Улицы после тишины, окружавшей коттедж, показались ей слишком шумными. Она напряглась. К тому времени, когда подъехали к аэропорту, желудок Эрни сжимался от спазм. Идя по переполненному людьми помещению, она была вынуждена опереться на руку Грэма. В самолете она почти упала в свое кресло, не в состоянии самостоятельно застегнуть ремень безопасности. За нее это сделал Грэм. Она жалко улыбнулась ему.

— Расслабься, — коротко сказал он, усевшись рядом с ней. — Постарайся уснуть.

— Не угодно ли освежиться? — спросила стюардесса, даря Грэму ослепительную улыбку.

Но Грэм, взглянув на пальцы Эрни, впившиеся в подлокотники, отрицательно покачал головой. Стюардесса с сожалением отошла.

Эрни забилась в уголок и закрыла глаза. Однако сон никак не шел. Ее слишком тревожил человек, сидевший рядом. Она запомнила взгляд стюардессы, брошенный на него. Смутное воспоминание о таком же взгляде вызвало у нее легкий шок. Она удивилась, что его личная жизнь опять каким-то образом пересеклась с ее, хотя он и не был больше ее мужем.

Глупо было считать, что в его жизни с тех пор не было женщин. Он был привлекательным, если не сказать красивым. Ее удивило, почему такая мысль вызвала в ней смешанные чувства. Она открыла глаза и посмотрела на него. Но он был занят какими-то бумагами, которые достал из портфеля. Она повернулась в другую сторону, к иллюминатору.

Эрни отчетливо понимала, что ничего не значит для него, он просто питает к ней некие платонические чувства, испытывает своеобразную ответственность за нее. Вот и все. Сейчас он это очень ясно подчеркивает, демонстрируя, что возня с ней отняла у него много нужного для работы времени. Ей следует быть довольной, что он просто не помахал ей в аэропорту на прощанье. Впрочем, после фиаско, которое она потерпела в минувший уик-энд, он не доверял ей ни на йоту. Вероятно, он не намеревался спускать с нее глаз до тех пор, пока не убедится, что она надежно устроена на вилле. С тяжелым вздохом она откинула голову на спинку сиденья и снова закрыла глаза.

Полет прошел гладко, без сучка без задоринки. Время до прибытия в Ниццу промелькнуло незаметно. Их встретил темноволосый, крепкого сложения молчаливый француз. Он расправился с их багажом, как с пушинкой, погрузив его в красный «вольво-фургон».

— Это Рене, — сказал Грэм, когда они выехали из аэропорта. — Он выполняет разные поручения, следит за садом. Луиза, экономка, — его жена. Если у тебя появится желание поехать куда-нибудь, то обратись к Рене, он с удовольствием поможет.

— Разве я не умею водить? — спросила Эрни, с опаской взглянув на широченную спину Рене.

— А ты уверена, что в состоянии сейчас управлять машиной?

На мгновение она задумалась.

— Нет, вероятно, не смогу, — удрученно согласилась она.

— Ну вот, тогда Рене и поможет тебе, — сказал Грэм. — Он хорошо знает местность, а тебе она пока еще незнакома.

Она засомневалась, хватит ли у нее смелости попросить Рене что-нибудь сделать для нее. Своим видом он скорее похож на вышибалу, чем, скажем, на шофера или садовника. Во что же превратится пребывание на вилле? — с тревогой подумала она. Казалось, Грэм предусмотрел для нее все соответствующие ограничения. Не превратится ли ее жизнь здесь в продолжение больничного существования?

Но эти опасения сразу же были опровергнуты появлением жены Рене. Экономка тоже была темноволосой, коротенькой и круглой. Ее искреннее радушие так и дышало теплотой. Она уже приготовила для них еду. Обед был на редкость вкусным. Луиза с гордостью посматривала на своих подопечных, восторгаясь их аппетитом.

Затем Грэм повел Эрни в ее комнату. Как только он открыл дверь, она остановилась, потрясенная роскошным убранством. Поскольку уже было довольно темно, она не смогла как следует осмотреть виллу. Она разглядела только столовую, где они обедали. Правда, Грэм почему-то назвал эту небольшую, но уютную комнату помещением для завтраков, но эта комната…

— Тебе нравится? — спросил Грэм, стоя у нее за спиной.

Она вошла и сразу почувствовала, как ноги утонули в мягком ковре. Оранжево-лимонный свет красивых ламп освещал экзотические, с необыкновенным ароматом букеты цветов, стоявшие в вазах на элегантном трельяже. Ее собственное лицо отражалось многократно в зеркальных дверцах шкафов, выстроившихся по стене. Зеркала создавали впечатление большего пространства и комфорта.

