А затем мне на ум пришел похороненный в глубинах памяти рецепт.

Неужели полиция знает о нем и поэтому подозревает Цукимори?

Я заметил, что во рту у меня пересохло. Кажется, я занервничал.

- Нечестно их сравнивать, но кофе в твоем кафе совершенно другого уровня, - сделав глоток из своей чашки и поморщившись, сказал Конан.

Боковым зрением я заметил отражающегося в окне скучающего старшеклассника. Хорошо, что мне прекрасно удается делать бесстрастное лицо.

- Какой тогда у нее мотив?

Если бы кто-то начал подозревать Ёко Цукимори, то ее мотив при этом являлся бы самой слабой позицией.

У нее не было причин убивать свою мать. По крайней мере, я не смог придумать ни одной. Поэтому я решил, что она невиновна.

Мой вопрос основывался на беспокойстве по поводу того, какая именно информация имеется у полиции, но Конан ответил всего лишь следующее: «Без понятия. Загвоздка, согласен? Я имею в виду, ее отношения с родителями были вполне нормальными… Ага, вот поэтому я и попросил твоей помощи, это просто выводит меня из себя».

С моей точки зрения, он и вправду ничего не знает.

Почему же тогда подозревает Цукимори?

Значит ли это, что они все-таки знают о рецепте? Или же у них появились кое-какие доказательства, о которых не знаю я?

Когда я внезапно замолчал, Конан широко улыбнулся: «Эй, не стоит слишком сильно об этом размышлять! Это всего лишь вероятность. Понимаешь, расставлять точки над «i» и пересекать «t» это все-таки моя работа. Поэтому не нервничай!»

- Ничего подобного, - собравшись, с улыбкой ответил я. - Мне просто интересно, почему ты подозреваешь Цукимори, хотя у нее даже нет мотива.

Улыбаясь, я смочил горло глотком воды.

Цель моего вопроса была в том, чтобы узнать, насколько хорошо Конан знает Цукимори.

Конан тоже продолжал улыбаться и доверительно сказал: «Очень необычно - потерять двоих членов семьи за такой короткий срок, как думаешь?»

Я не смог удержаться от того, чтобы не согласиться с ним: «Ну да».

- Я определенно чувствую, что здесь что-то неладно. Поэтому у меня нет другого выбора, кроме как что-нибудь предпринять, ведь ты же знаешь, что я служу в полиции. Если это окажется всего лишь несчастным совпадением, наша работа на этом закончится. Поэтому я сейчас это и выясняю!»

Я снова согласился: «Ну да».

Я был удивлен. Нет, тут лучше бы подошло слово «обескуражен».

Мои подозрения насчет Ёко Цукимори практически развеялись. Однако я прекрасно понимал аргументы Конана.

- А ты допрашивал саму Цукимори?

- Разумеется, - ответ Конана напоминал выстрел. - Но это служебная тайна, поэтому я не могу посвятит тебя в подробности. Хотя ты можешь с легкостью узнать об этом, расспросив саму Ёко-тян. В любом случае, там нет ничего важного. В конце концов, нет никаких оснований подозревать ее, если не считать того, что она потеряла обоих родителей за такое короткое время.

Я не верю ему на слово, но, по крайней мере, уверен, что у полиции, похоже, нет конкретных улик.

- Я в шоке. Слышал, что нашу полицию уважают по всему миру, неужели я все не так понял? Ни общественное мнение, ни СМИ не простят нас за то, что мы начали подозревать невиновную школьницу, и неважно, как сильно мы будем извиняться.

В его словах был смысл, но не так много, чтобы я изменил свое мнение. Из-за такого пустяка нельзя считать Цукимори преступницей.

- Эй, не надо меня так дразнить! Это правда, что полиция служит обществу, поэтому в последнее время давление на нас сильно возросло. Мы ничего не можем сделать без неопровержимого доказательства.

Он демонстративно пожал плечами, словно заправский циник.

- А почему бы тебе не сказать, что именно ты от меня хочешь?

- О, ты догадался? Неплохо, Нономия-кун!

Он умело присвистнул.

Хотя мы познакомились совсем недавно, я прекрасно осведомлен о его изворотливости. Я был убежден, что он еще не все мне рассказал.

