– Я из Москвы, – я нарочно не говорил, а лепетал. – Мы здесь на практике, на уборке урожая.

– Паспорт давай.

Он раскрыл мой паспорт, посмотрел, мне даже показалось, что вверх ногами, – и сунул его в нагрудный карман.

– Пошли в отделение, там разберемся.

Я «страшно испугался».

– Так у меня черешня… Вот эти граждане знают… Как же так? Вы не имеете права…

Тут, будто из засады, вылетел наш Бонифаций. Для нас он на подзатыльники не скупился, но попробуй кто-нибудь чужой на нас наехать! Мало не покажется!

Он схватил меня за руку и одним рывком отправил меня за свою спину, выставив ментам свою хилую грудь.

– Это что такое? Это мой ученик! Вы не имеете права применять к нему свои действия без присутствия педагога! Вот!

– Вить, – мент догрыз яблоко и отбросил огрызок, – он сейчас еще адвоката потребует. Я боюсь.

– Наручники ему, – ответил «Вить», – а то еще нападет на представителей правоохранительных органов.

– Лучше дубинкой.

– Это потом, в отделении. Пошли, педагог. Заодно и нас поучишь.

– Дима! – взвизгнул Бонифаций. – Что ты молчишь? Ну-ка, скажи им!

Сказать, что мой папа полковник милиции, что он в Министерстве внутренних дел очень значительный человек? Успею. Я уже знал, что надо делать, но решил не торопиться. И Бонифаций, похоже, меня понял.

Вотделении были распахнуты все окна, но все равно было очень душно (казалось, что эта духота из-за оконных решеток), и было много жужжащих повсюду мух.

Дежурный по отделению сидел за барьерчиком и что-то писал в журнале. Поднял голову, посмотрел на нас, на парней с черепами, на старшину и сержанта.

– Ну, что там у вас?

– Незаконная торговля, – кивок в мою сторону. – Мелкое хулиганство, сопротивление представителям охраны правопорядка, – дубинкой в сторону Бонифация.

– А эти? – спросил дежурный про парубков с черепами.

– Свидетели. Они же потерпевшие.

– Добро. – Дежурный лейтенант захлопнул журнал. – Будем оформлять. Иди сюда! – Это мне было сказано. – Из карманов – все на стол.

– Да вы что! – взвился Бонифаций. – Это мой ученик! Он почти отличник! У него только одна «тройка», да и та по физкультуре!

– Разберемся! – лейтенант поморщился и сдул с носа нахальную муху. – Омельчук!

Появился еще один мент, маленький и кривоногий. Без всяких слов он задвинул Бонифация в «обезьянник» и защелкнул замок.

Бонифаций вцепился руками в прутья решетки, прижал к ним лицо. И в самом деле стал похож на худосочного льва, тоскующего в зоопарке по своим африканским саваннам. Где он мог одной лапой разделаться и с дежурным лейтенантом, и с Омельчуком.

– Так! А ты что ждешь? Трамвая? Или такси? Выкладывай все из карманов.

Я пожал плечами – мол, ваша сила – ваша власть, и начал доставать из карманов и класть на стол свои личные вещи. Бумажник, расческа, черешневая косточка (ее дежурный сразу же смахнул на пол), носовой платок…

– …Пиши, – диктовал дежурный сотруднику: – Портмонет. В портмонете деньги на сумму сто двадцать рублей восемьдесят копеек… Прописью пиши…

Я промолчал, что денег там было на сумму восемьсот рублей восемьдесят копеек. Прописью.

– …Так. Пиши дальше: письмо в конверте на имя Оболенского Дмитрия. Женское фото три на четыре, черно-белое. Так… Визитная карточка. Пиши: «Оболенский Сергей Александрович… Полковник милиции… Начальник Департамента МВД Российской Федерации…» – голос дежурного становился все тише, и говорил он все медленнее. И сильно покраснел. Потом сильно побледнел.

– Где взял? – почти шепотом спросил он меня. – Это кто?

– Там написано, – удивленно сказал я.

– Где взял? – повторил дежурный. И добавил почему-то с надеждой: – Украл? Или нашел?

– Подарок, – мирно объяснил я. – От папы.

– От какого папы? – Лейтенант сильно волновался, так он боялся мне поверить. – Что ты врешь? От какого еще папы?