— Ванная комната находится вот здесь, — сказал Грэм, указывая на дверь в другом конце комнаты. — Если захочешь подышать свежим воздухом… — он прошел вглубь и открыл створки, — тут есть небольшой балкончик.

Через полукруглое окно Эрни видела звездное небо. К своему удивлению, она уловила шуршание морских волн, набегающих на пляжную гальку. Оно раздавалось совсем близко.

— О Грэм! Здесь прекрасно! — воскликнула она.

— Это все твое. — Он наблюдал за ее лицом, прищурив глаза. Понять, что они выражают, было невозможно. Вдруг он оказался очень близко. Опасаясь, что позволит себе какую-нибудь несдержанность, она отошла от него к кровати и села, пробуя ее мягкость и поглаживая шелковистое покрывало.

— Настоящий шелк! — воскликнула она, стараясь улыбнуться. — Теперь я понимаю, почему ты так презрительно отнесся к Трезилу!

— Может быть, ты теперь поймешь и то, почему я побеспокоился о твоем благополучии, — заметил он суховато. — Наконец, здесь ты будешь находиться под опекой Рене и Луизы. Если тебя беспокоит, во что одеться…

Он распахнул зеркальные дверцы, чтобы продемонстрировать необъемный гардероб, полный самых разнообразных нарядов.

— Большинство твоих вещей пока еще находится в нью-йоркской квартире в том виде, в каком ты их оставила, — продолжил он. — Часть из них переправили сюда.

Эрни медленно поднялась.

— Это мои платья? — Она вгляделась в цветистую гамму. Здесь были платья удивительных фасонов, вечерние туалеты, костюмы, обувь и другие вещи. Все было развешано и разложено в образцовом порядке. Она с трудом верила, что все это когда-то принадлежало ей. Недаром он так брезгливо рассматривал ее свитер и заношенные джинсы.

— Если тебе потребуется еще что-нибудь, то у меня открыты счета в двух или трех лучших магазинах, — заявил Грэм. — Рене знает, в каких.

— Грэм… — Она чуть не задохнулась. — Не знаю, что и сказать… — Она повернулась к нему спиной, затем вновь обернулась, подошла к нему, взяла за локти и посмотрела на него. Глаза у нее были широко раскрыты и сияли при свете ламп. — Ты так великодушен. Даже больше того. Не знаю, как отплатить тебе за это.

— Разве я не говорил, что преследую корыстные интересы? — пробормотал он вполголоса и с загадочной улыбкой освободился от ее рук. — Ты устала. Пора отдохнуть. Не забудь принять лекарство, — добавил он. — Надеюсь, ты не собираешься провести свой первый день здесь, на вилле, в кровати и с головной болью. — Он зашагал к двери. — Утром я должен успеть на самолет.

— Ты уезжаешь?! — воскликнула она.

— Дела. Я должен быть в Нью-Йорке.

— Но ты вернешься? — Эрни сжала руки на груди. Она стояла там же, где он ее оставил, — на середине комнаты. Подойдя к двери, он обернулся и посмотрел на нее.

— Конечно, Эрни. Я приеду. И не выбрасывай меня из головы слишком быстро.

Был прекрасный день. Эрни лежала на спине на плотике, наслаждаясь теплыми лучами солнца, обливающими ее тело. Потом она вытянулась, как кошка, и перевернулась на живот, гребя ладонями воду и наблюдая за струйками, которые пробегали между пальцами.

Она провела на вилле… Сколько же прошло дней? Семь, восемь или девять? Казалось, что время текло, как эта вода. Уже исчезла с лица больничная бледность, пропало болезненное выражение глаз. Ее тело выглядело теперь так, будто бы его смазали золотисто-коричневым медом. Все эти чудесные изменения произошли благодаря долгому пребыванию на солнце, купанию и целительному действию морского воздуха. Она чувствовала вес своих длинных волос. Исчезла их ломкость, они стали плотными и блестящими, а это говорило о здоровье. Казалось, что память понемногу восстанавливается. Ей очень помогали вещи в гардеробе, которые она рассматривала подолгу и с большим вниманием. В голове у нее стали прорисовываться какие-то моменты из прошлого, места, где она, видимо, бывала, и пока еще смутные лица людей. Возникали какие-то мимолетно проносившиеся эпизоды, о которых она до сих пор не помнила…