Ветерок из приоткрытого окна легонько колыхал шторы. Ночью она вставала, чтобы раздвинуть их и насладиться свежим дыханием ночи. Тогда она постояла несколько минут у окна, любуясь лунным светом, серебрившим спящие поля. С постели доносилось глубокое и мерное дыхание. Потом, когда она легла, Грэм оказался у нее за спиной. Его губы касались ее затылка.

Во сне он шептал ее имя. Она повернулась лицом к нему и прижалась губами к его шее, чувствуя, как его руки обхватили ее, словно он боялся, что она исчезнет. В то время, когда он целовал и ласкал ее, она молилась, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Ей не хотелось ни о чем думать, а только чувствовать. Она страшилась, что, когда наступит день, вернутся и боль, и слезы, и горькие упреки…

Черный дрозд, севший на ветку, просвистел свою незамысловатую песенку. До ее уха донеслось и шипящее дыхание моря. Грэм все еще спал, руки его покоились у нее на талии. Она повернулась на подушке, чтобы посмотреть на него. Глубокие морщины разгладились, твердый чувственный рот был чуть-чуть приоткрыт. Она ощутила легкий укол в сердце. Это было так естественно… ведь быть вместе с ним вот так…

Эрни медленно, осторожно выскользнула из его рук. В ванной она вымылась, оделась и принялась расчесывать свои длинные волосы. Почему-то ей стало грустно, одиноко, и от этого защемило сердце. Но теперь эта боль не имела примеси горечи, как это было прежде. Теперь боль была совсем другой, — такой она не ощущала прежде, когда существовала в ином мире…

С уходом недавней амнезии пришло и окончательное пробуждение. Сейчас она поняла, что отчаянно пыталась выкинуть из головы эти последние три года. А ведь она продолжала любить его.

Она взглянула на себя в зеркало, на свои глаза с темными тенями на бледном лице. Она продолжает любить его, несмотря ни на что. Она подумала о том, что эта любовь чуть было не была похоронена за два последних драматических дня. Нет, эта любовь, оказывается, давала о себе знать даже на протяжении всех трех лет. Она, наконец, должна признаться себе, что последний уик-энд…

Эрни вздохнула, глянув еще раз на свое отражение, и прошла на цыпочках к лестнице. Она спустилась на кухню, поставила чайник, включила кофеварку для Грэма. Потом открыла кухонную дверь и вышла наружу. Она стояла, наслаждаясь солнцем и прихлебывая чай.

Вдалеке рыболовецкий тральщик вспарывал носом сине-зеленую гладь моря. Постукивал двигатель. Над судном с криками носились чайки. Эта картина глубоко отозвалась в сердце. Здесь было место ее спасения, ее убежище от мирских бед. Теперь оно потеряло это значение. По какой-то странной причине она позволила Грэму вновь вернуться в ее жизнь, он все же пробил брешь в ее обороне…

Она повернулась и пошла в студию, чтобы сбросить покрывало с портрета и разглядеть его поосновательней.

Без сомнения, на портрете был изображен не Норман. Несколько недель тому назад она так же стояла перед ним, затрудняясь определить, были ли овал лица и некоторые другие детали точно такими же, как на фотографии Нормана. Сейчас, при свежем взгляде на эти черты, ей сразу бросилось в глаза, что форма лица была совсем другой, нос значительно прямее, а выражение глаз ничем не напоминало Нормана. По всей видимости, амнезия явилась причиной тому, что в прошлый раз она видела вещи иными, и они не могли напомнить ей, кто же был изображен здесь на самом деле.

Звук, раздавшийся за ее спиной, заставил ее обернуться. Там стоял Грэм. На нем был черный шелковый халат, который она купила ему на давно минувшее Рождество. Халат был распахнут, обнажая поросшую волосами грудь. Руки были засунуты в карманы.

Она пристально смотрела на него, стараясь охватить сразу все: и его голые ноги, и грудь, и волосы, взъерошенные со сна, а затем вновь вернулась к лицу.

Внутри у нее все сжалось, когда она посмотрела в его серые глаза. Она поспешила отвернуться к окну, сжав в руках пустую чайную чашку.

— Там готов кофе, если… если ты хочешь…

Она вела себя как школьница, пришедшая на первое свидание. Задержав дыхание и прикусив губу, она слышала, как он приближается к ней.

