— Раз вы не хотите составить мне компанию, — улыбнулся он, — тогда я тоже захвачу свой ленч на работу.

В палатку заглядывали и другие сотрудники, но никто не задерживался надолго. Паркер дошел с Кристианой до школы.

— Увидимся позже, — вежливо сказал он, прежде чем направиться по своим делам.

С точки зрения Кристианы, Паркер просто любезно проводил ее, но Урсула усмотрела в его поведении более личный мотив.

— Первое свидание? — поддразнила она.

— Да нет. Просто ему одиноко тут без друзей.

— Мне кажется, здесь нечто большее. — Урсула находила молодого американца весьма привлекательным и видела, что он явно заинтересовался Кристианой, прилагая заметные усилия, чтобы оказаться в ее обществе.

— У меня для этого нет ни времени, ни желания, — твердо сказала Кристиана. — И потом, таковы все американцы. Они дружелюбны по натуре. Могу побиться об заклад, что, несмотря на все ваши домыслы, его меньше всего интересуют романы. Как и все мы, он приехал сюда работать.

— Это не значит, что мы не можем позволить себе немного радости, — улыбнулась Урсула.

Она не видела ничего дурного в том, чтобы встречаться с мужчинами, просто в лагере не нашлось никого подходящего для нее. Паркер был первым, кто привлек внимание Урсулы, но она считала, что он слишком молод. Из документов следовало, что ему тридцать два года. Он был ровесником Сэмюела и Макса, которых она отвергла по той же причине. Урсуле было сорок два. Впрочем, дело было не только в возрасте. Урсула чувствовала, что Паркер заинтересовался Кристианой. Она видела, как он украдкой поглядывает на нее за обедом, хотя Кристиана, похоже, этого не замечала. Ее голова была занята работой. Всегда вежливая и сдержанная, особенно с мужчинами, она была постоянно настороже, словно боялась сказать что-нибудь лишнее. С женщинами она держалась гораздо более непринужденно и откровенно.

— По-моему, он влюбился в тебя, — сказала Урсула, но Кристиана решительно покачала головой.

— Чепуха! — заявила она, возвращаясь к работе.

Но Урсула осталась при своем мнении. Спустя несколько дней она даже поделилась своими подозрениями с Фионой, поскольку Паркер продолжал использовать любую возможность, чтобы пообщаться с Кристианой. Ему постоянно нужно было что-то спросить у нее, что-то рассказать или позаимствовать. Следуя ее примеру, он стал раздавать своим пациентам ручки, чем быстро завоевал их симпатию. Он допоздна засиживался над записями, которые вел для своей научной работы. Возвращаясь под утро после приема родов в близлежащих деревнях, Фиона часто видела свет в той части палатки, где жил Паркер. Заслышав ее шаги, он иногда выходил, чтобы поздороваться и перекинуться несколькими словами, даже если было три или четыре часа утра. И что удивительно, на следующий день он неизменно выглядел отдохнувшим и пребывал в отличном настроении.

Он часто приглашал Кристиану прогуляться после рабочего дня, на что она охотно соглашалась. Вместе они разведали новые тропинки и еще не исследованные территории. Оказалось, что они оба влюблены в Африку, в ее народ и атмосферу. Обоих воодушевляла возможность внести свой вклад в улучшение жизни людей, которые были неизменно добры и приветливы к ним и отчаянно нуждались в помощи.

— У меня такое чувство, будто моя жизнь наконец-то обрела смысл, — призналась однажды Кристиана, когда они присели на то бревно, где однажды на них с Лорой чуть не свалилась змея. Близился апрель, и Лора готовилась к отъезду. Она активно переписывалась с Антуаном и предвкушала встречу с ним в Женеве в июне. — Я никогда не испытывала ничего подобного, — продолжала Кристиана. — Мне всегда казалось, что я напрасно трачу время, не делаю ничего полезного... до той ночи в России... и после приезда сюда.

— Ты слишком строга к себе, Крики, — возразил Паркер. — Ты же только что окончила колледж. В твоем возрасте никто еще не перевернул мир и не излечил все недуги. Я почти на десять лет старше и то только начинаю. Помогать людям — это дело целой жизни, и ты, на мой взгляд, отлично стартовала. Надеюсь, в Лихтенштейне найдется занятие, подобное тому, что ты делаешь здесь? — поинтересовался он, хотя оба знали, что вряд ли они еще попадут в условия, похожие на здешние.