Внезапно Конан наклонился вперед: «Вот здесь и вступаешь в игру ты! Я хочу, чтобы мы объединились».

Я дерзко рассмеялся.

Мысленно обдумывая наш разговор, я, наконец-то, начал понимать его намерения.

- Если за Цукимори будет наблюдать кто-то, не связанный с полицией, у вас не будет никаких проблем. Более того, чем ближе этот наблюдатель будет знаком с ней, тем лучше. Вот поэтому ты и выбрал меня, верно?

- Кажется, мы разговариваем на одном языке, - довольно сказал Конан и наклонил свою кофейную чашку. - Кроме того, тебе же нравится подобное занятие?

- Я не хочу неприятностей, - сказал я. - И, пожалуйста, не нужно решать за меня, что мне нравится! - но, говоря начистоту, я и вправду был заинтересован.

- Не стоит притворяться - уверенно засмеялся он.

Он быстро догадался, что я за человек. Из-за того, что я показал свою заинтересованность в ходе расследования? Или из-за того, что я показал свою заинтересованность в нем, как детективе? Но несмотря на то, что я не стал целенаправленно это скрывать, мне все равно стоит уважать его проницательность.

- Поэтому-то я и выбрал тебя.

- Что конкретно ты от меня хочешь?

Я выбрал пассивную линию поведения. Я решил подождать его следующего шага.

- Ну и ну, не стоит быть таким осторожным! Прежде всего, я просто хочу, чтобы ты ответил на несколько вопросов насчет Ёко-тян. Я не буду эксплуатировать тебя, как мальчика на побегушках, или заставлять давать показания. Кстати, съешь, пожалуйста, бифштекс, пока он не остыл. Можешь не стесняться и заказать после него десерт.

Конан ухмыльнулся. Он явно намеревается использовать меня.

Разумеется, у меня пропал аппетит, но я все-таки начал нарезать ножом бифштекс, который почти остыл.

- Честно говоря, я здесь не по приказу полиции. Можешь даже сказать, что это мой личный запрос. Если откровенно, то я единственный в участке, кто думает, что с Ёко-тян что-то не так, - внезапно он начал говорить, понаблюдав некоторое время за тем, как я ем. - Ну, в этом нет ничего удивительного, потому что этому самоубийству как будто недостает отличительных черт. Если просто предположить, что ее поводом была скорбь от потери своего мужа, то это будет иметь смысл. У нас даже есть несколько свидетельств того, что она была в депрессии после его смерти, - Конан иронично улыбнулся. - Но следует обратить внимание на то, что предсмертная записка была написана не от руки, а напечатана на компьютере. Поэтому ее мог набрать другой человек, который хотел, чтобы это происшествие выглядело самоубийством. Но только этого недостаточно для того, чтобы начинать расследование. Тем более, что множество самоубийц вообще не оставляют предсмертных записок. С другой стороны, подозревать Ёко-тян можно только из-за того, что она дочь жертвы. Не то чтобы ее поведение давало хоть какой-то повод…

Мои руки, держащие нож с вилкой, замерли, а я посмотрел Конану прямо в глаза: «Тогда я не понимаю, почему ты вообще подозреваешь Ёко-тян. Я не буду помогать тебе до тех пор, пока ты не дашь мне нормального объяснения».

С тех пор как я узнал о рецепте убийства, то день за днем наблюдал за Цукимори. Что же такого должен знать он, встретивший ее всего несколько дней назад, чего не знаю я? Что разглядел в Цукимори он, чего не увидел даже я?

Разумеется, если он на самом деле знает нечто, неизвестное мне, то моя позиция может и измениться.

Потому что это наверняка необходимо знать.

Сохраняя невозмутимое выражение лица, Конан ответил: «Зови это профессиональной интуицией».

- Чего?

Я не верю своим ушам. Заметив мое недоумение, он быстро добавил: «Ах, неужели это прозвучало так прямолинейно? Но ты понимаешь, мне трудно выразить словами свои ощущения! Как бы получше сказать, у меня такое чувство, что тут что-то неладно».

- Странное ощущение, - пробормотал я, оставшись при своем мнении, но его следующие слова застали меня врасплох.

Я имею в виду, Ёко-тян идеальна, ты так не считаешь?