Вожатая шестого отряда Аня, как наседка, ходила вокруг корпуса, где после обеда спали ее питомцы. Она боялась, что шестой отряд, услышав шум, проснется и захочет идти разыскивать пропавших путешественников. А ведь малышей не отговоришь. Не поведешь же их второй раз на медицинский осмотр.

Когда наконец вернулся Семен Петрович, Аня побежала к начальнику лагеря, чтобы предупредить его, что она отложила своему отряду подъем. Пусть лучше спят, а то опять взбунтуются.

Вскоре на Утиной протоке затарахтел мотор, и возле лагеря остановилась лодка, которой управлял дедушка Антип. Моторную лодку деда Антипа колхозные ребята дразнили: «Трах-трах-трах! Пшик-пшик!» Мотор на лодке стоял такой старый, что даже самый лучший ученый ни за что бы не узнал, в каком году он выпущен.

Наверное, это был прадедушка всех моторов.

Характером он обладал скверным (мотор, конечно, а не дед), он никак не хотел заводиться. Когда дед крутил ручку, мотор делал вид, что подчиняется, и тарахтел, но как только дед разгибался, мотор громко чихал на все и останавливался.

Однако дед Антип считался упрямым дедом и говорил:

— Ничего, повоюем до победного конца! — и снова крутил ручку.

Помучив как следует деда, мотор в конце концов заводился, и тогда его невозможно было остановить. Однако дед в таких случаях с ним не церемонился: он направлял лодку на берег, нос лодки выскакивал на сушу, а дед выпускал бензин. Перехитрив таким образом мотор, дед шел домой нести службу колхозного сторожа.

Семен Петрович слышал кое-что о моторе деда Антипа, но все колхозные лодки ушли на рыбалку, выбирать было не из чего, время не ждало, и он уговорил деда ехать разыскивать ребят.

Через несколько минут в лодке сидели Семен Петрович, врач Май Петрович и Никита. Никиту взяли для того, чтобы он дорогой подавал сигналы.

Так как дед на этот раз мотор не останавливал, лодка лихо развернулась и скоро тарахтела где-то за тальниками.

День клонился к вечеру, и в кустарниках на берегах Утиной протоки свистели, щелкали и заливались на все голоса птицы. Когда моторка проезжала мимо, они на минуту смолкали, а потом разом продолжали свой концерт.

Вскоре лодка вылетела на быстрое течение Морошки. Упругая волна накатилась на косу и оставила после себя темный след.

Хотя Ваня Конденсатор и говорил, что видел, как плот поворачивал за кривун, Семен Петрович решил сначала осмотреть остров. Наконец-то Никите дали возможность показать, на что он способен. Пока лодка объезжала вокруг островка, Никитка трубил во всю мочь. Потом дед Антип выбрал пологий берег и направил на него нос своего суденышка. Мотор, как вы знаете, добровольно не останавливался и тарахтел, пока взрослые, оставив Никиту в лодке, обшаривали кусты.

На острове ни Кости, ни Павлика не оказалось, и лодка помчалась дальше. Никита время от времени поднимал горн и подавал сигналы. Семен Петрович и Май Петрович смотрели один на левый, другой на правый берег. Мотор исправно стучал, и дед, довольный, посматривал на своих пассажиров.

Миновали кривун с сухим деревом, проехали бурную речушку, впадавшую в Морошку, Май Петрович в третий раз осмотрел сумку с йодом, бинтами, градусником, касторкой, ватой, рыбьим жиром и другими вещами, необходимыми для оказания первой помощи, а плота и мальчишек нигде не было.

— Чего там, — успокаивал дед Антип, — дальше Краснокуровки не уплывут. Большое село, там их заметят.

— Как бы не свалились с плота, — беспокоился Май Петрович и вопросительно смотрел на деда Антипа.

— Не должны бы, — рассуждал дед, однако спрашивал: — А плавать они умеют?

— Умеют, — вставлял свое слово в разговор старших Никитка. — А плыть на плоту — это Костя придумал, я его знаю…

В Краснокуровку приехали под вечер. Антип, как всегда, выбрал берег пониже и крикнул: «Держись!», но мотор, к его удивлению, остановился, и лодка мягко ткнулась в песок.

