— Тебе лучше лечь в кровать, — посоветовал он.
— Что?
Когда он на какой-то момент отвернулся, чары исчезли.
— Очень не хочется, чтобы сестра сделала мне выговор за то, что я утомил тебя.
— Со мной все в порядке, — соврала она.
— Ты неважно выглядишь. Голова болит?
Она не ответила, только отвела глаза.
— Я хотела бы, чтобы ты рассказал мне о Нью-Йорке, — отважилась попросить она.
— Расскажу в другое время.
Она подняла глаза.
— Значит, я увижу тебя снова?
Он пожевал губами, словно о чем-то раздумывая. Во всяком случае, так ей показалось.
— Ну, конечно, я снова навещу тебя, — заверил он.
Грэм оказался человеком слова. В этом Эрни убедилась через несколько дней. Поскольку она даже не надеялась выяснить подробности, касавшиеся их брака и причин его разрушения, Эрни не затрагивала эту тему в течение нескольких дней.
Когда Грэм сказал, что не намерен ворошить прошлое, он, скорее всего, имел в виду, что она просто не поймет, о чем он будет говорить. Он непременно появится у нее в палате, но она постарается воздержаться от упреков и вообще не говорить о его скрытности и умолчаниях.
Обычно он приходил в полдень. За несколько минут до его появления она уже нетерпеливо поглядывала на часы и прислушивалась, не звучат ли его шаги по коридору. Иногда случалось, что он приходил раньше и покидал ее, проведя в палате всего лишь несколько минут. Однажды, находясь у нее в течение двадцати минут, он стал чаще, чем всегда, смотреть на часы. Она даже не обиделась, хотя на языке так и вертелись укоризненные слова.
— А подольше ты не можешь задержаться? — только и спросила она.
— Дела, — коротко бросил он.
— Но обычно ты проводишь здесь довольно много времени, — возразила она, не сумев скрыть своего разочарования. Неожиданно для нее он согласился продлить свой визит.
— В те дни, когда я бываю в Лондоне, у меня очень напряженная программа, — пояснил он.
— Посещение больницы тоже входит в эту программу? — с иронией спросила она. — Тут у тебя тоже дело?
Он долго смотрел на нее. Взгляд был холодным.
— Ты считаешь, что для этого должна быть иная причина?
Почувствовав себя неловко, Эрни отвернулась.
— Нет, нет. Разумеется, нет, — пробормотала она. Невольно она продолжала думать о том, при каких обстоятельствах они встретились в первый раз, что потом развело их? Ирония судьбы? Или что-то большее — разные мироощущения? Она изменила положение в кресле-каталке и очень неудобно повернулась, поморщившись от боли. Да, да. Что же говорил он ей о любви?.. — Мне кажется, у нас просто нет времени, чтобы как следует поговорить, — продолжила она, отрываясь от своих мыслей.
— Разве мы не говорим сейчас? — Он на минуту отвернулся к окну и вновь посмотрел на нее. На лице было удивление.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! — возразила она.
— Может быть, тебе кажется, что я отнимаю у тебя время? Тогда мне, наверное, лучше вовсе не приходить сюда?
— Что ты, что ты, — залепетала она, глядя на него. Внезапно в голове застучали тревожные молоточки. Это он серьезно? — Ты же знаешь, что я… я рада твоим посещениям…
— Рада потому, что тебя больше никто не навещает. — Лицо у него было бесстрастным.
— Нет, нет! Это не имеет никакого значения!
— Думаю, что если бы я не появлялся здесь, то к тебе приходили бы твои корнуоллские друзья, — продолжил он свою мысль.
— Грэм, ты не уедешь, да? Я имею в виду твое возвращение в Нью-Йорк, — неожиданно для себя сказала Эрни. При этой мысли у нее неприятно засосало под ложечкой.
Он прищурил глаза.
— Когда-нибудь я должен поехать туда.
— Но ты вернешься? — воскликнула она. — Иначе откуда я узнаю, где ты и как связаться с тобой? — По каким-то неясным причинам ее вдруг охватила паника. — Ведь до сих пор я ничего о тебе не знаю!
— Тебе и не надо связываться со мной, — сказал он. — Между прочим, почему ты сочла нужным говорить обо мне с доктором Филдсом?
Бровь у него вопросительно приподнялась, а Эрни громко вздохнула.
