— Давай так: как он взвалит мешок на плечи и пойдет — мы за ним. Выберем место и набросимся сзади, свалим и свяжем.
— Ладно, — нехотя согласился Костя. — Только куда мы его потом денем?
«Да-а, — подумал Павлик, — куда потом девать деда? Такого здорового далеко не утащишь. Может, лучше закрыть его, когда он вернется в избушку, а самим скорее в лагерь? Так он дверь выломает и уйдет. Да и как в лагерь попасть?»
Закусив губу, Киле со злостью смотрел на старика. «Хоть камнем в него запустить, что ли?» И тут взгляд Павлика остановился на ружье. Мальчик чуть не вскрикнул.
— Слушай, капитан, — в самое ухо товарищу зашептал он. — Как только Кащей отвернется, я выскочу и схвачу ружье. Тогда он у нас никуда не денется. Под ружьем-то он нас до самого лагеря довезет.
Отчаянный план Павлика понравился Косте.
— Здорово! — одобрил он. — Вот это будет приключение! Давай выскакивай!
Но старик стоял лицом к лодке, и Павлик выжидал. Ребята затаили дыхание и наблюдали, как дед уложил, наконец, вещи, а их оказалось немало, достал кисет и принялся свертывать самокрутку. Ногой Павлика заинтересовались муравьи и бегали по ней, как по родному муравейнику. Ну еще бегали бы просто — ладно, а то щекотали ногу своими усиками. Очень уж хотелось брыкнуть этой ногой или сбросить муравьев другой, но как тут пошевелишься. Косте тоже приходилось терпеть. Ему в бок уперся сучок, но Борисов боялся сдвинуться с места.
Наконец старик накурился, он смотрел уже не на лодку, а вдоль залива. Двое в черных трусах к этому времени преодолели половину дороги от конца залива до места, где стояла лодка, топтался дед-браконьер и томились за кустом пионеры. Они, эти двое, опять бежали и кричали: «Отдай!» и что-то похожее на «будем» или «забудем».
Пока те двое не подбежали, надо было действовать.
— Давай! — подтолкнул Костя друга. — Быстрее!
До этого Павлику казалось, что захватить ружье очень просто: вскочил, подбежал, схватил — и все! Минута сейчас наступила самая подходящая, но Киле медлил. Что ни говори, а страшно нападать на взрослого человека.
— Ну чего ждешь? Беги! — понукал Костя.
Павлик приподнялся и сейчас же снова припал к земле. Старик, ничего не подозревая, приподнял битком набитый мешок, встряхнул его и опустил на траву. Решившись, Киле бросился к лодке.
Услышав топот, дед обернулся и с недоумением уставился на мальчишку, схватившего его двустволку.
В первое мгновение Павлик не мог ничего сказать. Сердце его тревожно колотилось. Он сам удивился своей смелости и не знал, как называть старика: на «ты» или на «вы»? Вообще-то дед — браконьер, нарушитель государственных законов, и с ним честному рыбаку, такому, как Павлик из рода Киле, нечего церемониться. В то же время он — пожилой человек, а старших надо уважать. Потом ведь он приютил их в своей избушке, а мог бы не пустить, прогнал бы — и все. Значит, что-то доброе в душе у деда сохранилось и его еще можно перевоспитать…
Выручил Павлика Костя. Увидев, что настоящее двуствольное ружье, которое могло быть и заряженным, находится в руках у его друга, Борисов почувствовал необычайную смелость. Он выскочил Из-за боярышника и заорал:
— Руки вверх! Вы арестованы!
Грозный окрик Кости привел — растерявшегося старика в себя. Он спокойно уселся на мешок и сказал:
— А, пионеры! Проснулись, значит? А я как раз о вас вспоминал. Думал, закончу тут свои дела, да и пора везти парнишек. В лагере-то, поди, заждались.
Теперь растерялся Костя. Он поглядывал то на своего приятеля, не опускавшего ружье, то на улыбающегося деда и не знал, что дальше делать.
Наглость браконьера разозлила Павлика. Колебания его кончились, и он строго произнес:
— Разве честный человек будет уничтожать уток, когда они высиживают птенцов, а?
— Ишь ты, правильно говоришь, — добродушно сказал старик. — Да ведь я их не убивал. Какой я убивец? А ты отпусти ружье-то, отпусти. Ружье у меня хоть и не заряжено, а ты нанаец, значит, охотник, и должен знать, что даже незаряженное ружье иной раз выстрелить может.
