Мы с мамой взяли талон у регистраторши и уселись на твердые пластиковые стулья около стены.

Наискосок от нас со своим папой сидела девчонка лет семи — восьми. И каждые пять секунд оглушительно икала. Да так, что от каждого «ика» содрогалась всем телом

— И она так делает уже две недели… — Пожаловался ее отец, качая головой.

— Папа! — возмутилась девчонка. — Всего — то… ИК!!! Дней десять…

— А она кушала яйца? — спросила мама. — Слишком много яиц могут вызвать икоту.

Мужик на нее аж вытаращился.

— Это все яичные белки, — пояснила мама. — Они слишком скользкие, вот желудок их и не усваивает.

Отец девочки еще некоторое время смотрел на маму.

— Не думаю, что это все из — за яиц, — буркнул он наконец.

Девочка икнула и содрогнулась. Вода в аквариуме забурлила.

У меня было такое ощущение, что я сам плаваю вместе с рыбами. Рассекаю темно — голубую воду…

Но я не могу дышать под водой! Сказал я себе.

А девчонка икнула опять…

Этот звук меня уже доводил до ручки. Мне хотелось уйти домой. Я повернулся к маме, но она как раз углубилась в чтение одного из лежавших на столике журналов.

— Может уйдем? — взмолился я. — Со мной все в порядке.

Она покачала головой.

— Доктор Бейли просто хочет тебя посмотреть, — ответила она не отрываясь от журнала. Удар по голове — это серьезно. У тебя, знаешь ли, есть только одна голова.

Девчонка икнула…

— Постарайся задерживать дыхание, — посоветовал ей отец.

— Я его уже десять дней задерживаю! — огрызнулась она.

Пару сотен «иков» спустя, медсестра наконец провела нас в кабинет доктора Бейли. Войдя, я увидел, что и тут все сине — зеленое.

Доктор оказался жизнерадостным таким упитанным дядечкой с круглым лицом, сверкающей лысиной и галстуком — бабочкой под зеленым лабораторным халатом. Когда он говорил бабочка так и подскакивала вверх — вниз.

Он обошел стол, чтобы пожать мне руку. Потом оттянул мне веки и осмотрел глаза.

— Хммм… Вроде, все в порядке… — пробормотал он.

Он пробежался пальцем по шишке у меня на виске.

— Так тебе больно, Марко?

— Есть немножко, — признался я.

— Прекрасно заживает, — сказал он маме. — Просто прекрасно. Так что, Марко, тебя тревожит?

Я колебался. Можно ли рассказать ему про Кейта? А если расскажу — не решит ли он, что я совсем спятил? Еще отправит обратно в больницу, а то и еще куда похуже.

И можно ли сказать ему, что я ничего не помню о больнице?

Доктор Бейли смотрел на меня, ожидая, когда я начну.

Ладно, решил я, расскажу ему все. Он же доктор, в конце концов. Он разберется.

Итак, я рассказал ему все. И что я не помню, как был в больнице. И о мальчишке, который сказал, что живет у нас в подвале. Рассказал, как встретил его наяву. Как запер в комнате, а там потом оказался Тайлер.

Все — все рассказал. Это так здорово — выговориться.

Все это время доктор Бейли сидел за столом, не сводя с меня глаз. Бабочка подергивалась у него на горле. Но он ни слова не сказал, пока я не закончил.

Наконец он со вздохом перегнулся через стол.

— Звучит не так уж и плохо, — сказал он.

— О, слава богу! — воскликнула мама.

Доктор почесал лысину.

— Но знаете, что бы я хотел сделать, чтобы убедиться, что все в порядке?

— Что? — Спросили мы в один голос.

— Я бы хотел изъять твой мозг и проверить его под микроскопом, — сказал доктор.

— Чего? — Я чуть из кресла не выпал.

— Это безобиднейшая операция, — сказал доктор Бейли и одарил меня успокаивающей улыбкой.

— Но… но… — забормотал я.

— Как только я расколю череп, мозг выскользнет как по маслу, — заявил докор.

— Я… я не думаю, что это нужно, — запротестовал я.

Он пожал плечами. Галстук — бабочка дернулся вверх — вниз.

— Не могу же я как следует изучить мозг, не удалив его!

Мое сердце колотилось, руки заледенели. Я вгляделся в круглую физиономию доктора Бейли.