– От моего. У вас же мой паспорт. Там написано: Оболенский Дмитрий Сергеевич. А на визитке – Оболенский Сергей Александрович. Все сходится.

Дежурный неверной рукой нажал кнопку на пульте.

– Ну, что там у тебя? – послышался недовольный голос начальника.

– Неувязка, товарищ майор. Можно к вам зайти?

– Заходи.

Дежурный схватил мой паспорт, папину визитку и помчался к лестнице на второй этаж. В дежурке настала тишина, даже мухи примолкли, напугались. Старшина и сержант переглядывались. Наш Бонифаций злорадно улыбался в своей клетке. Парубки с черепами незаметно выскользнули за дверь.

На столе дежурного что-то затренькало на пульте. Сотрудник, который оформлял мой протокол, поднял голову и проговорил:

– В Москву звонят. Проверяют.

«Проверяйте, проверяйте, – мстительно подумалось мне. – Не повезло вам, менты-братаны».

Старшина и сержант бросили свои переглядки, приняли мудрое решение. Подошли ко мне. Один дал мне яблоко, другой горсть семечек. Они сейчас были похожи на первоклашек, которые сгоряча обозвали старшеклассника дураком, а потом спохватились. Но мне не было их жалко.

– Ты посиди пока, – вежливо предложил мне сотрудник, все с таким же вниманием рассматривая протокол.

Но посидеть я не успел. Спустился со второго этажа напуганный лейтенант и пригласил меня наверх, в кабинет начальника.

Начальник сидел за столом и держал в руке телефонную трубку.

– Возьмите, – сказал он мне. – Это полковник Оболенский.

– Дима? – услышал я папин голос. – Что там произошло?

– В милицию забрали, – спокойно ответил я. – Обыскали, деньги отобрали.

– Какие деньги?

– Пап, я тебе потом все расскажу. Без посторонних.

– Понял, – сказал папа. – Не делай глупостей. И не груби. Жду звонка.

Майор положил трубку и встал.

– Дмитрий Сергеевич, – сказал он, – я приношу вам свои извинения за неправильные действия моих сотрудников. Они будут строго наказаны.

– А Бонифаций? – напомнил я.

– И Бонифаций будет наказан… Не понял… Что за Бонифаций?

– Ихний учитель, – вставил лейтенант. – Выступал там… на рынке.

– Не выступал, а заступался, – уточнил я. – А ваши патрульные ему дубинку обещали в отделении. И за решетку посадили.

– Идиоты! – услышал я за спиной, когда закрывал за собой дверь кабинета. Алешка наверняка подслушал бы, о чем они говорят, но я и так об этом догадывался.

В дежурке народу прибавилось. Здесь уже «выступал» наш фермер Атаков при яростной поддержке Никиты.

– Свободу Бонифацию! – орал он. – Всех львов – на волю! В пампасы!

Бонифаций делал ему большие глаза и яростно шипел:

– Прекрати, Никитин! Ты не в школе! Ты в общественном месте!

Тут дробно простучали каблуками по лестнице дежурный и начальник. Дежурный был красен и приказал выпустить задержанного учителя. Начальник был бледен и извинился перед ним.

– Дело не в этом, – сказал Бонифаций. – Дело в том, что не у каждого ребенка – отец полковник милиции.

Майор скривился, как от кислого, и повернулся к патрульным, они съежились, переступили с ноги на ногу.

– Старшина Дыбенко? – Один кивнул согласно и нервно сглотнул, будто у него косточка от сливы в горле заблудилась. – Рядовой Дыбенко! Сержант Пилипюк? – обратился майор ко второму. – Рядовой Пилипюк!

Они стояли перед ним, вытянув руки по швам и хлопая глазами. Мне не было их жалко, мне было противно.

Мне вернули все отобранные вещи и все до копейки деньги, мамину фотографию и порвали протокол. И мы всей гурьбой вывалились из отделения. И ввалились в «газельку» фермера.

– Я этого дела так не оставлю! – кипятился дорóгой Бонифаций. – Я ихнему министру напишу. – Тут он спохватился: – Нет, лучше, Дима, пусть твой отец своему министру доложит.

– Мне нужно ему позвонить, – сказал я.

– Из конторы позвонишь, – сказал фермер Атаков. – Крайний случай. Небольшая малость.