– Откуда, боже ты мой, мог взяться камень у отца? – снова спросила Крис. – Не могу поверить, что он не говорил тебе.

Ганс служил с ее отцом в голландской эскадрилье ВВС Великобритании, они были близкими друзьями. И Крис сомневалась, что у них друг от друга могли быть секреты, тем более, такие важные.

– Похоже, он и тебе не говорил, – заметил Ганс.

– Что странно, учитывая, что он никогда не упускал возможности выставить напоказ свои достижения, – пробормотала Крис.

Не удивительно, что он не поделился с ней этим напрямую, ведь они почти и не общались. В детстве, она пыталась добиться его внимания, но все ее попытки заканчивались одинаково. Мать начинала убеждать его принять участие в жизни дочери, потом у них была ссора, и Вильгельмина ван дер Ягт, в слезах, скрывалась в своей комнате, оставляя пьяного отца Крис одного в его кабинете. Те редкие случаи, когда они проводили время вместе, когда они были семьей, выпадали или на каникулах, в Харлеме, или в Венеции, с родственниками и важными друзьями, когда Ягты собирали вечеринки, чтобы произвести впечатление на коллег и соседей. Менялись гости, менялось место, но тема разговора всегда оставалась прежней – подвиги ее отца во время Второй мировой. Он не был замечен в скромности, когда дело доходило до возможности порисоваться, и совершенно не в его характере было скрывать от гостей тот факт, что он обладает таким бриллиантом.

– Думаю, он не хотел, чтобы кто-либо знал, что бриллиант так или иначе попал к нему, – проговорил Ганс.

Крис была слишком поглощена рассматриванием самого камня, чтобы ответить на его осторожно высказанный вызов.

– Хм, и мы не можем с ним ничего сделать, пока твой профессор не разберется, настоящий ли он, так? А если настоящий?

– Откуда бриллиант, еще только предстоит установить. Насколько мне известно, нет никаких бумаг, или чеков о продаже, которые говорили бы, что алмаз принадлежит твоему отцу.

– И если это настоящая Голубая Звезда, афганцы захотят ее вернуть?

Ганс кивнул.

– История этой персидской реликвии насчитывает сотни лет, да и корона была бы куда менее привлекательна для туристов, если бы все узнали, что бриллиант – подделка.

– То есть, даже если у нас настоящий камушек, пользы от него все равно никакой. Прекрасно. – Крис взглянула на часы. – Мне нужно собираться в аэропорт. Мой рейс обратно в Венецию через пару часов. Где бумаги, которые ты хотел, чтобы я подписала?

– Вот, здесь, – Ганс положил перед ней папку с юридическими бумагами, и она быстро разобралась с тем делом, которое заставило ее ненадолго вернуться в родную страну.

– В пятницу будет вечеринка по случаю карнавала, – она взяла плащ и направилась к выходу. – Я уже разослала приглашения, поздно все отменять. Я только надеюсь, что к следующему утру все с виллы разъедутся – грузчики будут там в десять. Когда закончим там, я в тот же день приеду в Харлем. Проверишь, подключен ли дом к Сети? Разрываюсь между двумя заботами.

– Думаю, с тех пор, как твой отец умер, Интернет не отключали, но я проверю. А что ты планируешь делать с бриллиантом? – спросил Ганс.

– У меня не будет времени на то, чтобы найти банковскую ячейку для него до отъезда. И, раз уж я вернусь в Харлем, удобнее, если он будет здесь, на случай, если он снова понадобится профессору.

– Тайник устроен в более чем безопасном месте, – убеждал ее Ганс. – Все эти годы бриллиант пролежал там.

– И пока пусть полежит. Я могу положиться на то, что ты вернешь его туда на то время, что я проведу в Венеции?

– Конечно. Завезу его прямо сегодня. Вот код.

Он написал на листке несколько цифр и передал Крис вместе с еще одной бумагой, объяснив:

– А это список того, что нужно починить в особняке.

Крис просмотрела его.

– Хуже, чем я думала.

