– Бери лодку, так поищем…

Начальник спасательной станции относится к моему предложению скептически: дескать, видали мы тут всяких умников. Однако под напором господ чиновников быстро сдается и сам везет нас на лодке к заводи.

Подходим к устью заливчика шириной метров сорок.

– На входе проверяли, – говорит Фурцев. – Ничего нет. И дно здесь довольно противное – илистое.

Лодка плавно заходит в пролив.

– Тормозни-ка, – прошу начальника и выдергиваю у него изо рта тлеющую сигарету: – Извини, брат, здесь не курят.

Кинув бычок в воду, внимательно наблюдаю за его поведением…

– Готов? – оглядываюсь на Игоря.

– Так точно, – отвечает он по-военному. – Откуда начнем прочесывать?

– А чего тут прочесывать? Небольшой хвост, отделяясь от основного течения, заходит на полсотни метров в глубь заводи и, ослабевая, закручивается в этом месте. Видишь, нашу лодку разворачивает, но не сносит?

– Верно.

– Ищи здесь, а я пройдусь до входа в заводь.

Надев ласты и маски, мы, как в старые добрые времена, опрокидываемся в воду…

Я не молод – мне тридцать шесть. Тем не менее мне удается выдерживать тяжелейшие психофизические нагрузки боевого пловца или подводного спецназовца – кому как привычнее. Если бы я служил в рядах американских «тюленей», выполняя задачи «Нэйви спешиал», то годика три назад был бы торжественно списан на берег и все это время попивал бы вискарик под воспоминания былых подвигов и приключений. В лучшем случае остался бы при деле с нашивками советника или инструктора центра подготовки коммандос, школы боевых пловцов или рукопашного боя. У них ведь за океаном все по науке, а у нас решения зависят от настроения очередного начальника-самодура.

Моя карьера стартовала в те далекие времена, когда брикет настоящего пломбира стоил двадцать копеек, чиновники ездили без мигалок, а простой народ верил Первому каналу. Мне постоянно везло: я рос здоровым ребенком и бесплатно учился в сильной школе; рядом с домом открылся общедоступный бассейн, и меня без проблем приняли в секцию подводного плавания. Три раза в неделю мама приводила меня туда за ручку и безбоязненно сдавала под опеку тренеру – добродушному здоровяку Вениамину Васильевичу, так и оставшемуся на всю жизнь непререкаемым и самым большим авторитетом. С ним мне тоже здорово повезло.

Позже, повзрослев, окрепнув и кое-чему научившись, я уговорил его взять меня с собой к теплому морю, где к привычному снаряжению добавилась диковинная штука – акваланг. С тех пор я заболел морем и стал постоянным спутником Вениамина Васильевича в глубоководном дайвинге. Так легкое увлечение, навязанное мамой, со временем превратилось в серьезную спортивную карьеру: я начал показывать неплохие результаты, пришли победы на различных чемпионатах и кубках.

К семнадцати годам я успел выиграть несколько серьезных чемпионатов в России и дважды занять призовые места на Европе.

Никто мне об этом не говорил, но, вероятно, на спортивных соревнованиях меня и приметили кадровики из Комитета госбезопасности. Аккурат к окончанию средней школы меня вызвали в Управление КГБ и предложили зачисление без вступительных экзаменов в Питерское высшее военно-морское училище. Долго я не раздумывал и вскоре уже примерял курсантскую форму. Затем в течение двух лет постигал азы военной службы с практикой на кораблях и подводных лодках.

КГБ тем временем реформировался и менял вывеску: КГБ РСФСР, АФБ, МБ, ФСК… К моменту моего перевода из военно-морского училища в закрытую школу боевых пловцов подоспел Закон «Об органах Федеральной службы безопасности Российской Федерации», на основании которого ФСБ становилась правопреемницей ФСК. Минули еще два года; сдав последние экзамены, я получил диплом с лейтенантскими погонами и был направлен стажером в недавно созданный «Фрегат-22».

Таким вот незатейливым образом спорт и обычное хобби переросли в дело всей моей дальнейшей жизни.

