Господа, вы ввязываетесь в скверную историю», – сказал когда-то кто-то из королевских мушкетеров. Сказано очень давно, но сказано верно и на все времена.

Вот и мы с Алешкой этим летом ввязались в скверную историю. Только поврозь. Он ввязался в средней полосе России, на берегу заросшего пруда, а я – в ее южной полосе, на берегах полноводной реки Кубани. Мы ведь оба настоящие специалисты по неприятностям! Можем запросто учить других, как их находить!

Получилось как? Получилось так, что наша школа, она не совсем нормальная. Она с этим… с гуманитарным приветом. Кроме всякой физики и математики, мы больше всего изучаем литературу, историю искусств, философию, всякую живопись, иностранные языки, этику с эстетикой. Мы ходим в музеи, на выставки, в театры. И сами устраиваем выставки и ставим классические спектакли, ничуть не хуже, чем их ставят на профессиональной сцене профессиональные режиссеры. Только гораздо приличнее, как говорит руководитель нашей школьной студии, учитель литературы Бонифаций. Такая у него школьная кличка.

И вот нашему директору Семену Михайловичу (школьная кличка – Полковник) все это надоело. Он собрал в актовом зале старшие классы и сказал:

– Слушать сюда! Вы все шибко умные. Но я хочу, чтобы, закончив вверенное мне учебное подразделение, вы были еще и здоровыми. И хоть что-то умели делать своими руками. А не только гонять мышек по компьютерам. Умственного труда вам хватает с избытком. Физического же труда вам явно не хватает.

– Умственный и физический труд, – сказал наш будущий олимпийский чемпион Андрюха Никитин (Никитá по-школьному), – они находятся в состоянии антагонистических противоречий.

– Я эти ваши противоречия, – пригрозил директор, – разрублю, как дядька Гордей морской узел!

– Гордиев узел, – невозмутимо уточнил Никитá, – разрубил не ваш дядька, а Александр Македонский.

– Да ты что? – делано изумился Семен Михалыч. – Точно знаешь? Не врешь?

Наш директор, он в прошлом боевой офицер, командовал в свое время целым мотострелковым полком. Он очень строгий, справедливый, но добрый человек. И тоже шибко умный. Он окончил высшее офицерское училище да еще и педагогический институт. Но он не очень любит показывать нам свой ум. Ну, умным людям это вообще свойственно. Да это им и не надо. Ум, как и глупость, не скроешь.

В общем, Полковник сказал, что старшие классы он объявляет трудовым десантом и направляет его…

– В горячие точки? – сострил Андрюха. – Не катит, Семен Михалыч.

Еще как не катит-то. Хотя мы еще не знали, что наш трудовой десант волей жестоких обстоятельств очень скоро станет боевым. В очень горячей точке.

– В порядке трудового воспитания, – невозмутимо продолжил Полковник, – этим летом девочки поедут в подшефный детдом, а пацаны отправляются на плодородные берега полноводной реки Кубани.

Там, объяснил Семен Михалыч, на этих полноводных берегах произрастают плодородные сельскохозяйственные культуры в виде пшеницы, кукурузы, огурцов с помидорами, а также арбузов и других щедрых даров природы. А мы будем в фермерском хозяйстве под именем «Красные зори» (а какие они еще бывают – зеленые, что ли?) работать на сборе черешни четырех сортов: черной, белой, красной и желтой.

– Будете объедаться ягодой, – пообещал Полковник, – до потери пульса.

Возражений с нашей стороны не последовало. Дружные аплодисменты возглавил все тот же Андрюха. Только вот наши девочки сразу завяли. От зависти. И застонали на весь актовый зал:

– Мы тоже хотим ягодой объедаться! И красной, и белой, и зеленой!

– Отставить разговоры! – прервал их стоны Полковник. – Пацаны привезут вам этой черешни, каждой по ящику. Всех цветов.

– Мы вам и арбузы прикатим, – щедро дополнил его Никитá. – Каждой по ящику.

Как это мы будем катить ящики арбузов, он не объяснил.

