Я делаю доброе дело, — с уверенностью парировал доктор.

Ты превращаешь детей в монстров, лишая их нормальной жизни, — я попытался достучаться до совести Глухарева, понимая, впрочем, что переубедить его за несколько минут будет нереально. Доктор слишком долго шел к осуществлению своего плана и успел за долгие годы жизни взвесить все «за» и «против».

Я даю им цель в этой жизни и средства для ее достижения. Они — борцы за свободу своего рода, — заученно проповедовал Глухарев. — Кто-то должен воевать за право обладания этой планетой. Так почему не они? Подумай, мы делаем одно дело. Только у меня больше возможностей одержать победу.

Если не ошибаюсь, вы уже однажды проиграли, — напомнил я скромно.

Я ошибочно полагал, что можно уничтожить заразу, — Глухарев снова повторил это слово (кажется, он действительно считал, что к возникновению вампиризма привел некий вирус), — силами самих вампиров. Но они насквозь порочны, их предательство было неизбежным. — Я обратил внимание, что Глухарев, говоря о вампирах, употребляет местоимение «они», намеренно отделяя себя от остальных вампиров. — Но в этот раз меня ждет победа. Я слишком долго шел к цели и не намерен сдаваться.

Мне в чем-то была близка его позиция, и я, возможно, смог бы даже склониться на его сторону, если бы не несколько неприятных моментов. Во-первых, спекуляцию детьми нельзя оправдать никакими благими целями, и, во-вторых, мне не нравилось, как доктор смотрел на Амаранту.

Будто в подтверждение моих мыслей Глухарев произнес:

— Я готов принять вас в наши ряды. Вы боретесь против того же, что и я. Но только с одним условием. — Я вдруг начал понимать, что мы либо выйдем из этой комнаты как союзники Глухарева, либо нас вынесут вперед ногами. — Вам придется избавиться от нее. Если вы по какой-то причине не решаетесь это сделать, то мои парни всегда готовы помочь, — милостиво предложил доктор.

Конечно, об убийстве Эмми не могло быть и речи, поэтому я сразу напрягся. Близилась кульминация беседы, и теперь наше спасение зависело от нас самих, а именно от того, насколько метко мы стреляем и быстро бегаем. Насколько я уяснил из пояснений Амаранты, дампиров вполне можно убить обычным выстрелом.

Я медленно повернулся к охраняющим дверь дампирам и прицелился в голову одному из них. Дима в это время взял на мушку самого Глухарева.

Пожалуй, это отказ, — вздохнул доктор.

Ты верно понял, — согласился я.

— Тогда удачи, — Глухарев за секунду достиг выхода — видимо, некоторые способности вампира у него остались. Обернувшись напоследок, он театральным движением запер за собой двойную дверь.

В комнате остались только мы и дампиры. Трое на трое. Чья-то рука выключила свет, и шоу началось. Я выстрелил почти сразу после того, как погасло освещение. Мне повезло — дампир упал как подкошенный, сраженный одной пулей. Все это я успел рассмотреть во время вспышки от выстрела.

Дальше возникла полная неразбериха. Я не видел, что делают остальные. Кто-то нанес мне мощный удар в грудь, и я упал, поранив руку. Почти сразу на меня сверху рухнула тумба; пока выбирался из-под тяжелого куска дерева, все, кажется, подошло к концу.

Меня снова схватили, но на этот раз подняли на ноги. Насколько я мог судить, это была Эмми, она потащила меня к выходу. Мы удирали из дома, плохо соображая, что происходит вокруг, так что я смутно помню обратный путь.

Я немного пришел в себя, только оказавшись на переднем пассажирском сиденье машины, когда за мной захлопнулась дверца. Оглянувшись на сидящего сзади брата, с радостью отметил, что с ним все в порядке. На Диме вообще не было ни одной царапины. Как выяснилось позже, он так и не принял участия в драке, просто не сумев найти противника в темноте. Впрочем, я тоже мало чем отличился, и основную часть работы взяла на себя Эмми.

— У тебя идет кровь, — произнесла Амаранта. И хотя она смотрела исключительно на дорогу, я не усомнился в ее словах.