Видимость на самом деле отвратительная. Взвесь и мелкая органика, которую в изобилии несет теплая волжская вода, не позволяет рассмотреть детали далее пяти-шести метров.

Обшарив зигзагами приличную площадь, я появляюсь на поверхности, дабы отдышаться и прочистить легкие.

– Ну как? – не без сарказма интересуется начальник станции.

– Пусто.

– Оно и понятно, – подпаливает он очередную цигарку.

На втором заходе, пробыв под водой не более минуты, натыкаюсь на несчастного паренька. Тело покоится недалеко от берега: ноги под притопленной корягой, сам парит в нескольких сантиметрах от илистого дна; длинные волосы колышутся плавным течением… Много я повидал смерти под водой – вроде и душа в этом смысле загрубела, а за пацана становится чертовски обидно: ну как же так, почему ж ты не выплыл? Ему лет шестнадцать-семнадцать – вся жизнь была впереди, а оно вон как обернулось.

Бережно подхватив тело, плыву вверх, в направлении лодки. Втроем аккуратно поднимаем утопленника на борт и в печальной тишине правим к пристани…

Спустя минут пять дядька в наглаженных брюках и сорочке с короткими рукавами стоит на коленях над погибшим сыном. Сгорбившись, он гладит его мокрые волосы, молчит; только изредка вздрагивают плечи, а по щекам текут слезы.

В этот трагичный миг мне по-человечески жаль обоих: и сына, и отца…

– Спасибо вам, – раздается сзади незнакомый голос.

Оборачиваюсь. Рядом с начальником станции и Фурцевым стоит еще один «белый воротничок».

– Чего уж, – пожимаю плечами, – помочь в беде – святое дело.

– Ну, а мы могли бы вам чем-нибудь помочь? – спрашивает тот на полном серьезе.

Вначале хотелось отмахнуться. Но вдруг подумалось: а почему бы нет?

– Нам с Фурцевым нужно срочно выехать в Ростов-на-Дону. Не могли бы достать билеты на поезд?

– Нет ничего проще, – говорит чиновник и вынимает сотовый телефон.

США, Лос-Анджелес

1994 год

Весь последний год Аронофски предчувствовал большую беду.

Он действительно имел дар предвидения или что-то похожее на это волшебное свойство. Множество раз, принуждая членов банды совершать непонятные, необъяснимые поступки, он тем самым спасал их от верной гибели. Уже много лет никому из подельников не приходило в голову сомневаться, если Зак, обдумывая очередную вылазку, внезапно предлагал нестандартное или совсем необычное решение. Никто не спорил, если он неожиданно отменял назначенный и хорошо подготовленный налет. Все знали: раз главарь приказывает поступить именно так – значит, другие варианты не подходят.

Впервые Аронофски обратил внимание на Фрэнка Райдера около года назад. Высокий парнишка с типичной американской внешностью изредка появлялся в небольшом казино под названием «Мираж», подсаживался к столу с рулеткой и делал довольно скромные ставки. Зак и сам иногда засиживался в неброском заведении, ютившемся между Лонг-Бич и морским портом, – здешняя обслуга всем улыбалась одинаково, документами и происхождением баксов не интересовалась и была рада каждому клиенту.

Парень вел себя спокойно, не рисковал, много не пил. Наиграв за час-полтора невысокую стопку разноцветных фишек, он испарялся и не появлялся в казино до будущей недели.

«Интересно, – подумалось Заку, – уж не зарабатывает ли он таким образом на жизнь?»

Повстречав незнакомца в следующий раз, он внимательно присмотрелся к его поведению и… вскоре вычислил систему, носившую среди знатоков название «Мартингейл». Мальчишка делал ставку десятидолларовой фишкой на красное и если проигрывал, то удваивал ставку и снова ставил на красное… Сие насилие над красным полем происходило до тех пор, пока не выпадал выигрыш. После этого он менял цвет на черный и снова ставил фишку ценой в десять долларов. Заработав таким нехитрым образом смехотворные полторы сотни баксов, молодой человек покидал насиженное местечко. Заинтересовавшись игроком, Аронофски бросил крупье пару фишек и осторожно направился следом за парнем…