— Вы же шутите, правда? — возмутился я. — Это какой — то дурацкий прикол?

Мама ткнула меня в бок.

— Слушайся доктора, — сказала она. — Доктор плохого не посоветует. Раз он сказал, что мозги надо удалить, значит — надо.

Доктор еще сильнее перегнулся через стол. Его лицо нависло надо мной — я даже мог разглядеть бисеринки пота у него на лбу.

— Не так уж это и больно, — сказал он.

Я повернулся к маме.

— Ты же не позволишь ему это сделать?! — потребовал я.

Она потрепала меня по плечу.

— Доктору лучше знать. Доктор Бейли — очень хороший врач. Очень опытный.

Доктор кивнул.

— Я кучу мозгов поудалял, — сообщил он мне. — Хвастаться не хочу, но тем не менее…

— Можно мы с мамой вместе все обсудим? — спросил я, пытаясь потянуть время. Может, мы зайдем завтра? Я отлично себя чувствую. Да — да, правда. По правде говоря, я себя потрясающе чувствую!

Доктор опять почесал лысину.

— А это идея, — сказал он маме. — Почему бы вам не позвонить мне завтра? Тогда и назначим дату выноса мозга.

ЧТО?!

Выноса мозга?!

Я вскочил из кресла и пулей вылетел за дверь. Я даже не стал дожидаться маму. Даже не попрощался. Просто сбежал.

Мама последовала за мной в комнату ожидания.

— Марко, это было очень грубо, — укорила она меня.

— Мне дороги мои мозги! — со злостью ответил, я не сбавляя шаг. Проходя мимо икающей девочки, я сказал ей «пока».

— ИК! ИК! ИК! — ответила она. Думаю, ее проблемы усугубились!

— Докторам лучше знать, — сказала мама, едва поспевая за мной.

Я залез в машину и уселся, скрестив на груди руки.

— Все со мной в порядке, — процедил я сквозь зубы. — Мои мозги совершенно нормальные. Я никогда больше не увижу Кейта. Он исчез навсегда.

И конечно же, я ошибался.

— Мама сказала, чтобы я не переживал из — за возможной потери мозгов. Она сказала, что мы подождем несколько дней, а там уж решим, что делать.

От этого я испытал огромное облегчение.

Этим же вечером я долго возился с домашкой на компьютере. Мисс Мозли на сей раз дала нам творческое задание: надо было написать историю от имени кого — то другого.

Я решил описать самый обычный день с точки зрения Тайлера. Это ведь забавно — попробовать представить, что творится в голове у собаки.

У собаки «ай — кью» — примерно десятка. Это я узнал из одной научной передачи по телеку. Десять — не слишком — то высокий уровень. С десятичным «ай — кью» очень многое кажется совершенно непонятным. От того — то на Тайлеровой морде постоянно ошарашенное выражение.

Вот почему он может добрых десять минут обгавкивать пластиковый мусорный пакет.

Я склонился над клавиатурой и увлеченно печатал. Работа спорилась. Так — то я не в восторге от письменной работы, но это задание было и впрямь прикольное.

Когда зазвонил телефон я застонал, но продолжал печатать. Я ждал, что мама возьмет трубку, но она не брала.

Я встал и прошел к телефону на прикроватном столике. Шею сзади будто холодом сковало.

Неужели это он, Кейт?

Я вспомнил день, когда он позвонил впервые. День, когда меня ударили по голове.

Моя рука вцепилась в трубку, но я не поднял ее. Я был просто не в силах это сделать. Не хотел я больше с ним разговаривать. Мне хотелось, чтобы он исчез.

После шестого звонка я все же поднес трубку к уху:

— Алло?

— Здорово, Марко. Это я.

Новая волна холода пробежала по спине. А потом я узнал голос.

— Джереми?

— Ага. Привет. Что там с тобой?

— Джереми? — повторил я.

— Да. Ты там в порядке, Марко? Я просто беспокоюсь, как твои дела.

— О, я в порядке, — сказал я, опускаясь на край постели. — Чувствую себя нормально. Я тут над творческим заданием работаю.

— Ага, я тоже, — ответил Джереми. — А ты от чьего лица пишешь?

— Моей собаки.

— А я от лица моего кота! — засмеялся он.