— Выпью позже.

Голос у него был хрипловатым и ласковым. Ее сердце забилось чаще. Ее одолевало сомнение, она раздумывала: оборачиваться ли к нему и стоит ли отбросить прочь все, что было между ними раньше…

— В какое время ты уезжаешь?

Она каким-то шестым чувством определила, что он, стоя сзади нее, на секунду оцепенел. Неожиданно он резко повернул ее к себе, взяв за плечи. Глаза, как буравчики, впились в нее.

— С какой стати я должен уезжать?

— Мм… — Она смелее посмотрела ему в глаза. — Но тебе же надо возвращаться в Лондон?

Он сжал кулаки.

— Эрни, давай говорить без обиняков. Я не собираюсь уезжать. А когда… — он вздохнул, — а когда придет время, я надеюсь, что ты поедешь со мной…

— А ты не забыл кое-что? — усмехнулась она. — Напомню: я без посторонней помощи могу прекрасно позаботиться о себе.

— Это я знаю, — сказал он. — А ты не подумала о том, почему я здесь? Так вот, я здесь для того, чтобы выяснить все до конца. Мне показалось, что вчера ночью нам удалось возродить призраки прошлого.

— О Боже! Если бы это было возможно! Как наивно думать, что одна ночь близости может что-то решить.

— Ты говоришь о близости?

— А о чем же еще? — Она старалась говорить как можно спокойней и взвешенней. — В силу твоей непомерно раздутой самоуверенности ты считал, что стоит тебе только поманить — и я сразу же, как собачонка, побегу за тобой…

— Самоуверенности? Боже, что же ты хочешь, чтобы я делал? Встал на колени? Распластался бы перед тобой? — Он резко отвернулся, взъерошив волосы. — Ты же сама бросила меня, и, если бы во мне говорила самоуверенность или уязвленная гордость, я бы не был сейчас здесь. Только набитый дурак побежит за женщиной, которая таким образом пнула его в зад. А ты поступила именно так — бросила меня.

— Я бросила тебя?! — Она горько рассмеялась и со вздохом поставила чашку на крышку сундука так, что подскочили тюбики с красками. — А что ты ждал от меня? Чтобы я бросилась тебе на шею с мольбой?

Он вновь повернулся к ней, болезненно сморщившись.

— Почему ты считала, что я так просто тебя отпущу? После всего, что произошло, ты даже не вышла замуж за этого подонка! — Он злобно выругался, еще глубже засунув руки в карманы. Она отступила к стене, прикрыв ладонями горящие щеки. Из-за боли в сердце ей было трудно говорить.

— Почему ты никак не можешь поверить тому, что я больше никогда не видела Дейва? Почему ты все время упрекаешь меня, когда сам все время?..

Она вдруг отняла ладони и уставилась на него.

— Да все потому, что ты уехала с ним из этой чертовой больницы! Он же приехал туда, чтобы забрать тебя с собой…

— Ничего подобного! Откуда ты это взял? — выкрикнула она. — Он уехал сам по себе, а я поехала домой…

Он энергично пожал плечами.

— Побойся Бога, Эрни. Мой же детектив следил за тобой! У него были четкие инструкции сообщать мне, где ты и что с тобой, каждую минуту. Он же видел, как Крамер входил в больницу. Детектив сразу же позвонил мне. Его звонок застал меня на конференции. — Грэм издал странный сдавленный смешок, когда увидел, что она намеревается покинуть студию. — Всем присутствующим показалось, что со мной что-то не в порядке, потому что я выскочил оттуда, как сумасшедший. Я помчался в больницу, как обезумевший от любви дурак, но обнаружил, что ты уже уехала. Я помчался домой. И там тебя не было. Потом в студию Крамера. Двери были закрыты. Мне пришла в голову мысль, что ты укатила в Англию. Я понесся в аэропорт и первым же рейсом вылетел в Лондон. Боже, я просто не знал, что делать дальше… — Он закрыл глаза и захрустел суставами пальцев. Даже при солнечном свете лицо у него было белым как бумага.

— Но она должна была сказать тебе, что видела меня… — Голос Эрни перешел на шепот.

На какой-то момент он застыл, потом открыл глаза и обернулся к ней.

— Кто «она»?