— Ладно, потом разберемся, — продолжал наседать Павлик. — А вам, старому человеку, разве не известно, что рыбу глушить нельзя? Вы браконьер, вот вы кто!
— И мы вас арестовываем, — поддержал из-за спины Павлика Костя.
— Ладно, парнишки, — сказал дед, — мужики вы, я вижу, серьезные. Сейчас мы с вами настоящих браконьеров задержим. Это они в заливе рыбу глушили. Я еще на заре взрывы услышал и пошел посмотреть, кто здесь озорует. А может, они и перемет на уток поставили…
Пока ребята и дед выясняли отношения, двое в черных трусах уже подбегали к лодке. Шагах в десяти они остановились, потоптались на месте босыми ногами и, поглядывая то на мальчишку с ружьем, то на старика, заканючили:
— Дедушка, отдай нашу одежду, мы больше не будем…
Сейчас Костя и Павлик хорошо рассмотрели эту пару в черных трусах. Оказались они тоже мальчишками, только чуть постарше Кости.
— Никуда ваши портки и рубашки не денутся, — строго заметил дед. — А сначала мы с пионерами снимем с вас допрос по всем правилам. А ну, подходи по одному! А ты, парень, — обратился он к Павлику, — в случае чего — пали, не жалей патронов!
— Да мы не убежим, — заверил один из мальчишек и подступил поближе. — Я же, дед, свой… наш — Деревенский. Гошка я. Вы ж меня знаете. Я, когда поменьше был, на вашей калитке любил кататься, а вы меня гоняли. Помните?
— Может, и помню, — сказал дед. — Да ты все равно для порядку сообщи нам свою фамилию.
— Так Горшков я. Сосед ваш Гошка Горшков.
— Понятно, — хитро посмотрел на него старик. — А это кто ж с тобой, такой отчаянный?
— Так Илюха это, городской он, к бабке Марье Ивановне на каникулы приехал. Тетка она ему…
На отчаянного парня Илья в этот момент никак не походил. Он тер плечи и почесывал спину, покусанную мошкой, и тревожно посматривал на деда и его спутников.
Павлик опустил, наконец, приклад тяжелого ружья на землю и рассматривал Илюху и Гошку. Мальчишки как мальчишки, и надо же — закоренелые браконьеры! А Костя узнал Илюху. Жил он в соседнем дворе вместе с Петей Азбукиным, держал голубей, выпрашивал у всех знакомых книжки про шпионов и про охоту. Больше Костя о нем ничего не знал, потому что Илья учился в другой школе.
— Значит, Марьи Ивановны племяш? — продолжал допрос удобно восседавший на мешке дед. — Так что же вы, земляки, здесь поделывали?
— Браконьера выслеживали, — заявил Гошка Горшков и почесал живот. — Ты отдай нам, дед, хоть штаны да рубахи. Мошка донимает…
Дед будто не слышал, что Гошка говорит про штаны и рубахи, и продолжал допрос:
— Какого же это, любопытно мне, браконьера? — спросил он.
— Так водомерщика Игната. Он рядом с Марьей Ивановной живет. А Илья, как на каникулы приехал, сразу и заметил, что жена Игната уже третий раз диких уток щиплет, аж перья летят к Илюхиной тетке в огород. Сам-то Игнат на лодке без ружья ездит, вот мы и решили его выследить, чем, же он их промышляет.
— Игнат, говоришь? — старик задумался, посмотрел на Павлика и Костю, подмигнул им и спросил у Гошки Горшкова: — Так, так, а кто же в заливе рыбу глушил, тоже Игнат?.
— Мы, дед, рыбу не глушили. Мы гильзы в костре рвали.
— Какие еще гильзы?
— Что все я да я, — возмутился Гошка. — Илюхины гильзы, пусть он и расскажет.
— И то верно, — согласился дед. — Давай, Илья, подходи поближе и всю правду выкладывай.
— Они у тетки в кладовке хранились. Еще от дядьки остались, — заговорил до этого молчавший Илья. — Патроны эти лежали, пороху, там немного и пистоны есть.
— Зачем же вы их рвали? — допытывался старик.
Гошка и Илья переглянулись, помялись немного и Гошка сказал:
— Да мало ли зачем… Ночью кто-то по кочкам топал. Мы и решили два патрона рвануть. А потом так просто… Интересно же…