Командовать нашим десантом Полковник поручил Бонифацию. Ну, что о нем можно сказать? Бонифаций – он и есть Бонифаций. Голова вся в обильных кудряшках и свитер до колен, который связала ему его добрая мама. Она тоже учитель литературы (в далеком прошлом) и, видимо, передала своему сыну по наследству любовь к российской словесности и к детям школьного возраста. В сочетании с беспощадной строгостью. Если что – у него не задержится и нам мало не покажется.

В общем и целом я поехал на берега реки Кубани, а моего младшего брата Алешку (3-й «А» нашей школы), чтобы не болтался летом в городе, наши родители отправили к нашему другу Митьку на берега заросшего пруда.

Митек – это, вообще говоря, средних лет бородатый писатель. И немного пчеловод. Он собирает мед и пишет хорошие книги о хороших работниках милиции. Он даже о нашем папе книгу написал. Нашей маме эта книга очень понравилась. «Я столько нового, отец, о тебе узнала, – говорила она папе, – даже не верится». Папа отмахивался от этих слов и говорил маме: «Да набрехал там Митек, по-дружески».

Ничего там Митек не набрехал. Папа на самом деле, как у них говорят, правильный мент. В его письменном столе целый ящик орденов и медалей. За всякие раскрытия опасных преступлений, за опасные задержания опасных преступников, за оперативное мастерство, за мужество и героизм, проявленные в борьбе с опасными криминальными сообществами – с бандами, по-простому говоря.

Но папа не любит нам об этом рассказывать; он рассказывает о своей работе только всякие смешные случаи. И по его словам получается, что в милиции служить очень легко, весело и безопасно.

Ни фига себе, как говорит Алешка. Вот наш Митек, он как писателем стал? Очень просто. Он не так давно опером служил, и однажды, когда они с папой задерживали одного гада по кличке Жорик, этот гад Митька тяжело ранил. И врачи сказали: все, с оперативной работой вам, товарищ Митек, придется расстаться. И тогда Митек стал писать книги о своих боевых товарищах по оружию. А самый его близкий боевой товарищ по оружию – наш папа – дал слово поймать этого Жорика и надавать ему по тыкве. С помощью следствия, суда и тюрьмы. Правда, пока этот Жорик папе не попался. На его счастье. Потому что, я думаю, папа надавал бы ему по тыкве не только с помощью суда и следствия.

Жорик исчез бесследно, растворился на просторах России. Папа говорил, что он скрылся где-то на юге, но постоянно зачем-то ездит то туда, то сюда. И ни там, и нигде его не могли ухватить, хотя и объявили в розыск. Один раз, говорил папа, его поймали. Случайно. Но выпустили. У него, говорил папа, всегда были наготове хорошие документы. По этим документам он – то Жора, то Юра, то Георгий, то Жорж Матвеевич. И больше всего беспокоило милицию и уголовный розыск то, что, по случайной информации, Жорик настырно готовился к новому преступлению.

А Митек, уже забыв про свою рану, пишет свои книги в средней полосе России, где у него есть маленький, симпатичный и уютный домик на берегу заросшего пруда, возле деревушки со смешным названием Пеньки. Мы у него часто бываем. И всегда с приключениями. Я уже об этом сто раз рассказывал. Напомню только, что наш Алешка и наш Митек – большие друзья. Потому что Митек – он тоже вроде озорного пацана, и они с Алешкой все время подначивают друг друга, а когда они объединяются против кого-нибудь, тогда этому кому-нибудь мало не кажется…

…Когда мама и Алешка провожали меня на полноводные берега Кубани, Алешка сказал:

– Дим, я тебе буду писать письма каждый день. Потом ты в них исправишь все ошибки, а Митек их напечатает в виде романа. Это такая большая книга, чтоб ты знал. Я получу за нее кучу денег и что-нибудь вам куплю.

– Мороженое? – обрадовалась мама.

– Два! – расщедрился Алешка.

И вот так и получилось. Алешка писал мне письма про свои «страшные опасности и ужасные приключения», я исправлял в них страшные ошибки, а потом Митек из моих воспоминаний и Алешкиных писем слепил вот эту книгу. Я думаю, она вам понравится…