Посторонний человек по наивности решил бы, что здесь все в полном порядке: лодка причаливает к берегу, и мотор выключили. Но так мог подумать только человек, не знавший норова дедушкиного мотора. Сам дед этим происшествием был серьезно озадачен. Он покрутил заводную ручку, повернул краник, снял какую-то крышку и обнаружил, что кончился бензин.

— Шабаш, — произнес дед Антип. — Плавание окончено.

Краснокуровка взбегала своими улочками и огородами на пологую сопку. Где-то наверху проходила главная улица со школой, сельским Советом и магазином. «Сельпо». Туда и направились оба Петровича, чтобы разузнать, не слыхали ли здесь про великих путешественников Костю Борисова и Павлика Киле. Потому что люди, которые собираются у «Сельпо», обычно все знают. Дед Антип взял бачок для бензина и пошел вдоль берега, мимо катеров, барж и перевернутых лодок. Он решил навестить своего дружка-приятеля Егорыча и занять у него горючего для мотора.

Никита остался сторожить лодку. Он сидел и смотрел, как на середине реки мальчик и девочка рыбачат прямо с лодки. Лодка у них, наверное, стояла на якоре. Клевало у ребят хорошо. То один, то другой дергал удочку и снимал с нее каких-то рыбин. Вдруг мальчик приподнялся и принялся вытягивать заброшенную к другому берегу закидушку. Девочка вскочила и схватила сачок. Оба они склонились над кормой, и вот девочка завизжала и вытянула из воды сачок с большой белой рыбиной.

— Сазан! — звонко, на всю округу сообщила она.

Мальчик вытянул за веревку камень, который вместо якоря держал лодку на месте, и сел за весла, как будто именно этого сазана они и собирались поймать, а теперь, раз дело сделано, можно возвращаться домой.

Лодка причалила неподалеку от Никиты, и он разглядел, что оба удачливых рыбака — девочки, только одна, что повыше ростом, была в кепке и шароварах. Рыболовы уложили карасей в сетку, а сазана понесли в сачке. При этом они ни разу не взглянули на Никиту, как будто каждый день видели известных пионерских общественников и горнистов.

Никитка слез с моторки и стал швырять камушки в воду. Сначала он бросал «на рекорд» — кто забросит дальше. Так они состязались иногда с Костей Борисовым. Но так как сейчас Никита соревновался сам с собой, то он же и вышел победителем. Потом Никита принялся «печь блины» —. бросать так, чтобы камушки отскакивали от воды. Дело это не простое, не всякому дается, и Никита больше трех «блинов» испечь не смог.

Вот уже наступил и вечер, через огороды в деревне переругивались собаки, а никто из взрослых не подходил. Зато подошли две коровы. Одна из них напилась и улеглась на песочке. Вторая, хлебнув воды, уставилась на Никиту и начала что-то жевать.

Горнист Никита — человек городской и до этого вечера, никаких дел с коровами не имел. Сначала он с любопытством смотрел на корову и гадал, где же она достала жевательную резинку, а та, не переставая жевать, смотрела на него. Потом Никита замахнулся на корову горном, та мотнула головой и опять уставилась на мальчишку. Никите это не понравилось, он пересел подальше, а корова не сводила с него глаз и жевала. Тогда Никита закричал:

— Пошла! Иди отсюда!

Корова шлепнула хвостом по спине и продолжала жевать и разглядывать печальными глазами Никиту. Обеспокоенный Никита решил затрубить в горн, может быть, услышат Семен Петрович или Май Петрович и придут на помощь.

Как только Никита, набрав побольше воздуху, затрубил, корова взбрыкнула задними ногами, задрала хвост и кинулась вверх по дороге; за ней легкой рысцой пустилась ее подруга, до этого нежившаяся на песке. Отважный горнист успокоился, а вскоре вернулись физкультурник и врач.

Никто из краснокуровских жителей никакого плота на реке не видел, и никакие чужие мальчишки в течение дня в деревне не появлялись. На всякий случай председатель Краснокуровского сельсовета позвонил в деревни и леспромхозы вниз и вверх по реке и сообщил о пропавших пионерах. С Семеном Петровичем он договорился, что, если к утру ребята не вернутся в лагерь, он поможет в поисках. Пионеры пойдут по одному берегу Морошки, а охотники из Краснокуровки — по другому.