Мы пропустили тот гол не случайно. Мы отдали игре слишком много сил и с трудом вели оборону, мечтая только о том, чтобы сохранить минимальный победный счет до конца. А наши противники словно нашли, как принято у нас говорить, свою игру. К тому же в тот момент мы были на поле вчетвером: Кузьмин сидел на скамейке оштрафованных.

Будь Тарасов поспокойнее, он со своим опытом и знанием хоккея понял бы, что сейчас самое время «брать нас тепленькими». Но его поступками тогда руководили не рассудок, а обида и гнев. Его решение спасло нас. Мы отдышались, успокоились, осмотрелись. Игрокам же ЦСКА было в эти минуты не до отдыха. Состояние тренера передалось им. В бесплодной полемике они перегорели, растратили свой наступательный порыв, и когда игра возобновилась, от их недавнего превосходства не осталось и следа. К тому же восстановилось и численное равенство: за задержку игры команда была наказана двухминутным штрафом, и Тарасов отлично понимал, что это должно будет случиться.

Не знаю, возможно, армейцам и так бы не удалось победить нас в тот раз. Но после всего случившегося судьба матча была решена. Последние десять минут прошли при полном преимуществе «Спартака», и мы без особого труда забили в ворота ЦСКА еще один гол.

Но есть одно качество, которое хотел бы позаимствовать у Тарасова любой тренер. Человек он до мозга костей творческий и не умеющий удовлетворяться достигнутым. Кажется, ну что ему особенно терзать себя и других? Команда у него прекрасная, игроки великолепные. Лишь последние годы мы, спартаковцы, стали пощипывать ЦСКА. А еще недавно для выявления чемпиона чемпионат можно было и не проводить, настолько сильней других была команда Тарасова. И с детьми работа поставлена, и резервы практически не ограниченны. Все титулы у него, огромная слава, ордена, полковничье звание. Живи себе спокойно и стриги купоны с прошлых заслуг. Но Тарасов не был бы Тарасовым, если бы умел жить так. «Самоуспокоенность» и «Тарасов» — два слова, которые просто не могут стоять рядом. Он все время что-то ищет. Ищет поточный метод тренировок, ищет тактику «пять в нападении — пять в защите», ищет в хоккее полузащитников, разрабатывает свою «систему». Иногда находит, иногда нет. Он беспрерывно поглощен новыми идеями, отстаивает их в своих книгах, спорит в этих книгах со своими воображаемыми и истинными противниками. И при всем том он отнюдь не идеалист, не Дон-Кихот, воюющий с ветряными мельницами. Все его замыслы стоят на реальной почве и за их воплощение он борется самыми земными средствами.

У него какой-то поразительный нюх на все новое, что носится в воздухе. Он, повторяю, и сам творит это новое. И тут уж слов «не могу», «невозможно» для него не существует.

Советский хоккей служит предметом подражания и изучения, а ЦСКА задает тон у нас в стране не только потому, что и тот и другой имеют много побед и медалей. И наш хоккей и команда ЦСКА во многом обязаны этим подлинно новаторскому характеру Тарасова.

И здесь, как во всем остальном, Чернышев — полная противоположность своему первому помощнику. Нет, заядлым консерватором его не назовешь. Но в работе он чаще, чем любым другим, руководствуется афоризмом «семь раз отмерь…». Он и внешне, и своей неизменной корректностью похож на классический тип англичанина, каким мы его знаем по книгам и кино. Когда перед очередным первенством мира встает вопрос, кого брать — молодого, только еще подающего надежды игрока или ветерана, хоть уже и играющего без прежнего блеска и неспособного выдумать порох, но который в своей партии уж наверное не «даст петуха», мы всегда знаем: Чернышев проголосует за ветерана. Не случайно молодые динамовцы, прежде чем попасть в основной состав нашей команды, обычно протирают на скамейке запасных не одну пару штанов.

