароком шлепнуть, целя в Головнина. Ладно, братец, поспевай! Еще по давней ассоциации: «я тоже хочу умереть своей смертью» мелькнула мысль и повторяла она точь-в-точь мою фразу Льву Михайловичу Перельману незапамятных времен первого «транзита». И уж не знаю каким полушарием, но сообразил: если пристрелят кагэбэшника Головнина, а с ним заодно и Боярова, то никто не придет в частный домишко Перельмана и не размурует добровольного затворника – стучись, не стучись… Доброй ночи, Монтрезор!

Вот ведь какой я хороший! Посторонне мигнуло искрой где-то в подсознании, мальчишески-горделиво: вот ведь какой я! Молодец! Ну-ну, после будем дырки от бубликов распределять – как бы еще не заполучить дырку в себе любименьком!

– Ёъ! – екнул напоследок залысый боец и загремел по ступенькам многоступенчатой металлической лестницы, голова-ноги, голова-ноги. Судя по звукам, именно так. Все, парень, отходил ты свое в пижонских ковбойских сапожках. А неча, понимаешь, нарушать обычаи страны пребывания! Красивый древний американский обычай: сказано федеральными агентами «бросай оружие!» – значит, бросай.

(Вот и в Афгане мы профукали еще и потому, что полезли со своим уставом: встречаешься с каким-нибудь главарем банды, который за нас, и дежурно-вежливо спрашиваешь, мол, как ваше здоровье, многоуважаемый, а как здоровье вашей очаровательной супруги?., и мгновенно этот главарь становится не за нас после подобного кровного оскорбления!).

Афган всплыл не случайно. Приходилось нам (да-да, как раз с Валькой Головой) уползать от ашроров, презрев красивый древний русский обычай: ежели приперли, то немедленно становись в полный рост, рви рубаху и кричи «Стреляйте, гады!!!». Не-е-ет, хоть и некоторым образом мы из Кронштадта, но бессмысленные красивые жесты оставим на совести выдающихся киношников. Ползи, Бояров! Ползи, Головнин! Мы еще полетаем!

Так-таки пришлось полетать. Как в воду глядел. Собственно, потому и пришлось. В воду я и глядел, в проливчик Рокавей-инлет. Иного пути не было. Бегать по бережочку с подраненным Валькой на плечах? Возвращаться в ангар, где нас только и ждут (и не просто ждут, но и разыскивают!) фебрилы вместе с перебежчиком Лихаревым? Или перельмановский «мерседес» нащупывать в кромешной тьме среди автомобильных завалов, а потом прорываться с боем?

Брайтонский «бордвок» манил иллюминированной прибрежной кромкой – вот он, вот он, всего мили две, аки по суху, через проливчик. Погребли?

Из ангара мы выкарабкались через одну из многочисленных дыр (возможно, все двери-ворота перекрыты, но дыр тут великое множество – не врут видеобоевики, всегда отыщется э-э… отверстие, куда при необходимости протиснешься. А необходимость у нас была такова, что и в игольное ушко проскользнули бы, только избавьте от перспективки доказывать фебрилам: не верблюд мы, не верблюд!), из ангара-то мы действительно выкарабкались, дальше – вода. Лодка. Конечно же, лодка! С мощным мотором. Ну и хрен нам, а не лодка!

Да, она на цепи, на замке. Да, могу еще раз задействовать «томас» и перебить цепь. Да, могу покумекать над системой управления – при моем опыте автомобилиста плевое дело. Да, могу взреветь мотором и картинно протарахтеть… куда? В открытый океан? Или напрямки – Брайтон-Бич? ФБР – не богадельня, агенты Бюро – не идиоты. Если операция по захвату птенцов гнезда КГБ началась (а началась!), то и возможные концы ее отработаны. Отработаны джи-мэнами и обрублены кагэбэшникам. Ну там, не знаю, вертолет, оповещение по рации, система слежения…

И потому задача номер один: не проявить себя, не стать объектом слежения. Иначе куда бы ни приплыли, нас встретят. Так что – тише травы, ниже воды. Или – тише воды, ниже травы? В общем, тише и ниже. Полетели, Валя! В воду. И без плеска. А теперь, Валя, подгребай – подержись за лодку, я сейчас, я никуда не денусь, я только нашарю в лодке что-либо водоплавающее. Должны быть жилеты?! Америка все-таки! Если в супермаркете предусмотрена даже «соль с малым содержанием соли», то жилеты в лодке разумеются. Ага! Они.

Все. Я снова тут, я собран весь. Последний сигнал к отплытию прозвучал. С берега. Многочисленные шаги – профи, почти бесшумные. Ну да я сам профи, я расслышу. Поплыли. Не зашелохнем, не прогремим.

Т-тоже мне, Петька с раненым Чапаем! А Рокавей-инлет пошире Урала будет, пожалуй…

«Товарищу Павлу». И все. Мать-перемать! В далекой- близкой стране Советов и сторублевого перевода не получишь, пока грымза почтовая твои паспортные данные не перепроверит, твою физиономию с фотокарточкой не сличит, еще и допытается: откуда ждете?! А тут… золото килограммами – кому? «Товарищу Павлу». От кого? Он знает. Он один такой. И отправитель тоже один такой. Их знали только в лицо. То есть не каждый знал, а строго определенный тот, кому поручено-доверено. Официальный распорядитель – заведующий международным отделом ЦК КПСС. Текущие операции – заведующий секретариатом того же отдела. И во Внешэкономбанке строго определенный «товарищ», держатель партийного депозита – он обязан знать в лицо своего коллегу по хм… текущим операциям и откликаться только на его голос. «Держатель»- обычный служащий банка, не располагающий (якобы!) спецполномочиями. Впрочем, почему «якобы»? Он ведь даже «вертушки» не имел, звонил по надобности из обычного телефона-автомата… Любопытно, хоть двушками его снабжали, болезного? Или пятнашками… сколько стоит нынче в Совдепе звонок? Особо не разговоришься, учитывая «уши», от которых в родном Отечестве не гарантирован никто. Потому и общались «держатель» с «распорядителем» в манере заурядной фарцы: три кирпича, тонна гравия, пять зеленых, десять листов. А доставлялась валюта собственным автомобилем, без охраны особой – лишь бы внимания не привлекать, лишь бы конспирацию не нарушить.