Миссис Лэмли, располневшая за последние годы, сидела в подсобной комнате своего магазина, пережевывая холодную баранину. Она увидела, что через стеклянную дверь вошла мисс Элинор.

— Доброе утро, мисс Элинор, — сказала лавочница, выходя навстречу.

— Что-нибудь приятное, чтобы носить, — тяжело дыша, проговорила Элинор. Миссис Лэмли заметила, что она очень хорошо выглядит и загорела на отдыхе. — Для моей племянницы, то есть, кузины. Для дочурки сэра Дигби, — добавила Элинор.

Миссис Лэмли посетовала, что ее товары слишком дешевы.

У нее есть игрушечные кораблики, куклы, золотые часики по два пенса — но ничего подходящего для дочурки сэра Дигби. Однако мисс Элинор спешит.

— Вот, — сказала Элинор, указав на коробку с бисерными ожерельями. — Это подойдет.

Скромновато, подумала миссис Лэмли, доставая синие бусы с золотыми крапинками, но мисс Элинор настолько спешила, что даже не дала завернуть их.

— Я и так опоздала, миссис Лэмли, — сказала она, приветливо помахав рукой, и убежала.

Миссис Лэмли она нравилась. Всегда такая доброжелательная. Очень жаль, что не вышла замуж, — все-таки неправильно позволять младшей сестре выходить замуж наперед старшей. Хотя — ей надо присматривать за полковником, а он стареет, заключила миссис Лэмли, возвращаясь в подсобную комнату к своей баранине.

— Мисс Элинор будет с минуты на минуту, — сказал полковник, когда Кросби внесла блюда. — Не снимайте крышки. — Он стоял спиной к камину и ждал дочь. Да, подумал он, почему бы нет? — Почему бы нет? — повторил он вслух, глядя на блюдо под крышкой. На сцене опять появилась Майра. Очередной дружок оказался скотиной — полковник это предвидел. А что он может предоставить Майре? Что он вообще должен предпринять по этому поводу? Вдруг он понял, что желает обо всем рассказать Элинор. Почему бы нет, в конце концов? Она уже не дитя, подумал полковник, а ему совсем не по душе это… эта необходимость скрытничать. Однако мысль о том, как он откроется дочери, вызывала у него смущение. — Вот и она, — громко сказал он Кросби, молча стоявшей в ожидании рядом с ним.

Ни за что! — решил он про себя с внезапным убеждением, когда Элинор вошла. Не могу. Увидев ее, он отчего-то осознал, что не может открыться ей. В конце концов, подумал он, отмечая, как она румяна, как беззаботно выглядит, — у нее своя жизнь. Его пронизала ревность. Ей надо думать о своих сердечных делах, подумал он, когда она села за стол.

Элинор толкнула ожерелье, и оно переехало через стол к полковнику.

— Так, что это? — спросил он, посмотрев на вещицу отсутствующим взором.

— Подарок для Мэгги, папа. Лучше я не нашла. Боюсь, слишком дешевый.

— Замечательно, — сказал он, разглядывая ожерелье все так же безучастно. — Как раз то, что ей понравится. — Он отодвинул подарок в сторону и стал резать курицу.

Элинор была очень голодна и до сих пор еще не отдышалась. Она чувствовала, что немного «закрутилась», как она сама называла это состояние. Вокруг чего вообще что-то может крутиться? — задалась она вопросом, наливая себе хлебного соуса. Вокруг какого-то стержня? Сегодня утром сцены так быстро сменяли одна другую, и на каждую надо было по-особому настроиться — одно выставить вперед, другое запрятать вглубь. А сейчас она ничего не чувствует, она просто голодна, просто ест курицу, и все. Но постепенно ее стало охватывать ощущение близкого присутствия отца. Ей нравилась его солидность, методичность, с которой он пережевывал курятину, сидя напротив дочери. Чем он был занят сегодня, интересно? Продавал акции одной компании и покупал — другой? Полковник вышел из оцепенения.

— Ну, как в Комитете? — спросил он.

Элинор рассказала, преувеличив свою победу над Джаддом.