— Он лишь сказал мне, что знает номер твоего телефона в Нью-Йорке, — ответила она потерянно.
Он вновь повернулся к окну.
— Это мой служебный номер.
Она посмотрела на него.
— Служебный номер? Это значит, что все звонки к тебе проходят через секретаря?
— Она всегда знает, где я нахожусь, — сказал он, когда глаза их встретились. Он усмехнулся.
Эрни откинулась на спинку кресла, смутившись от его взгляда.
— Однако в Нью-Йорке у тебя дом, не так ли? — решила она продолжить и улыбнулась. — И у тебя там есть телефон, так?
— Не дом, а квартира, — поправил он. — А звонят мне через коммутатор.
Он посмотрел ей в глаза и поразился их бездонной глубине. Она же почувствовала, что кровь в ее жилах побежала быстрее.
— И не могла бы я?.. Я знаю этот номер? — осторожно спросила она.
— Ты должна его знать. — Он не спускал с нее глаз. — Ты же жила там со мной.
— За эти три минувшие года… Я должна была знать, как позвонить тебе, если бы у меня появилось такое желание, да?
Умиление, озарившее на миг его лицо, исчезло.
— Ты этого не хотела.
— Не уверена в этом…
— Ты ушла от меня, Эрни! — Он внезапно разозлился. — Ты ушла и все передернула, и после всего ты поступила…
Он мгновенно замолк. Его ладонь прикоснулась к ее щеке, а потемневшие глаза пристально смотрели на нее. Она конвульсивно глотнула. Лицо его было совсем рядом, на расстоянии какого-то дюйма.
Он убрал ладонь. Но как только он попытался выпрямиться и отойти от нее, она схватила его за руку.
— Грэм… — начала она. — Грэм, знай, что я очень, очень признательна за то… за то, что ты делаешь для меня. Неужели ты не понимаешь?
— Я… делаю? — Он вдруг поскучнел.
— Грэм…
— Я должен кое с кем встретиться, — резко оборвал он ее, но в то же время не отвел от нее глаз.
Вдруг он стремительно наклонился и совершенно неожиданно приник к ее губам. Поцелуй получился долгий и горячий. Она почувствовала, что губы у него были плотными и теплыми. От их прикосновения у нее перехватило дыхание.
— Я должен идти, — отрываясь от нее, сказал он. — Не волнуйся, Эрни, я вернусь. — Голос у него был ниже, чем обычно, с большей хрипотцой. — Я не собираюсь исчезать из твоей жизни!
Она следила, как он прошагал по палате, открыл дверь и скрылся за нею. Она была ошеломлена его поступком. Сначала ей показалось, что его слова благотворно подействовали на нее. На самом же деле этого не произошло.
Да, он привел ее в замешательство еще раз, и она поняла, что если хочет узнать что-либо о Грэме Фриндли, об их отношениях, то для этого есть только одно-единственное средство — самой все вспомнить. А что, если память так и не восстановится?
Этот страх стал почти постоянно преследовать ее, но когда она поделилась своими опасениями с доктором Филдсом, он ответил лишь отрицательным покачиванием головы.
— Физически вы находитесь на пути к полному выздоровлению. И нет никаких оснований беспокоиться о том, что память не вернется.
— А если так случится? — настаивала она.
— Все дело во времени, милочка. Придет день, когда вы все вспомните. Жизнь обязательно войдет для вас в нормальную колею.
— Но я не собираюсь возвращаться к моей прежней жизни! — воскликнула она горячо. — Во всяком случае сейчас я этого не хочу.
— Это тоже хорошо, — сказал он со своей спокойной улыбкой, приводившей Эрни в ярость. — Я надеюсь, что вы очень хорошо сможете отдохнуть во Франции, и хочу, чтобы вы с оптимизмом смотрели в будущее. — Когда Эрни скорчилась, как от удара, сжав на коленях ладони, он мягко продолжил: — Вы живете одна, моя дорогая, а вам на какое-то время нужен постоянный уход…
— Доктор, вы как автомат говорите мне, что состояние мое улучшается, а я!.. — нетерпеливо прервала она Филдса.
— Не так-то просто вернуться к полнокровной жизни, — пробормотал он недовольно. Когда же она открыла рот, чтобы вновь выразить протест, он поднял руку, жестом призывая ее замолчать.