Кристиана горько усмехнулась, на мгновение забыв, что Паркер не знает, кто она такая. Разговаривать с ним было легко, как с братом, пусть даже он и не был им.

— Шутишь? Дома я только перерезаю ленточки и хожу на приемы с отцом. До приезда сюда я вела абсолютно бессмысленное существование. Оно сводило меня с ума! — раздраженно бросила она, испытывая привычную досаду от одной только мысли о своем времяпрепровождении дома.

— Ленточки? — озадаченно спросил Паркер. Определенно проблемы принцесс, перерезающих ленточки при открытии больниц и детских приютов, были для него непостижимы. — Твой отец занимается производством лент? А я думал, он политик или что-то в этом роде.

Кристиана невольно расхохоталась, хотя ей в общем-то было не до смеха.

— Извини... я, кажется, говорю глупости. Не обращай внимания. Просто по просьбе отца я иногда участвую в церемониях... ну, таких как открытие магазинов. Когда отец очень занят, он посылает меня вместо себя. Это по части общественных отношений. Что же касается политики, то это гораздо сложнее объяснить. — Она замолчала, спохватившись, что чуть не проболталась.

— Мне это не кажется забавным, — сочувственно произнес Паркер. Он испытывал примерно такие же чувства, когда речь заходила о том, чтобы заняться медицинской практикой в Сан-Франциско вместе с отцом, в то время как ему гораздо больше нравилась исследовательская работа в Гарварде и то, чем он занимался сейчас в Африке.

— Я и не говорю, что это забавно, — грустно заметила Кристиана, размышляя о своем отце и упорядоченной жизни, которую она вела в Вадуце.

Накануне она разговаривала с отцом по телефону. В марте, как и предполагалось, Фредди наконец вернулся домой и, судя по рассказам отца, уже ощущал тягу к перемене мест. Он поселился в венском дворце, устраивал там вечеринки и утверждал, что сойдет с ума, если ему придется жить в Вадуце. Кристиана подозревала, что, получив власть, Фредди перенесет княжеский двор назад, в Вену, где он и находился на протяжении нескольких поколений. Венская резиденция была более роскошной, и Фредди великолепно проводил там время. Правда, в качестве князя Лихтенштейна ему пришлось бы вести себя куда более серьезно и ответственно, чем он привык.

— О чем ты сейчас думала? — спросил Паркер, наблюдавший за Кристианой.

— О своем брате. Временами он бывает совершенно невыносим и очень огорчает отца. Я люблю его, но он безответственный человек. Он недавно вернулся из Китая и теперь обосновался в Вене, развлекаясь и устраивая вечеринки. Мы все беспокоимся за него. Он просто отказывается взрослеть. На данном этапе это не имеет особого значения, но если он и в дальнейшем не изменится, будет просто ужасно. — Она чуть не сказала «для нашей страны», но вовремя одумалась.

— Значит, поэтому ты считаешь, что обязана вернуться домой и помогать отцу в его бизнесе? А что, если ты не вернешься и откажешься тянуть лямку за брата? Вполне возможно, что это заставит его остепениться и заняться делом. — У Паркера не было причин сомневаться в словах Кристианы, но ситуация казалась ему неправдоподобной. Его собственный брат прекрасно учился, стал известным врачом и обзавелся женой и тремя детьми.

— Ты не знаешь моего брата. — Кристиана грустно улыбнулась. — Сомневаюсь, что он когда-нибудь остепенится. Мне было всего пять лет, когда умерла мама, а ему пятнадцать. Думаю, ее смерть нанесла ему душевную травму, от которой он так и не оправился. Он боится привязаться к чему-либо и просто отказывается быть серьезным.

— Мне тоже было пятнадцать, когда не стало мамы. И для отца, и для нас с братом это было ужасным ударом, так что, возможно, ты права. Мой брат немного побуйствовал, но потом увлекся учебой. Однако некоторым людям требуется больше времени, чтобы повзрослеть, и твой брат, видимо, один из них. И все же я не понимаю, почему ты должна жертвовать своей жизнью ради него.