Тарасов — за молодежь. Недаром у него в команде рождаются самые молодые тройки экстра-класса. Он чаще других получает нарекания за то, что его команду досрочно покидает какой-нибудь прославленный ветеран…

Вот ведь какое удивительное и, вероятно, неповторимое сочетание вроде бы взаимоисключающих противоположностей уживается многие годы в одной команде. Но Чернышев и Тарасов не просто уживаются, а сотрудничают, помогают друг другу и семь лет подряд ведут сборную по дороге побед. Не правда ли, странно? А может, не так уж странно? Может, по такому принципу и должны подбираться тренеры в команду — чтобы один дополнял и обогащал другого? Может, именно во взаимной критике, в долгих и мучительных спорах людей полярных взглядов, характеров, темпераментов и рождается истина?

Во всяком случае, когда в 1963 году они стали работать в сборной вдвоем, казалось, что это ненадолго, что двум столь разным людям не ужиться в одной команде, что «в одну телегу впрячь не можно…». Но союз этот всем на удивление оказался прочным и плодотворным.

Еле-еле добрался до номера и, если бы не слово, которое дал себе еще в Москве, ни за что бы не засел за дневник: так устал от матча Швеция — Чехословакия, будто сам играл.

Вот это был хоккей! Обычно матч, даже самый лучший, состоит из приливов и отливов. В какие-то моменты темп вдруг взвинчивается, игра идет быстрее, больше острых моментов, и наконец кульминация, апофеоз, взрыв. Потом опять на некоторое время буря на поле стихает. А это был какой-то сплошной шестидесятиминутный взрыв!

За кого я болел? Пожалуй, все-таки за шведов. Правда, проиграй они этот матч, и одна команда практически выпала бы из борьбы за «золото»: с двумя поражениями вряд ли можно на что-то рассчитывать. Но уж очень мне по душе эта команда. По игре она достойна самой лучшей участи.

2:0 — победили шведы. Один гол забили через три минуты после начала матча, другой — за три минуты до конца. Счет для хоккея более чем скромный. И все изумительная игра вратарей. Ведь обе команды думали главным образом о том, чтобы забить гол, потом уже о своих воротах. Это понятно. Шведам отступать даль-ше некуда. Сборная Чехословакии идет впереди всех и настроилась, чувствуется, на первое место. Накал предельный. Ставки — выше некуда: золотые медали. И все вместе — матч небывалой красоты. Немного довелось мне видеть таких, хотя этот чемпионат для меня восьмой.

Припоминаю все, что было тогда на поле. Должно же что-то запомниться особенно. Да, есть! Только не что-то, а кто-то. Ульф Стернер…

Я вспоминаю, как один мой приятель рассказывал о Леониде Утесове. Утесова спросили, чем отличается игра, скажем, Давида Ойстраха от игры другого, тоже хорошего, но не такого виртуозного скрипача. Простому смертному ведь трудно уловить тончайшие оттенки. Утесов сказал примерно так:

— Когда я слушаю молодого и очень талантливого артиста, я тоже получаю удовольствие. И все же я крепко держусь за ручки кресла: в трудных местах мне кажется — вот-вот сорвется. А когда играет Ойстрах, я откидываюсь на спинку стула и все мои мышцы расслаблены. Я просто наслаждаюсь. Звуки льются так, будто их никто из скрипки не извлекает, а они рождаются сами собой.

Стернер в углу. Его теснят двое. Кажется, ему некуда деваться с шайбой. Но он находит никому не видимое, но единственно правильное и естественное продолжение так, будто это дважды два. Он не просто не фальшивит. Впечатление от его игры такое, что он и не может сфальшивить. У него безупречная техника обводки, но он прибегает к ней, только если не обвести нельзя. Он видит все на несколько ходов вперед, и его главное оружие — пас. Этот пас всегда точен по исполнению и обязательно ведет к обострению. Стернер никогда не спешит и всегда на месте. У него, правда, недостаточно высокая скорость бега на коньках. Но его тактический кругозор так обширен, а скорость мысли настолько велика, что этот недостаток и незаметен вовсе. Во время матча он создает своим партнерам столько моментов, что счет может расти с баскетбольной быстротой. Но партнеры Стернера, хоть и очень быстрые ребята, часто не поспевают за его мыслью.