Из-за двери доносился гомон голосов. Им преградила дорогу горничная.

— Мисс Парджитер, — сказала Элинор.

— Мисс Парджитер! — объявила горничная, открывая дверь.

— Иди, соберись, — сказал Норт и прошел через комнату к выключателю.

Он прикоснулся к выключателю, и электрическая лампа посреди потолка зажглась. С нее был снят абажур, вместо него ее обернули конусом зеленоватой бумаги.

— Иди, соберись, — повторил Норт.

Сара не отозвалась. Она подтянула к себе книгу и сделала вид, что читает.

— Он убил короля, — сказала она. — Что же он сделает дальше? — Она заложила палец между страниц и посмотрела снизу вверх на Норта. Он понимал, что это уловка, дабы оттянуть момент, когда придется что-то делать. Он тоже не хотел идти. И все-таки, раз Элинор просила, чтобы они пришли… — он колебался, глядя на свои часы. — Что он сделает дальше? — повторила Сара.

— Комедию, — коротко ответил Норт. — Контраст, — пояснил он, вспомнив прочитанное где-то. Только контраст создает целостность, — добавил он наобум.

— Ладно, почитай еще. — Сара вручила ему книгу.

Он открыл ее на первой попавшейся странице.

— Место действия — скалистый остров посреди моря, — сказал он и сделал паузу.

Всегда перед тем, как начать чтение, ему надо было представить себе место действия: что-то убрать на задний план, что-то вывести вперед. Скалистый остров посреди моря, сказал он себе, — зеленые заливчики, пучки серебристой травы, песок и вдалеке — мягкие вздохи прибоя. Он открыл рот, чтобы читать, но услышал позади себя какой-то звук, выдавший чье-то присутствие — в пьесе или в комнате? Он поднял взгляд.

— Мэгги! — воскликнула Сара. Мэгги стояла на фоне открытой двери, в вечернем платье.

— Вы что, спали? — спросила она. — Мы звонили, звонили…

Она стояла, улыбаясь, удивленная, как будто разбудила спящих.

— Зачем иметь звонок, если он всегда сломан? — спросил мужчина, стоявший за Мэгги.

Норт встал. Сначала он едва мог их вспомнить. Их внешность не вязалась с его воспоминанием, ведь он видел их много лет назад.

— Звонки не звонят, краны не открываются, — сказал он, ощущая неловкость. — Или не закрываются, — добавил он, потому что вода по-прежнему урчала в трубах ванной комнаты.

— Хорошо, дверь была открыта, — сказала Мэгги. Она стояла у стола, глядя на куски яблочной кожуры и блюдо с вялыми фруктами. У одних красота блекнет, подумал Норт, другие — он посмотрел на Мэгги — только хорошеют с возрастом. У нее были седые волосы; ее дети, наверное, уже выросли. Но почему женщины поджимают губы, глядя в зеркало? Она смотрела в зеркало. Она поджала губы. Потом она пересекла комнату и села в кресло у камина.

— А почему Ренни плакал? — спросила Сара. Норт посмотрел на Ренни. По обеим сторонам от его крупного носа были влажные потеки.

— Потому что мы были на очень плохом спектакле, — ответил Ренни. — И я хочу чего-нибудь выпить, — добавил он.

Сара подошла к буфету и начала звенеть бокалами.

— Вы читали? — спросил Ренни, глядя на книгу, упавшую на пол.

— Мы были на скалистом острове посреди моря, — сказала Сара, ставя бокалы на стол. Ренни начал разливать виски.

Теперь я его вспомнил, подумал Норт. В последний раз они виделись перед тем, как Норт отправился на войну. В маленьком домике в Вестминстере. Они сидели у камина. Ребенок играл с пятнистой лошадкой. И Норт завидовал их счастью. Они беседовали о науке. Ренни тогда сказал: «Я помогаю делать снаряды», и его лицо превратилось в маску. Он делал снаряды; он любил мир; он был ученым; и он плакал…

— Не надо! — вскрикнул Ренни. — Остановись!

Сара брызнула газированной водой на стол.

— Когда вы вернулись? — спросил Ренни Норта, беря бокал и глядя на Норта глазами, еще влажными от слез.

— С неделю назад, — сказал Норт.

— Продали свою ферму? — спросил Ренни. Он сел с бокалом в руке.

