Этот бой был за честь Ультрамаринов.

Леарх стоял рядом с ним, прорубая кровавую дорогу в рядах тау. Плечом к плечу они бились, как могучие боги войны. Уриил не останавливался ни на миг, уничтожая врагов без страха и без жалости. Он уклонялся от ножей и прикладов винтовок, сокрушал черепа и с каждым ударом раскраивал броню. Десятилетия учений и век, проведенный на войне, создали из него несравненного бойца. Он был боевой машиной, не знающей поражения, и демонстрировал выучку, доведенную до уровня инстинкта самыми жесткими тренировками.

Вокруг гремели выстрелы, клинки рвали плоть, кровь текла рекой. Очень быстро все тау были перебиты. Примерно дюжина вражеских воинов была разбросана на земле — обожженные, искромсанные в куски клинками и снарядами. Уриил бесстрастно пересчитал мертвых и приблизился к обломкам корабля.

— В этом не много чести, — покривился Леарх. — Они неспособны на настоящий бой.

Уриил кивнул, пнув вражескую винтовку.

— Они слишком полагаются на свое оружие, а не на искусство ближнего боя.

— Как там наш капеллан?

Уриил взглянул на террасу, где бились штурмовики Клозеля. Дым и пламя заслоняли побоище, но выстрелы и лязг железа давали понять, что дела там еще предстоит немало.

— Пойдем выясним.

И он снова поднял окровавленный меч.

У ног натекла лужа крови, вонь искромсанной плоти наполнила забитый до отказа транспортный отсек «Аквилы». Натаниэль Уинтерборн неглубоко дышал, пытаясь сосредоточиться на потоках данных на пластинах, укрепленных по периметру обзорного купола. Алитея превзошла себя, и значки готовности к операции практически всех подразделений «Меча» уже загорелись.

Он втянул воздух, почувствовав очередной приступ боли. Укус охотничьего зверя круутов оказался глубоким, и теперь, когда адреналиновая горячка боя прошла, рука словно огнем пылала. Он сделал себе укол морфия, чтобы заглушить боль, и вылил на рану полбутылки антисептика, надеясь, что этого хватит, чтобы побороть любые ксенотоксины, которые могли занести клыки зверя.

Внизу, в пассажирском отсеке, стонали от боли раненые, пострадавшие куда серьезнее, чем он. Трое из его солдат, вокс-сервитор и писец погибли. Жермену тоже убили, и он очень горевал о ней. Она должна была получить представление к награде вместе с солдатами, что так доблестно бились плечом к плечу с ним. Он погладил Финлэ здоровой рукой, стараясь не касаться порезов, оставленных на его боках в бою инопланетным животным.

Раненый Ультрамарин лежал неподвижно и не подавал признаков жизни. Он был ужасно изувечен, и Уинтерборн поражался, что при этом можно вообще остаться в живых — пусть даже космодесантнику. Воистину, Адептус Астартес были отдельной расой, и Уинтерборн вознес краткую благодарственную молитву за то, что они бились за божественного Императора Человечества.

Место командира корабля располагалось выше кабины пилота и позади нее, и Уинтерборн мог разглядеть освещенный луной пейзаж, простирающийся внизу. Позади на горизонте поднимались хребты Тембра, впереди Брэндонские Врата излучали рассеянный свет. Светящаяся лента тянулась в сторону от города, изгибаясь дугой к югу в сторону Ольцетина и достигая Пракседеса на побережье. За Брэндонскими Вратами горизонт полыхал огнем, свет и дым от бесконечных трудов Адептус Механикус в Диакрийском поясе пятнали небо.

Посадочный модуль сложил крылья и пошел вниз, к лагерю Торум у северной окраины города. Уинтерборн еще раз глянул вниз в пассажирский отсек, чувствуя бесконечное облегчение при мысли о том, что его люди скоро получат надлежащую медицинскую помощь. Было глупо отправляться в горы Тембра без полной медицинской команды, но он, дурак, так настаивал, что выступит с Ультрамаринами, что в итоге толком не подготовился.

Корабль внезапно резко накренился вправо, и полковник раненой рукой врезался в острый металлический край купола. Острая боль пронзила предплечье, и он сердито заорал на пилота:

— Раны Императора, парень, смотри, что делаешь, а то крылья пообломаю!

