Он провел ее по коридору через малую гостиную во дворик, где горстка гостей наслаждалась прохладой и вином, разглядывая изысканные костюмы друг друга. Дворик был, скорее, похож на частный сквер, куда выходило три ближайших дома. Снаружи туда невозможно было попасть. Аллегро нахмурилась и огляделась. Согласно схеме, которую им дали, она находилась у входа в искомый подвал.

– Входа не вижу, – сказала она тихо. – Я на месте, но вход спрятан. Тут все кирпичное и сравнительно новое.

– Черт. Но он же сказал, что план тридцатилетней давности. Должен быть где-то другой вход.

– Значит, найду его, – Аллегро вернулась тем же путем, что пришла, осторожно открывая по очереди все двери, попадавшиеся ей в коридоре, постоянно оглядываясь с осторожностью, не видят ли ее случайно проходящие мимо гости. Ванная. Туалет. Небольшая спальня для гостей. Аллегро осторожно зашла в кабинет. Там было темно, но она смогла различить рабочий стол, стеллаж, бар с разнообразным спиртным и две двери. Одна вела в еще один туалет, а от порога второй уходила вниз узкая лестница.

– Мы на месте, – доложила Аллегро, закрыв за собой дверь и включив миниатюрный фонарик-ручку.

Подвал, в который она попала, выдавал возраст здания в больше мере, чем что-либо другое.

Старые стены были сложены из кирпича, а деревянные подпорки, очевидно, из вытесанного вручную бруса, которые потемнели и растрескались от времени и влажности. Аллегро вздохнула влажный воздух с характерным земляным запахом. Пахло, как в пещере. Одна стена узкого вытянутого помещения была занята высокими, деревянными полками с бутылками вина и другого спиртного. Половина полок была пуста. Вдоль другой стены стояли деревянные ящики, с бутылками, завернутыми в упаковочные материалы.

Аллегро была рада узнать, что, хотя план дома был старым, информация о тайнике все же была верна. Аллегро нашла чек о покупке за 1996 год, подтверждающий, что господин ван дер Ягт приобрел сейф «Феникс» с кодовым устройством. И именно этот сейф стоял сейчас у дальней стены. Чтобы взломать более новую модель, понадобилось бы больше инструментов, а их не так просто было пронести в дом под костюмом. А для этого экземпляра требовались лишь: фонарик, стетоскоп, пара латексных перчаток и хотя бы десять минут без постороннего вмешательства.

Работала Аллегро быстро. Бриллианта внутри не оказалось, только пара недорогих украшений, и тонкая папка с документами.

Аллегро доложила Ночному Ястребу плохие новости и добавила:

– Направляюсь к выходу.

Она надела шляпу и маску и выбрала бутылку вина, так проще было бы объяснить, что она там делала, если вдруг кто-то увидел бы ее, поднимающуюся по ступенькам. Когда она вошла в кабинет, то тут же уловила запах Лаванды. В кабинете было очень темно. Аллегро не могла понять, кто где, пока женщина не пошевелилась. Она стояла у окна, метрах в шести от нее. Когда глаза привыкли к темноте, она смогла различить ее профиль в лунном свете. Это была Кристин ван дер Ягт. Маски на графине не было.

– Buena sera, Крис, – произнесла Аллегро, намеренно понижая голос.

– «Крис»? Как в слове «Кристин»? Вот, черт, она, что там? – голос Ночного Ястреба прозвучал хрипло.

Ван дер Ягт чуть наклонила голову, разглядывая внезапно появившегося гостя, пытаясь, очевидно, понять, кто был под маской, кто обратился к ней как к старой подруге. Она спросила на итальянском, – он у нее был не так хорош, как у Аллегро, – что «он» делал в подвале.

Аллегро подняла бутылку и ответила на чистом итальянском:

– Еще вина искал.

– Кто ты, маска?

– Посмотрим, как ты выкрутишься, плутовка, – сказал Ночной Ястреб ей в наушник.

Аллегро сделала такой жест, словно внимательно изучает собственный костюм, а потом улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой.

– А на кого я похож?

Крис засмеялась и скомандовала:

– Снимай маску. Я хочу тебя увидеть.