— Да, продал, — сказал Норт. — А останусь ли я здесь, вернусь ли, — Норт поднес бокал ко рту, — еще не знаю.

— А где была ваша ферма? — поинтересовался Ренни, наклоняясь к нему. И они стали говорить об Африке.

Мэгги смотрела, как они пьют и беседуют. Бумажный конус вокруг электрической лампочки имел необычную окраску. Неровный свет придавал лицам зеленоватый оттенок. Два потека на щеках Ренни были еще влажными. Все его лицо состояло из заострений и ложбин, тогда как лицо Норта было круглым и курносым, с синевой вокруг рта. Мэгги слегка подвинула свое кресло, чтобы головы мужчин оказались в равном удалении от нее. Они были совсем не похожи друг на друга. Африканская тема изменила их лица, как будто что-то сдвинулось в тонкой структуре под кожей, как будто какие-то гирьки переместились в другие пазы. По ее телу пробежала дрожь, точно и в нем гирьки поменяли пазы. Но ее что-то тревожило в освещении. Мэгги огляделась. Вероятно, фонарь на улице мигал. Его мерцающий свет смешивался со светом электрической лампы под пестрой зеленоватой бумагой. Вот в чем… Мэгги вздрогнула: несколько слов достигли ее сознания.

— В Африку? — переспросила она, глядя на Норта.

— На прием к Делии, — сказал он. — Я спросил, идете вы или нет. — Оказалось, она не слушала.

— Минуту, — перебил Ренни. Он поднял руку, словно полицейский, останавливающий уличное движение. И они продолжили разговор об Африке.

Мэгги откинулась в кресле. За их головами изгибались спинки стульев из красного дерева. За спинками была ваза из неровного стекла с красным краешком, за ней — прямая линия каминной доски в черно-белых квадратиках и три шеста с мягкими желтыми плюмажами на концах. Мэгги переводила взгляд с одного на другое, смотрела то ближе, то дальше, собирая, суммируя предметы в одно целое, и, когда она уже почти завершила картину, Ренни воскликнул:

— Надо идти! Надо идти!

Он поднялся, отодвинул свой бокал с виски. Он стоял, точно командующий войсками, подумал Норт, — так настойчиво звучал его голос, так властны были жесты. Хотя речь шла всего лишь о том, чтобы пойти в гости к пожилой женщине. Или есть всегда нечто, что выходит на поверхность — не к месту, неожиданно — из глубины человека и выражает обычными действиями, обычными словами всю его сущность; и поэтому, отправляясь вслед за Ренни на прием к Делии, Норт чувствовал себя так, будто он скачет через пустыню на подмогу к осажденному гарнизону?

Он остановился, взявшись рукой за дверь. Сара вышла из спальни. Она переоделась в вечернее платье. Что-то в ней появилось непривычное — возможно, из-за вечернего платья.

— Я готова, — сказала она, посмотрев на остальных.

Она остановилась, чтобы поднять брошенную Нортом книгу.

— Нам пора, — сказала Сара, обернувшись к сестре.

Она положила книгу на стол, закрыла ее и слегка хлопнула по обложке.

— Нам пора, — повторила она и пошла вслед за мужчинами на лестницу.

Мэгги встала. Еще раз она окинула взглядом комнату в дешевом доходном доме. Глиняный горшок с пампасной травой; зеленую вазу с волнистым краем; стул из красного дерева. На столе стояло блюдо с фруктами. Тяжелые сочные яблоки лежали рядом с желтыми пятнистыми бананами. Странное сочетание — округлости и заостренности, розового и желтого. Мэгги выключила свет. В комнате стало почти совсем темно, только водянистый отблеск переливался на потолке. В этом смутном, неверном свете были видны лишь контуры: призраки яблок, призраки бананов, стул-привидение. По мере того как глаза Мэгги привыкали к темноте, цвет медленно возвращался к предметам, они наполнялись материей… Мэгги стояла и смотрела. Затем до нее долетел крик:

— Мэгги! Мэгги!

— Иду! — крикнула она в ответ и вышла на лестницу.

— А как представить вас, мисс? — спросила прислуга у Пегги, топтавшейся за спиной у Элинор.

— Мисс Маргарет Парджитер, — сказала Пегги.

— Мисс Маргарет Парджитер! — объявила прислуга в комнату.