Пилот не отозвался, и Уинтерборн хотел было отчитать его, когда увидел потоки огня, возносящиеся вверх с земли. Световые ленты поднимались в воздух почти лениво, раскрашивая небо в разные цвета. Поблизости грохотали взрывы, их звук докатывался до корабля несколькими секундами позже вспышки. Небо над Торумом было наполнено змеящимися следами трассирующих снарядов. Уинтерборн понял, что это стреляют танки. Его танки.

И они летели прямо туда.

Быстрая реакция пилота, несомненно, спасла им жизнь, и Уинтерборн отметил для себя, что надо извиниться за брань, когда они благополучно приземлятся.

— Яйца Торума, да что же там происходит? — заорал он.

— Не знаю, милорд, — отозвался пилот, ведя «Аквилу» по широкой дуге против часовой стрелки вдоль южной границы города.

Уинтерборн попробовал связаться с землей, но все каналы выдавали либо шипение статического электричества, либо бинарные сигналы запроса.

Полковник понял, что это наводчики «Гидр» проверяют, кто там — свои или враг. Покосившись на планшет слева, он с облегчением заметил, что транспондер передает его личный идентификационный код. Он потянулся к черно-белому символическому изображению шестеренки, вырезанному на металлическом ободе купола, и быстро прошептал благодарственную молитву духу «Аквилы».

Довольный, что его хотя бы не собьют свои же танки, Уинтерборн вгляделся во тьму, пытаясь разобраться, что же происходит внизу. Его опытный глаз просканировал город на предмет чего-либо необычного или подозрительного.

Долго вглядываться не пришлось.

В южной части города что-то горело: огромная постройка с высокими металлическими шпилями и железными стенами. Колеблющиеся языки пламени освещали ее, и глаза Уинтерборна расширились, когда он понял, что Темплум Фабрика пылает.

— Благие небеса! — выдохнул он. — Мы что, уже опоздали? — Он быстро оглядел весь город, но ничего больше не заметил. — Садимся. Сейчас.

— Куда, милорд?

— Лагерь Торум, а ты что думаешь?! — рявкнул Уинтерборн. — И быстро. Люди погибнут, если ты не сядешь сейчас же.

— Есть, милорд, — сказал пилот. — В небе слишком горячо для нормальной посадки, поэтому зайдем со стороны города. Полетим низко и быстро, так что держитесь крепче.

Пилот тут же опустил «Аквилу» по дуге, отклоняя нос к северо-западу и стремительно теряя высоту над Брэндонскими Вратами. Корабль пронесся над руинами резиденции Арбитрес и открытым пространством площади Освобождения, прежде чем совершить ошеломительно резкий поворот над вратами Коммерции. Корабль расправил крылья и угрожающе поднял нос, заходя на посадку и быстро теряя скорость.

Уинтерборна бросило вперед, и лишь ремень безопасности и крепкая хватка не дали ему разбить голову о бронированное стекло обзорного купола. И все равно при быстром спуске мучительно болела распоротая рука. Финлэ швыряло по кабине, и он выл, а из пассажирского отсека доносились встревоженные крики.

«Аквила» выровнялась, и Уинтерборн увидел, что в небо стреляют не только «Гидры». Командиры танковых экипажей наводили пушки вверх, и даже гвардейцы палили из лазганов в небо. Некоторые прицелились в «Аквилу», когда корабль с ревом пронесся над ними, но, увидев символику своего полка на крыльях и фюзеляже, не стали стрелять.

Лагерь Торум был ослепительно ярко освещен, и Уинтерборн не заметил никаких следов нападения и разрушений, когда корабль прошел над огромными ангарами и казармами. Так что же здесь стряслось и почему все небо полыхает от разрывов снарядов?

— Садись там, — приказал Уинтерборн, заметив группу гвардейцев посреди плаца, сбившихся вокруг всадника, высоко поднявшего зелено-золотой штандарт Сорок четвертого.

Пилот совершил жесткую посадку в клубах дыма от двигателей. Еще до того, как опустились передние шасси, Уинтерборн ударил ладонью по пряжке ремня безопасности и дернул рычаг, опуская свое командное кресло из наблюдательного купола. Финлэ прыгнул вниз, и Уинтерборн соскользнул с кресла, когда пассажирский отсек опустился.