Оглядев себя в поисках ран, я заметил, что левая рука располосована от запястья до локтя. Порез был глубоким, кровь успела запачкать рубашку и джинсы, а теперь стекала на половик.

У кого-нибудь есть платок? — спросил я, ища, чем можно перевязать руку.

Посмотри в бардачке, — ответила Эмми, не глядя в мою сторону. Она словно боялась повернуть голову. Девушка слишком прямо держала шею, а ее спина была так напряжена, что казалось, еще немного, и раздастся хруст костей.

Мне удалось найти в бардачке кусок ткани. На вид она была вполне чистой, и я, как смог, перевязал рану. Не то чтобы это сильно помогло, но Эмми, кажется, немного расслабилась.

Уже в номере брат тщательно осмотрел меня. Все это время Амаранта стояла у самой двери, готовая в любую секунду выбежать вон.

— Плохи твои дела, — покачал головой Дима. — Порез глубокий. Надо бы его обработать.

Он достал ту же баночку, что и я накануне, и начал примеряться к моей руке. При первом же его прикосновении я застонал от боли.

— Дай мне, — не выдержала Эмми, вырвав мазь из рук Димы.

Она несколько раз вздохнула поглубже и подошла ко мне с отчаянным выражением лица. Казалось, она неожиданно решилась на нечто экстремальное и до сих пор сомневалась, что поступает правильно.

— Уверена, что справишься? — поинтересовался я. Если честно, в эту минуту я больше волновался за нее, чем за себя.

— Думаю, что да.

С этими словами Эмми зачерпнула из банки немного мази и осторожно нанесла ее на порез. Ее движения были настолько невесомыми, что боли совсем не ощущалось, наоборот, по ране разлилась приятная прохлада. Эту мазь изготовили специально для таких случаев. Она несла в себе чуть ли не магическую силу, не давая возникнуть инфекции. К тому же раны заживали вдвое быстрее.

Процесс лечения проходил в полной тишине. Дима затаился сзади, боясь неловким словом или движением испугать Эмми. Она вела себя вполне спокойно, если, конечно, не считать черноты, затопившей синие глаза, стоило ей только приблизиться ко мне. Но, кажется. Амаранта достойно справлялась с желанием вцепиться мне в горло, поэтому я ни капли не волновался.

Наконец с неприятным делом было покончено. Эмми сразу отступила подальше.

Мне надо подышать свежим воздухом, — прошептала она и, не дожидаясь ответа, выбежала из номера.

Выдержки ей не занимать, — усмехнулся Димка.

Почему она так реагирует только на меня? — спросил я задумчиво.

С чего ты это взял?

Когда она мазала тебе спину, все было нормально.

Ну, ты сравнил пару царапин и кровяной фонтан. Ты вон ковер весь заляпал. — Дима указал на пол, где я заметил несколько довольно крупных капель собственной крови. — Дело не в тебе или во мне, а в количестве этой самой крови.

Пришлось удовлетвориться этим объяснениями, тем более что в нем имелось рациональное зерно.

Утро выдалось особенно солнечным. Первые его лучи проникли в комнату уже в половине шестого, а Эмми вернулась и того раньше. Я проснулся от хлопка двери и увидел, как она, недовольно бормоча что-то под нос, прошла к креслу.

Плохое настроение? — спросил я, наблюдая за девушкой с кровати.

Я тебя разбудила, — утвердительно произнесла она и пояснила: — Все дело в солнце. И когда уже закончится это лето?

Не говоря больше ни слова, она направилась в ванную. Амаранта — единственная знакомая мне девушка, чье любимое время года — зима. В этот период солнце наименее активно, а дни короче. Однажды она призналась, что давно мечтает поехать на Северный полюс, увидеть полярную ночь. Возможно, когда-нибудь мы так и поступим.

Эмми долго не выходила из ванной, и я, кажется, снова задремал, потому что, когда открыл глаза, солнце уже успело переместиться.

Сколько времени? — Я сел на кровати, сонно жмурясь.

Около двенадцати. — Эмми листала какой-то журнал, и глянцевые страницы скрывали ее лицо, но голос звучал странно.

Что-то случилось? — Я не торопился в душ, желая узнать причину ее сумрачного настроения. Не могла же Эмми, в самом деле, так расстроиться из-за солнечного денька!