Оценщик назвал массу вещей, нуждающихся в срочной реконструкции, в том числе, кровлю, коммуникации, паркет; требуются также малярные работы и снаружи, и внутри, ландшафтные работы…

– У меня кое-что отложено, но на такой масштабный ремонт этого не хватит. И даже если удастся быстро продать дом в Венеции, понадобится какое-то время на то, чтобы совершить сделку, выручить нужную сумму.

– Я посмотрю, кого можно нанять для тебя, – предложил Ганс. – Я знаю одного умельца, который берет за такие вещи наличными. Так ты сможешь сэкономить на налогах. Он по части ремонтных работ.

Крис поцеловала его на прощание, трижды, на голландский манер – в левую щеку, правую, и потом снова левую.

– Храни тебя господь, дядя. Это неоценимая помощь с твоей стороны. Я к тебе загляну, когда вернусь.

Как и большинство афганских мужчин, поддерживающих традиционный уклад жизни, министр по культуре Кадир дистанцировался от новомодной – и, по его мнению, оскорбительной, – тенденции брать фамилию или для деловых контактов с Западом, или ради удобства узнавания. Ни то, ни другое не было ему нужно. Он был правоверным мусульманином. Он терпеть не мог все, что связано с демократическими свободами, распространяющими свое влияние в его части мира, и делал все, что мог, чтобы поддержать Священную Войну против неверных.

Кадир носил традиционную свободную одежду, расшитую разноцветным шелком, тюрбан и чапан. Он размышлял о подарке, которые сделал ему Аллах. Кадир гладил свою окладистую начинающую седеть бороду.

– Вы правы, профессор Байят, – сказал он человеку, связавшемуся с ним из Амстердама. – Это очень важный, очень тонкий вопрос. Вы уверены?

– Да, ювелир, с которым я работаю над установлением того, что это за камень, узнал его, и после того, как я сам изучил его, я могу точно сказать, что он подлинный. Конечно, я не могу дать тому официальное подтверждение, пока алмаз не признан нашей властью.

– Setarehe Abi Rang, Голубая Звезда, – проговорил Кадир, и голос его звучал мягко.

Последовала долгая пауза. Ни один из собеседников не произнес формальных приветственных фраз, сопутствующих разговору двух деловых партнеров, которые несколько месяцев не перезванивались.

– И что сейчас там происходит?

– Бриллиант у голландской графини. Я сказал ювелиру, что сомневаюсь в подлинности бриллианта, и мне нужно осмотреть его еще раз.

– Вы очень мудро поступили, позвонив мне, – сказал Кадир. – Важность этого вопроса, как я вижу, вы прекрасно понимаете. Не может быть двух Setarehe Abi Rang, и раз в нашей стране – настоящий, то тот, другой камень, – копия, но сделанная из натурального алмаза. Если это откроется, все придут в смятение, будут сплошные сомнения.

– Да, это верно, – горько согласился профессор Байят. – Что бы вы посоветовали, господин министр?

– Вам известно, откуда у этой женщины камень, и через чьи руки он прошел?

– Нет, с самими членами семьи графини я не общался.

– Отлично. Когда будете с ней разговаривать, убедите ее не высовываться, пока мы не решим, как поступить в такой ситуации. А теперь дайте мне имя графини.

Кадир записал продиктованную ему информацию, и стер рукавом капельки пота, выступившие над бровями. Наконец, Setarehe Abi Rang отыскали. И профессор, настоящий патриот, указал путь, как быстро вернуть алмаз. Теперь Кадир должен был не упустить шанс убрать единственную преграду на его пути к власти. Но сам он не мог этого сделать. Он послал за двумя людьми, которым полностью доверял: Юсуфом, заместителем министра по делам искусства, и Азизи, верным военным, из Афганской Национальной Армии, которому удалось в целом ряде случаев проявить надежность и гибкость.

Юсуф был одним из немногих, кто знал, что главный камень Персидской короны был лишь копией, ведь в его обязанности входило присматривать за выставкой Афганских реликвий. Он узнает, если в Кабуле подвергнут сомнению подлинность камня на выставке. Тем временем, Азизи будет поручено достать настоящий бриллиант. Графиню ван дер Ягт, конечно, придется убрать.