Когда гость не подчинился, графиня потянулась включить ближайшую лампу. Но как только Аллегро поняла, что та собирается сделать, она молниеносно сократила расстояние меду ними и взяла руку Крис в свою, перехватив в сантиметрах от цепочки выключателя.

– Нет.

Стоя теперь так близко, она могла рассмотреть ван дер Ягт в свете луны, льющемся из окна. Она смотрела на роскошные округлости декольте, в лифе платья, нежную кожу груди и плеч. В аромате ее духов чувствовались лаванда и что-то еще, отчаянно дурманящее, но что, Аллегро не могла понять. Опасно было продолжать разговор, открывая женщине свой внешний вид или давая запомнить голос. Но нужно было ее чем-то отвлечь.

Она нежно провела кончиками пальцев по руке Крис, по обнаженному плечу, а потом медленно, вызывающе, – вниз, в ложбинку между грудями. Внезапно она услышала и почувствовала, что Кристин задержала дыхание. Она провела кончиками пальцев из стороны в сторону, легко лаская грудь, а потом погладила нежную шею Крис. Та откинула голову, принимая ласки. Аллегро поцеловала ее в очаровательную ямочку ключицы.

– Sei cosi bella, – прошептала она между поцелуями. – Ты такая красивая.

Когда Крис открыла глаза, женщина уже исчезла. Что-то было в ней особенное… ах да, она была одета в мужское платье, но Крис сразу почувствовала, что это женщина – и что-то в ней мгновенно ее заинтриговало. В их мимолетном разговоре был намек на юмор, и было что-то совершенно очаровательное в том, что незнакомка так и не раскрыла себя. Но самым удивительным была ласка: просто дразнящая ласка, и больше ничего. Поддаваться на заигрывания незнакомцев было совсем не в ее характере, но Крис буквально растаяла под нежными прикосновениями и поцелуями, словно изголодалась по ним. Она готова была прижаться к бархатной мантии, когда нежные губы целовали ее в шею. Она словно бы все еще слышала этот низкий грудной голос, повторяющий «Sei cosi bella», между поцелуями – в ямочку между ключиц, а потом в другую чувствительную точку – за ушком. И снова поцелуи, нежный язык, танцующий между ее грудей. А потом теплые губы отстранились, Крис застонала, в ожидании продолжения, затаив дыхание.

Несколько минут ей пришлось постоять в кабинете одной, чтобы собраться с мыслями перед тем, как выйти к гостям.

Остаток вечера она провела, прохаживаясь по комнатам и заговаривая с гостями в похожих костюмах, даже после того, как поняла, что попытки найти ее – тщетны. И какая-то часть ее души отказывалась верить, что незнакомка, казалось, пообещавшая, что с ней Крис забудет обо всех волнениях, и от чьих легчайших поцелуев у Крис заколотилось сердце, исчезла без следа.

Манфред Вульф был похож на бульдога. Его лицо никак нельзя было назвать обаятельным, и сложение у него было соответствующее – широкое туловище и непропорционально короткие руки и ноги. Когда он садился в любимое кожаное кресло, он занимал его полностью, но подошвы его не доставали до пола. Свою просторную трехкомнатную квартиру в центре Берлина он делил со старой матерью. Она сидела напротив него в своем кресле-каталке. Она давно выжила из ума, и теперь проводила все время, глядя в окно в погожие летние деньки, а холодными немецкими зимами, не мигая, смотрела на пламя в камине. Манфред был рад, что его рутинная работа позволяла отвлекаться на посторонние вещи, особенно важно это было сейчас, когда мать нуждалась в уходе.

Сейчас, как никогда, его мысли были далеки от работы над чужими книгами. Его встреча с иностранным профессором, о которой они договорились по телефону, была очень и очень важной, и Манфред сидел в ожидании, глядя на огонь, и его толстенькие пальцы отбивали нервную дробь на резном подлокотнике старого кресла. Его мать зашевелилась, Вульф повернулся к ней посмотреть, не нужно ли чего. Она подняла руку и сделала жест, уверяющий, что все в порядке. Сухонькой хрупкой старушке, остававшейся для Манфреда сильным авторитетом, единственным родителем, которого он знал, было уже под девяносто. Но какой бы сильной, решительной она ни была, Вульфу всю жизнь не хватало фигуры отца.