— Правильно. Не пасуй перед ними, Нелл. Не давай сесть себе на шею. — Полковник по-своему гордился дочерью, а ей нравилось быть предметом его гордости. Однако она не упомянула Даффуса и квартал Ригби-Коттеджез. Отец не питал сочувствия к людям, которые не умеют обращаться с деньгами, а Элинор не получала ни пенни прибыли — все уходило на ремонт. Она перевела разговор на Морриса и его дело, которое будет слушаться в Доме правосудия. Она опять посмотрела на часы. Невестка Силия будет ждать ее у Дома правосудия точно в полтретьего.

— Я должна спешить, — сказала Элинор.

— Брось, эти законники всегда тянут резину, — возразил полковник. — Кто судья?

— Сандерс Карри.

— Тогда это продлится до второго пришествия, — сказал полковник. — А в каком зале будет суд?

Элинор не знала.

— Кросби, подойдите… — позвал полковник.

Кросби было велено принести «Таймс». Пока Элинор глотала фруктовый пирог, полковник переворачивал неуклюжими пальцами большие газетные листы. К тому моменту, когда она разливала кофе, он уже выяснил, в каком зале будет слушаться дело.

— А ты — в Сити, папа? — спросила Элинор, ставя чашку на блюдце.

— Да, у меня встреча, — сказал он. Он любил бывать в Сити, независимо от того, были у него там дела или нет.

— Странно, что судьей будет Сандерс Карри, — сказала Элинор, вставая. — Что он любит, мореный дуб? — Карри коллекционировал сундуки.

— Скорее всего, у него там одни подделки, — предположил отец. — Не спеши, — попросил он. — Возьми извозчика, Нелл. Если тебе нужна мелочь… — Он стал шарить обрубками пальцев в кармане. Глядя на него, Элинор вспомнила свое детское ощущение, что его карманы — это бездонные серебряные копи, откуда можно добыть сколько угодно монет в полкроны.

— Что ж, — сказала Элинор, взяв деньги. — Увидимся за чаем.

— Нет, — напомнил он. — Я иду к Дигби.

Он взял ожерелье своей большой волосатой рукой. Элинор все-таки казалось, что оно смотрится слишком дешево.

— А как насчет коробочки? — спросил полковник.

— Кросби, найдите коробочку для ожерелья, — распорядилась Элинор.

Кросби, вдруг напустив на себя деловитость, поспешила в подвал.

— Тогда за ужином, — сказала Элинор. Это значит, подумала она с облегчением, что мне не надо возвращаться к чаепитию.

— Да, за ужином, — согласился полковник. Он поднес к сигаре горящий бумажный жгут и затянулся. Сигара испустила облачко дыма. Элинор нравился запах сигар. Она задержалась на мгновение, чтобы вдохнуть его.

— Передай привет тете Эжени, — сказала она. Полковник кивнул, попыхивая сигарой.

Взять одноколку было очень приятно — это позволяло сэкономить пятнадцать минут. Элинор устроилась в углу и с удовлетворением вздохнула, когда створки щелкнули над ее коленями. Минуту ее сознание было совершенно ничем не занято. Она наслаждалась покоем, тишиной, возможностью не делать никаких усилий, а просто сидеть в углу экипажа. Покуда он трясся по улицам, она чувствовала себя сторонней наблюдательницей. Теперь до самого Дома правосудия она будет просто сидеть и ничего не делать. Путь впереди далекий, а конь ей попался неторопливый — рыжий и мохнатый. Он продвигался мерной рысцой по Бэйзуотер-Роуд. Уличное движение почти отсутствовало: люди еще обедали. Даль окуталась мягкой серой дымкой, звенели колокольчики, мимо проплывали дома. Элинор перестала замечать, что за дома они проезжали. Она чуть прикрыла глаза и тут же невольно увидела собственную руку, берущую письмо со стола в передней. Когда это было? Сегодня утром. Что она с ним сделала? Положила в сумку? Да. Вот оно, нераспечатанное. Письмо от Мартина из Индии. Она прочтет его по дороге. Письмо было написано на очень тонкой бумаге мелким Мартиновым почерком. Оно оказалось длиннее, чем обычно, и рассказывало о приключении вместе с каким-то Рентоном. Кто такой этот Рентон? Элинор не могла вспомнить. «Мы вышли на рассвете», — прочла она.

Она выглянула из окошка. Их задержало оживленное движение у Марбл-Арч. Из парка выезжали кареты. Конь попытался встать на дыбы, но кучер ловко унял его.

Элинор продолжила чтение: «Я очутился один посреди джунглей…»

Что ты там забыл? — подумала она.